— Удивительно, — бормочу под нос, — никогда бы не думала, что сейчас люди могут ещё вот так запросто помочь. Я, — горло сжимает, — ты же передашь ему, что я очень благодарна?
И с Ириной бы с удовольствием ещё встретилась…
Чез тихо хмыкает, бережно заправляя прядь моих волос за ухо.
— Сама передашь. Мы с ними ещё обязательно встретимся. Феликс мой давний приятель, мы познакомились ещё в то время, когда я жил в столице, а не здесь. И… могу теперь честно сказать, что, как говорит ваша, русская пословица — друзья познаются в беде.
— Я вам пирожков ещё добыла, — прибегает Алька с большим пакетом, источающим вкусные запахи, — новостей о дяде Вите пока нет?
В это самое мгновение у меня трезвонит телефон.
— Можете пять минут поговорить с отцом, — слышится спокойный и даже веселый бас мануальщика, — только вы подходите, Нора, не толпой.
— Сейчас буду! — вскрикиваю, едва не роняя трубку.
Больница все-таки не проходной двор, и мне приходится подниматься наверх одной. Подошедшая на проходную медсестричка указывает дорогу в нужную палату. Здесь чисто, светло, сухо и даже уютно. Нет какого-то извечно больничного запаха и ощущения затхлости и тоски.
Разложен большой массажный стол, а в углу, на кожаном диванчике… сидит папа. Его глаза ясные, на лице румянец, и он определенно в сознании. Не глядя по сторонам шагаю вперед, с трудом удерживаясь от того, чтобы не побежать. В конце концов, пересекаю пространство быстрым шагом и приземляюсь рядом, неловко обхватывая сильную ладонь с короткими пальцами своей.
— О, курсант мой прибыл, — голос отца звучит тихо, но уверенно, — он приподнимает руку и трепет меня по голове, как в детстве, — к нам подвели шланг со слезами? — шутит, как и всегда.
— Пап, как ты? — только и выдавливаю, утыкаясь носом в его рубашку и стараясь не реветь.
— Нормально, Норка, потопчу ещё землю, надоесть всем успею. Ишь ты, чего задумала! Отставить рыдать! Какая красотка вымахала — а все туда же! Я ещё на твоей свадьбе погуляю…
Ой, папа… Знал бы ты, насколько высока вероятность такого события… Но сейчас, вот прямо сейчас, я этого тебе точно не скажу, хотя объяснение близится и больше умалчивать у меня точно не выйдет! Но как же боязно! Как будто мне снова пятнадцать!
— Как голова? Как спина? Как ты так умудрился вообще, а? Обещал же, что будешь осторожным! И как вообще в городе оказался? — ведь отец вроде никуда выезжать не планировал…
— А, кореш мой старый, однополчанин пригласил почитать лекции местным курсантикам. Как-то ж надо старику развлечься, — подмигивает отец.
Отек с лица сошел, сидит прямо, уверенно. Немного неловко держит шею — я вижу на ней плотный воротник.
— А?
— Придется походить вон в ошейнике, доктор сказал, что мышцы ослабли, вот от удара и полетело все, сместились позвонки, хорошо хребет у меня крепкий.
— Да, в целом никаких проблем и угрозы здоровья Виктору Анатольевичу я не вижу, — слышу я знакомый бас мануальщика и стремительно краснею.
— Простите, я…
— Да пустяки, — отмахивается врач, — даже в голову не берите, я тот самый столб, который сейчас можно спокойно обходить, — гигант подмигивает, — сейчас организуем транспортировку нашего бравого полковника в клинику, а там уже он выйдет как огурчик — все курсанты будут строем ходить.
— Нор? — отец совсем неглуп, ему мозги не запудришь. На клинику и частных врачей нужны такие деньги, что если бы визит мануальщика я бы ещё потянула, то такой вот переезд…
— А это мой босс помог. Представляешь, я сорвалась как раз со встречи с ним, — решила не уточнять, что встреча был не деловой… пока что… — сама в шоке, но мир, оказывается, не без добрых людей. Ещё и расскажу, и даже покажу все!
Целую папу в щеку и, быстро прощаясь, радуюсь, что допрос откладывается на следующий раз, и можно к нему подготовиться получше.
— Папуль, звони, пиши, твой телефон тебе скоро принесут, как и вещи. Сразу говори, что нужно будет подвезти, все сделаю, — торопливо шепчу.
— Ладно-ладно, — ворчит папа. Не любит он быть слабым и болеющим, — все сделаю, не кипишись, норушка.
И я оказываюсь снова в холле.
Усталость наваливается как-то разом, едва не сбивая с ног — причем больше даже моральная, чем физическая.
— Ванная с розовыми лепестками, глинтвейн и ещё немного сюрпризов — то, что нужно от стресса, — шепчет Чез, когда я, рассказав последние новости, обессиленно приникаю к нему.
— Подбросим Альку? — уточняю, встряхиваясь.
— Почему бы и нет, — хмыкает Чезаре, — залетайте, Алевтина — открывает заднюю дверь внедорожника. — Пап, спасибо, — уже Адриано.
— Скоро встретимся. Здоровья вашему отцу, Нора, надеюсь, мы скоро будем иметь честь с ним познакомиться, — улыбается вежливо Адриано.
— Ой и напугала, подруга, — бурчит тихо Аля.
Вот кто прирожденный дипломат!
Уже в машине я размякаю под тихую релаксирующую музыку.
Плавая на её волнах, с трудом понимаю, что, кажется, мы останавливаемся, меня подхватывает вместе с лодочкой новая большая волна и мягко качает, качает, несет…
Я просыпаюсь уже в ванной, намыленная и погруженная в пенистую душистую воду с обещанными лепестками. Даже свечки кто-то зажечь не поленился.
Горячее твердое тело недвусмысленно прижимается сзади.
— Проснулась? Скоро можно и в кроватку, — зубы Чеза бессовестно прихватывают кончик уха.
— Ай, не хулигань! — бью ладонью по воде, чувствуя, как по телу пробегает волна жара.
Усталость сметает вмиг, как и любые грустные мысли!
— А если чуть-чуть? — меня переворачивают и усаживают на колени прямо в ванной. Так, что теперь мы оказываемся лицом к лицу.
Черные глаза горят лукавством, нежностью, желанием и ещё чем-то, отчего спирает дыхание.
Когда горячая ладонь ползет по моей ноге, норовя подняться повыше, мне остается только мучительно выдохнуть:
— Если только чуть-чу-уть, — вырывается уже стоном.
И я растворяюсь в нем, взлетаю ввысь, соединяюсь с ним, раскрываюсь, сгорая в горящих, как угли, глазах, плавясь от умелых ласк, забывая обо всем.
И, кажется, на грани сна, слышу невероятное, сумасшедшее:
— Люблю тебя, моя девочка…
Как хорошо, что в тот вечер мне никто не сказал, что ждет нас в ближайшее время!
Потому что фраза «к нам едет бабушка» была бы страшнее для моего неокрепшего мозга чем «к нам едет ревизор»!
Часть 18. Здравствуйте, я ваша бабушка!
Несмотря на солидную стопку договоров, полнейший завал на работе и множество новых обязанностей я была совершенно счастлива.
Внутри словно отпустило. Разжало какой-то постоянно свербящий подозрительный склизкий комок, который упорно нашептывал, что я не Золушка, Чез совсем не мой принц, и вообще вся наша история слишком подозрительна, чтобы быть правдой.
Проверка чувств получилась куда жестче, чем предполагалась, да и в такой ситуации, что и врагу бы не пожелала, но… одновременно с этим пришло пакостное облегчение. Потому что я смогла. Выдержала. Потому что прорвалась — как бы то ни было — через все препоны судьбы.
И с отцом все будет в порядке… Папочка…Надо будет обязательно сходить в паспортный стол и паспорт поменять. Пора уже исправить то, что мать наворотила. Помню, как ранили отца в детстве злые языки деревенских кумушек. Ещё бы — мало того, что жена сбежала с залетным любовником, так ещё и дочери назло ему и всем причастным и непричастным дала отчество своего отца. Уж не знаю, как она убедила меня Андреевной записать… Ну хоть Гариковной какой-нибудь в честь своего хахаля — и то ладно, этого бы я уже не вынесла.
Так что вежливые люди просто не спрашивали, почему у меня чужое отчество, а невежливых мы с папой давно научились посылать в дальние дали. Кто-то скажет — чего раньше отчество нельзя было поменять? Но я знаю, что папа ждал. Да и мать хоть и исчезла в неизвестном направлении, но полный отказ от родительских прав не писала… Так что единственный близкий мой человек ждал, что это будет моим собственным, осознанным решением. А я дотянула… просто потому, что привыкла к своему имени, потому что эгоистично забыла, как ранят порой мелочи.
