сели в машину.
Она сидит, уставившись в окно, смотрит на вечер, на город в снегу и гирляндах.
Я тоже молчу, не говорю, что она сама хотела, за голову меня хватала и вжимала мое лицо между ног, и кричала, когда я рот открывал и вел языком по клитору.
Я ох*ел, просто с ума сошел от ее языка на члене, в том ЗАГСе, я так быстро кончил, словно за мной гнались гиены.
Я сегодня вернул долг.
И моему должнику все понравилось, Алина хочет еще – я вижу.
И мы продолжим.
— Сиди здесь, – сказал и припарковался у хозяйственного магазина.
Не верю, что усидит, не сбежит, и в машине ее запер. В магазине расплатился за черный прорезиненный чехол для лодки и утрамбовал его в багажник.
Поехали обратно.
Всю дорогу молчали.
И тут перед домом она сказала:
— Игната ты убил получается?
Получается?
Усмехнулся на ее ровный голос и попытки сдержать страх за дурацким вопросом.
— Да, Алина, – сказал и остановил машину во дворе, в ряду парковки. — Выходи.
Она вышла, я вытащил купленный мешок для лодки.
Убийство для меня – это повод. Без повода я не бью, даже руками.
Есть Руслан Коваль, которого я завалил бы, не задумываясь, сразу, чтобы враги лицо в лицо.
Но я выбрал стать его другом.
Полудружба, вместе, пока не прижмет, всё, как он верит. Всё, как верю я. Я бы всадил папин нож ему в сердце, давно, как только он начал мне доверять.
Но его дочь...
Мои карты спутаны.
— Стой здесь, – приказал Алине у подъезда и взбежал по ступеням наверх.
Уложил Игната в чехол от лодки. Затер кровь тряпкой и сунул ее туда же, закрыл молнию. Закинул чехол на плечо и спустился вниз.
— Это я была виновата, – на крыльце налетела на меня Алина, и я уронил чехол на бетонный пол. — Он же меня пытался... – она задохнулась и выговорила, — можно было его просто помучить, попытать.
Поднял чехол и понес его к машине, сунул в багажник и хлопнул крышкой у Алины перед носом.
— Иди в дом, – толкнул ей ключи. — Кого ты жалеешь, Алина? Он бы трахнул тебя. И убил.
Сел за руль, и перед глазами серость. Двинул дальше по черно-грязному снегу. Посмотрел в зеркало – и она побежала и в багажник уперлась ладошками, я газану и в снег ее сброшу – понимаю и не хочу.
Останавливаюсь.
Она распахнула мою дверь, и залезла на колени ко мне, как ребенок, которого я учу водить. Алина поерзала на мне, вздохнула, и хлопнула дверью.
— Поехали, – заявила.
— Алина, – обнял ее за талию, прижал к себе, — я труп везу в багажнике.
— Я знаю, – мы тронулись, машину ведет она, и я не понимаю, как так случилось, как я ей поддался. Я за рулем, и она у меня на коленях.
Назвал ей адрес.
— Это речка? – она вздрогнула.
— Да.
Я убил его – потому, что он тронул ее. Она – это мое. Я так хочу. Это все просто. Только я. Всегда был и всегда буду.
Алина свернула к речке, к черной глади, и вдали засветился берег – там санаторий, там их куча, огни горят, это здесь можно выкинуть неугодных.
— Ты его здесь хочешь оставить? – спросила она, когда я вывалил из багажника мешок и потащил к воде.
Ткань зашуршала по берегу, по траве и камням – я это только услышал. Затащил свой мешок в заросли камышей – там его не найдут несколько месяцев точно.
Вернулся к машине.
Алина топчется по песку и пытается раскурить сигарету, не получается, и я ее вырываю у нее из рук.
— Поехали, – открыл дверь.
Она забралась в машину, я сел за руль.
Мне хочется ей сказать. Что я не злой, просто так вышло. За нее я убью. Любого. Так вышло.
Я врезался в нее по уши.
В ту первую встречу, я втрескался, и не будет других
— Куда ты дел Марка?
Спросила она, и я напрягся, какого хрена.
Добавил скорость, повернулся на нее:
— Я хочу тебя.
— Где Марк? – уперлась она, отвернулась.
И я признался.
— Марка больше не будет, Алина, – свернул во дворы, что ведут к салону ее отца. Выдохнул. — Нет Марка. И нет других. Никого нет в живых, Алина, – повернулся на нее. и сказал впервые честно, впервые в жизни: – Ты не будешь ни с кем, кроме меня. Только я. Поняла?
Она кивнула.
Я на нее посмотрел, и она на меня.
Пристально.
И когда мы подъехали, выскочила из машины, и побежала в салон отца.
ДЕМЬЯН
Я увидел ее впервые три года назад.
Голую.
Она совсем малолетка была, из душа выскочила в одних тонких трусиках, и я знал, что у Коваля есть две дочери, но к такому зрелищу был не готов.
Любовь с первого взгляда или мгновенный выстрел, когда сердце перестает биться – это одно и то же. Меня ударило тогда, ее запахом, чистым, ее красотой. Похоть и порок, желание – те грехи человека, те чувства, которые я не взял в расчет.
Три года я убивал.
Просто потому, что к ней посмели подойти.
И лишь теперь принял – хочу ее себе, насовсем, не смотреть, а трогать, целовать и слушать ее стоны, ее тело сжимать, в руках сдавливать.
— Коваль, я хочу твою дочь
Я это сказал. И это честно.
Алину я бросил в салоне только потому, что мне еб*чее благословение нужно было от ее отца.
Я его не получил.
— Что такое? – ответил он. — Хотеть мою дочь.
Коваль поднялся из кресла, как царь. Затушил сигару в прозрачной пепельнице. Подошел к бару, налил два стакана виски, второй протянул мне.
Он по кабинету расхаживает, как по орбите в космосе, с таким довольством и уверенностью, что ему принадлежит мир.
— Давай выпьем за наше сотрудничество, Демьян, – он улыбнулся, щербато. — Мне нравится с тобой работать. Ты ценный кадр, как говорится, — он хмыкнул. — И я ценю.
— Отдай мне дочь, – повторил. Прямо в глаза посмотрел, своему врагу.
Дети о подарках от деда мороза мечтают, я тоже так делал, но жизнь банально и тупо
