class="p1">Я кивнула и, приняв воинственную позу, сложив руки на груди, старалась всем своим видом показать, что разговор закончен.
— Сорян… я прост…. в мужском коллективе работаю… у нас по-другому не разговаривают, — принялся оправдываться Макс, чем несказанно меня удивил.
— Тут только женщина... и ребенок, — ткнув пальцем в Фильку, напомнила, где он находится.
— Ну да… — вздохнул Макс и, протопав до кровати, растянулся на ней, заграбастав котенка, уложил на своем животе. — А ты его бросила. Одного. Такого маленького, — принялся укорять и стыдить меня Макс.
— Ничего, вы теперь оба к лотку приучены и миски свои без моей помощи находите.
— А где ты была? С Валеркой своим встречалась? — вновь зарычал Медвежаец.
— С Валеркой, — киваю я, с интересом разглядывая злющее лицо Максима. Неужели ревнует?
— Я его предупреждал. Пиз… то есть… заказывай катафалк своему ухажеру, и платье тебе завтра черное купим и этот… как его... на голове который?
— Рога? — невинно хлопая глазками, подсказываю я.
— Только попробуй, Котеночек, я запрещаю! — снова закипел Макс, не замечая, что интенсивно гладит Фильку против шерсти, за что и был тут же укушен и расцарапан. Максим от неожиданности спрыгнул с кровати, отходя от воинственного кошака на безопасное расстояние.
— Дыбом шерсть, хвост трубой, — прокомментировал Максим, глядя на агрессивно скачущего по кровати котенка.
— Спокойной ночи, Максим, — недвусмысленно указывая на дверь, поторопила его на выход.
— На следующие выходные мы едем к моей бабушке. Загранку и визу я тебе сделаю, дай свой паспорт.
— А где она живет?
— В Лидо Ди Езоло.
Где это, я не знаю, но спрашивать не стала, потом загуглю. Достав свой паспорт, протянула его Максиму. Он опять подошел близко, захватив мою руку, не торопился забрать документ.
— Тебе не идут женские духи, Макс. Ты бы помылся после своих женщин.
Я ожидала всего что угодно, но только не пса на таможне, который принялся обнюхивать меня и, закончив с досмотром, прошептал:
— А от тебя пахнет персиками. Купим завтра?
— Сегодня. Уже два часа ночи, — почему-то тоже шепотом ответила я.
— Dormi bene, piccolina, — что-то сказал Макс и, наконец забрав паспорт, ушел.
Вот мучайся теперь в догадках, что он там пробормотал, может, решил выражаться теперь не по-русски? Чтобы уберечь свою моську смазливую от наказаний.
Утром, еще не открыв глаза, почувствовала его запах, но самого Медвежайца в комнате не было. Я уж было решила, что мне померещилось, но увидела примятую соседнюю подушку, которую я точно поправляла ночью. Еще одна ищейка, усмехнулась я, уткнувшись в нее носом. Наверное, приходил рано утром, перед своей пробежкой, и валялся рядом зачем-то.
— Екатерина, завтрак готов! Прошу вас быстрее просыпаться и отведать блюда от худшего повара седьмой квартиры, — слышу голос Макса прямо за спиной, подкрался, как обычно, бесшумно.
— Ты мне завтрак приготовил? — повернувшись к нему, уточняю и опять теряю нить разговора, обнаруживая Макса с обнаженным торсом, в одних домашних брюках, развалившегося на моей кровати с кружкой кофе.
— Нет. Филька.
— Что Филька? — бормочу я, пытаясь на него не смотреть.
— Ясно. Не проснулась еще. Буду будить, — предупредил Макс и, отставив кружку на тумбочку, протянул ко мне лапы, намереваясь щекотать меня.
Схватив подушку, накрыла его голову, все-таки рассмеявшись от добравшихся до меня пальцев.
— Ах, так! Ну, погоди, Пигалица! — оглушил радостным воплем Макс и схватил вторую подушку, вскакивая вслед за мной на кровати.
Да я чемпион по подушечным боям! В детдоме со мной боялись связываться! Уворачиваюсь от мягкого оружия и наношу противнику двойной удар: подушкой в грудь и ногой под колено, роняя его на лопатки. Фаталити, пацан! Радуюсь я, но недолго. Макс дергает меня за ноги, роняя рядом, и тянется за подушкой в моих руках, надеясь лишить меня оружия.
Но его победная улыбка пропадает, едва он хватая запястья, прижимает меня к кровати своим телом. И мне тоже уже не до веселья. От жара обнаженного торса, пронзительного взгляда и мятно-кофейного дыхания, рвано вырывающегося из приоткрытых губ в преступной близости от моих.
Не могу понять, что происходит. Она мне совсем неинтересна. Ужасная фигура жертвы концлагеря в дурацкой детской пижаме. Ни задницы, не сисек, одни мослы неприятно тычутся, как стойки на старом силовом тренажере в нашей качалке, после которого гематомы были на спине. Но какого хрена меня так тянет на это дно потяжелевший якорь в... блядь, даже трусы не напялил, как вставать с этим стояком в тонких брюках?
Опять ее взгляд сбивает с толку. Обволакивающий и задевающий все то истинное, запрятанное за железными амбарными замками. Пугливый олененок Бемби с самым чистым и наивным взглядом. Явно хочет продолжения, опуская взор на мои губы. Э, нет, пигалица, Макс Аристов не для таких, как ты. В глазах напротив уже сомнения сменяются туманом, и я опускаюсь к манящим губам, но вместо поцелуя всасываю и прикусываю ее нижнюю губу, достаточно ощутимо и совсем не ласково. Да, детка, я хуже всех, кого тебе не повезло встретить в своей жизни. Завязывай так смотреть. И позволяю себе напоследок немного лишнего, сдвигая ее бедро, вжимаюсь в ее промежность
— С-су-у-ука-а, — со злостью хриплю ей в лицо, потому что она делает со мной, то чего я не хочу испытывать. — Пигалица, если ты будешь продолжать строить мне глазки, я тебя трахну разочек, несмотря на твою ущербность
— Ты… ты… Сволочь! — находит для меня название Катя, пытаясь оттолкнуть свободной рукой.
В глазах Катюши моментально разгорается злость, она начинает извиваться подо мной, не понимая, что этим только усугубляет мое желание отжарить ее до полного изнеможения. Приходиться прилагать просто космические усилия и позволить ей оттолкнуть меня. Намеренно гадко улыбаясь и подмигивая, ухожу в ванную. Минут пять таращусь в зеркало, уничтожая вырвавшийся кусок души в глубине глаз. И, не успев включить воду, слышу визг Катюшки на кухне. Нашла Филькин подарок. Чего так пищать, мышь же дохлая? Филька ее, видимо, придушил, но жрать не стал. Угостил нас, заботливый говнюк. Первый этаж, супермаркет с торца, конечно, мыши тут вольготно себя чувствуют, необязательно так орать.
В душе торчу как можно дольше под прохладной водой. Не заморачиваясь, вышел, обернувшись только полотенцем, в квартире была уже звенящая тишина. Бродя по пустым
