Замок на входной двери поддался легко и сразу, словно почувствовав руку хозяйки. Настя вошла в прихожую.
Мысленно она уже готова была к тому, что ее здесь ждут. Даже заранее решила, что будет делать, если на пороге ее встретят люди Сергеича: отвлечет их внимание и выпрыгнет в окно. Десятый этаж – достаточно для того, чтобы смерть наступила мгновенно.
Но ее никто не встречал. Настя почувствовала разочарование: что делать, как дальше жить, если не придется покончить с собой, она не знала. Конечно, можно сделать все без помощи посторонних: подойти, открыть окно. Только что-то мешало, наверное, не хватало решимости. Настя прошла в спальню. Она старалась не разглядывать квартиру (все напоминало здесь о Николае), но взгляд то и дело упирался в свидетельства прежнего счастья. Безделушки, книги, кассеты с фильмами. Незаправленная постель, раскрытый шкаф. Из той, прежней жизни, когда Насте не нужно было принимать самой решения, не приходилось нести ответственность и страдать. На полу лежала большая спортивная сумка с вещами: та самая, которую собирал Николай перед их отъездом. Настя присела перед ней на корточки и расстегнула «молнию». Ее вещи лежали в том же порядке, в каком положил их туда он. За три месяца для них ничего не изменилось, а вот человека больше нет. И сама она стала другим, неясным пока, существом. Прежняя жизнь бесследно испарилась, канула в Лету. Остались болезненные воспоминания и тянущее ощущение пустоты.
Чтобы чем-то себя занять, Настя молча обошла квартиру, убедилась, что все осталось на своих местах, и направилась к книжным полкам. Практически не соображая, что делает, она начала снимать с них книги и складывать стопками на полу. Нужно, наверное, решить, как их перевозить: перевязать стопки шпагатом или раздобыть картонные коробки. Безразличная мысль лениво ворочалась в голове, пока Настя не вздрогнула от резкого, пронзительного звука. Сначала она даже не поняла, что это дребезжит, и только спустя несколько секунд девушке стало ясно, что звонит телефон. Она подошла к аппарату и сняла трубку. С запоздалым ужасом поняла, что звонить может только Сергей Сергеевич – Николай умер, родители ее не ждут, да и не стали бы унижаться звонком к «неблагодарной дочери». Настя прижала трубку к щеке и испуганно молчала, стараясь даже не дышать.
– Алло! Алло! Настенька? – трубка ожила мелодичным женским голосом.
– Да, – осторожно ответила она.
– Слава богу, я вас застала! – голос в трубке превратился в сплошную улыбку.
– Мария Степановна! – Настя обрадовалась так, что сердце чуть не выскочило из груди от радости, чего с ним давно уже не случалось.
– Собственной персоной, – научный руководитель Насти чуть заметно картавила, и оттого ее речь всегда звучала ласково и мягко. Настя слушала ее сейчас, как музыку. – Куда же вы, деточка моя, пропали? Могли бы предупредить. Целую неделю звоню – не могу дозвониться. Сейчас вот решила: наберу в последний раз, и все.
– Извините, – Настя не знала, как объяснить почтенной даме свое исчезновение. – Извините, меня не было в Москве. Предупредить не успела.
– Ну и бог с ним, – Мария Степановна просто не умела ни на кого всерьез сердиться. И Настя всегда была ей за это несказанно благодарна. – Лето все-таки, дело молодое, – сама она весело оправдала свою аспирантку и тут же стала серьезной: – Настенька, срочно подъезжайте на кафедру! Через десять дней в Сорбонне научная конференция, мы же с весны собирались. Вы что, забыли?!
– Ой, – Настя с трудом воспринимала смысл сказанных собеседницей слов: таким далеким все это казалось. Кафедра, конференция.
– Память девичья, – пожурила Мария Степановна.
– Простите меня.
– Только авиабилет, – голос ее сразу сник и потускнел – как всегда во время стыдного и вынужденного разговора о деньгах, – придется самим оплатить.
– Не волнуйтесь, – Настя не ожидала, что спасение придет к ней так скоро: значит, все-таки бог есть. А она-то совсем об этой конференции забыла. Не помнила даже, какой нужно готовить доклад. Или они это не обсуждали? – А какая у нас тема?
– Э-э, м-м, минутку. Вот: «Шарль Бодлер в контексте международных эстетических взаимодействий». – Настя не смогла удержать болезненного вздоха, услышав имя поэта. Мария Степановна поняла ее реакцию по-своему: – Деточка моя, понимаю. Бодлер для нас с вами не нов. Может, даже уже и наскучил. Но, поверьте, в его творчестве найдется еще множество граней – стоит только посмотреть с неожиданной стороны.
– Как? – Настя изо всех сил старалась подавить в себе боль от свежих, саднящих воспоминаний.
– Например, – Мария Степановна говорила загадочным голосом фокусника, который готовится извлечь кролика из черного цилиндра, – влияние Шарля Бодлера на творчество английского поэта Олджернона Чарльза Суинберна. Вы же его читали?
– Конечно, – Настя вяло улыбнулась. Господи, о чем она говорит? Какое имеют в этой жизни значение поэты, влияния, «эстетические взаимодействия». Законы существования человеческих джунглей, где каждый стремится завладеть лучшим куском, получить власть и поработить себе подобных, – вот эссенция жизненных реалий.
– Полагаю, это будет неожиданный ход. Суинберна у нас принято игнорировать, а напрасно! Успеете подготовить доклад?
– Успею, – Настя на секунду испугалась, что в ее голосе прозвучала полная отрешенность и Мария Степановна может обидеться.
– Вот и замечательно! – Научный руководитель на недостаток эмоций внимания не обратила – ее собственной научной энергии и мыслей о предстоящей работе с запасом хватало на двоих. – Жду вас на кафедре через два часа. Сейчас половина второго, то есть в пятнадцать тридцать. Не забудьте загранпаспорт и цветные фотографии на визу.
– Мария Степановна… – Настя замолчала.
– Да? – снова улыбнулся голос в трубке.
– Мария Степановна, спасибо вам! – Настя старалась скрыть то, что в горле у нее застрял огромный ком неожиданных слез благодарности. – Спасибо, что дозвонились.
– Ну, вы же знаете, – голос прозвучал весело и игриво, – я – девушка настырная. – И она засмеялась своей шутке. А Настя, сама не понимая, как это может быть, засмеялась с ней вместе.
Она положила трубку на рычаг, когда в ней уже послышались короткие гудки, и тут же подняла ее снова: нужно было все-таки позвонить родителям, сказать, что она вернулась, что рассталась с Николаем – рассказать правду никогда не повернется язык – и теперь собирается ехать на конференцию во Францию. Как планировала еще весной. Может, удастся убедить их в том, что скоро все изменится, что она возьмется за ум и сумеет, несмотря ни на что, зарабатывать на жизнь сама – не нужно им будет ее содержать. До защиты, конечно, еще далеко, да и не самое это главное. Сейчас нужно попытаться закрепиться во Франции. Ассистентом, помощником на кафедре, няней, официанткой – кем угодно, лишь бы подальше от Москвы и чтобы хватало на хлеб. Да, мама всегда готовила ее только к семейной жизни, считала, что женщина должна удачно выйти замуж, а уж все остальное приложится, но ведь можно попытаться и самой чего-то достичь. Прекратить надеяться на других, ждать манны небесной (спасибо, один раз уже дождалась, на всю оставшуюся жизнь хватит) и взять ответственность на себя. К тому же Настя отчетливо понимала, что после всего случившегося близко не сможет подойти ни к одному мужчине. Сейчас главное – сбежать, все забыть и научиться заботиться о себе самой. Полная решимости, Настя набрала родительский номер. Мамин голос прозвучал, как всегда, устало.