И она хотела его. Хотела чувствовать его силу, принадлежать ему полностью, окончательно, безвозвратно. Она хотела подчиниться ему, делать все, что ему нравится, доказывая свою безграничную преданность. Ей хотелось, чтобы он был властным и требовательным и не отпускал ее от себя.
Она смотрела в его глазах и чувствовала себя летящей куда-то вниз, во мрак и огонь.
Габриель простонал ее имя, прижимая теснее к себе. Обхватившие ее руки были такими сильными и уверенными. Одна рука скользнула по ее спине и, подняв край пеньюара, стала поглаживать ее голень.
Сара чуть не задохнулась, изумленная интимностью этого жеста и пронизавшим ее наслаждением.
Она вся ушла в чувство и была не в силах сопротивляться прикосновениям Габриеля и голоду, горевшему в его глазах. Жар полыхал в ее жилах, заставляя быстрее бежать кровь, прогоняя усталость. Она не понимала, что с ней.
С покорным вздохом Сара прикрыла глаза, отдаваясь его страстным магическим прикосновениям.
Не чувствуя страха, она полностью доверилась ему, не противясь его исступлению.
Рычание, подобное звериному, вырвалось у него, когда он зарылся своим ртом в ее губы.
Он чувствовал ее чистоту и незащищенность, невинность и молодость, которые были для него навеки потеряны. Его поцелуи были долгими, он искал в них избавления и забвения, желая слиться с человеческой природой. Она была такой нежной и податливой, ее влекло к нему так же, как глупого мотылька к огню, в котором он найдет свою гибель. Габриель невыносимо страдал оттого, что не мог защитить ее, а вместо этого был обречен погубить.
Его руки, проникнув под складки ткани, почувствовали кожу нежнее атласа. В следующий момент ее пеньюар упал на пол, и почти тут же рядом с ним оказалась его одежда. Теперь она была нагая с головы до пят. И она вся была его. Ему оставалось лишь взять ее.
Он ласкал ее дрожащими от страсти руками, голос его звучал неровно. Наконец, когда все его тело было охвачено огнем желания и он уже был близок к тому, чтобы взять ее, Габриель вдруг услышал слабый стон боли.
Прижавшись к ней, он похолодел от страха, внезапно осознав, что его нечистый голод прорвался наружу, что его поцелуи не были больше нежными и что его клыки чуть не прокусили нежную кожу на ее горле.
Не понимая, насколько близка опасность, она прогнулась под ним, ища наслаждения, которого хотело ее возбужденное тело.
Простонав, он отстранился и сел к ней спиной.
— Габриель?
Ее голос был тихим и неровным, полным смущения.
— Прости меня, — хрипло произнес он. — Я не хотел…
— Габриель… — Она коснулась рукой его спины, и все в нем откликнулось на это прикосновение. — Я хочу тебя.
— Нет, Сара, — сказал он. — Больше ничего не будет.
— Я не понимаю.
— Пожалуйста, позволь мне уйти. — В голосе его слышались мольба и страх, он хотел, чтобы она очнулась от любовного наваждения, потому что сам он еле сдерживался. Ее нежный голос, ее прикосновения сводили его с ума.
— Нет.
— Это для твоего же блага.
— Не правда! — Сконфуженная, чувствуя себя отвергнутой, Сара села, обхватив руками грудь. — Лучше бы я никогда не покидала Англию! — воскликнула она, запрокидывая голову и заливаясь слезами. — Лучше бы я оставалась прикованной к своему мерзкому креслу, потому что тогда ты любил меня. Я знаю, что любил.
Габриель закрыл глаза, и его руки все сильнее сжимались в кулаки, по мере того как ею овладевало отчаяние. «Я ни за что не должен был приходить сюда, — думал он, — не должен был снова видеть ее». Он не желал быть причиной ее боли, напротив, он хотел, чтобы ей всегда было легко и хорошо.
И ведь он мог бы стереть воспоминания о себе из ее сознания. Он и сейчас может сделать это, стоит лишь заглянуть ей поглубже в глаза и приказать. Она бы забыла, что он вообще когда-то был на свете… Но он не мог сделать этого, потому что жизнь без нее не имела для него смысла.
И так как он был в основе своей эгоистичен и, кроме того, слишком долго изнемогал под бременем одиночества, Габриель не выдержал и, повернувшись, взял ее за руку.
— Сара?
Она взглянула на него, и он содрогнулся — такая мука отражалась в ее глазах.
— Пожалуйста, Габриель, — прошептала она. — Пожалуйста, не покидай меня. Я слишком нуждаюсь в тебе.
— И ты мне бесконечно нужна. Скажи, дорогая, если я останусь, ты не станешь задавать лишних вопросов?
— Обещаю.
— Что бы я ни сказал? Даже если это покажется тебе лишенным смысла? Она слегка нахмурилась:
— Я не понимаю.
— Это очень просто. Я останусь, но только если ты не станешь спрашивать ни о чем, какими бы странными ни были мои слова и поступки. Никаких вопросов.
— Пусть так, я обещаю.
— Тогда тебе придется уволить свою служанку.
— Бабетту? Габриель кивнул.
— Хорошо, но зачем?
— Никаких вопросов, дорогая, ты помнишь? А теперь, — спокойно продолжил он, — оденься. Уже поздно, и тебе пора отдыхать.
— Но… — Сара запнулась. Она дала ему обещание ни о чем не спрашивать, но на словах это оказалось сделать гораздо легче, чем на деле.
— Не надо вопросов. Ты уже дала слово, и теперь поздно отменять его, — заметил Габриель.
Сара кивнула, и он нагнулся за своей одеждой, вслушиваясь в мягкий шелест пеньюара, скользившего по ее телу.
Одевшись, он заглянул ей в глаза.
— Ты еще слишком молода, Сара. Я не хочу повредить тебе.
— Ты и не можешь пов…
Он поднял руку, призывая ее к молчанию.
— Теперь уже поздно. Я хочу, чтобы ты легла в постель. Завтра вечером я буду ждать тебя у выхода из театра.
— Прекрасно.
— Доброй ночи, дорогая, спи спокойно.
— Доброй ночи, мой ангел. Ты будешь думать обо мне?
— Да, как и всегда, — ответил он, наклонясь, чтобы поцеловать ее в щеку. — Как всегда.
Следующим вечером Габриель ждал ее у театра. В вечернем наряде, с накинутым поверх черным плащом, он показался ей неотразимым. «Вот самый красивый из всех мужчин, которых я когда-либо видела, — думала Сара, — и он ждет меня».
Она вспыхнула в предвкушении счастья и устремилась к нему, не заботясь о том, что подумают люди.
Габриель обнял ее так порывисто, как будто всю жизнь ждал этого момента, а затем взял за руку и повел прочь от театра.
— Твое лицо выглядит сегодня намного лучше, — отметила Сара, не веря своим глазам. Его кожа, покрытая прошлой ночью обесцвеченными пятнами, теперь хранила лишь невнятный намек на них.
Габриель пожал плечами:
— Ожоги были поверхностными.
— Но…
— Мы уже пришли, — сказал он, пропуская ее перед собой в маленький, затененный и очень уютный ресторанчик. Габриель выбрал столик в глубине зала, вдали от шума и неспешно повел беседу о вечернем спектакле.
