До дома ее добираюсь добрых сорок минут, по пути заезжаю в цветочный. Понятия не имею, какие она любит цветы, а потому выбираю белые розы, и хер с ним, что банально, зато красиво.
Подъезжаю к дому, паркуюсь у подъезда, готовлюсь морально к тому, что меня в очередной раз гнать будут, потому что с Александровной моей просто не бывает. Из багажника достаю машину, самому интересно даже, какова она в действии. У меня в детстве похожая была, но эта круче, навороченная. Загруженный цветами и машиной, иду к подъезду. На этот раз решаю все же воспользоваться лифтом. Предвкушаю недовольный взгляд Александровны и восторженный — малышки. И даже не знаю, чего жду больше.
Правда, все мысли мои вылетают из головы, когда жму на звонок и спустя две минуты мне открывает дверь та, которую я точно не ожидаю здесь увидеть.
— Вы? — вырывается у меня прежде, чем я успеваю подумать.
Я, конечно, ко многому был готов, но уж точно не к тому, что в квартире Александровны встречу ту самую женщину, что так спешно испарилась из квартиры деда. А вот она, кажется, не удивлена, немного напугана, но не удивлена.
— Что вы здесь делаете?
Вздохнув, она выходит в подъезд и прикрывает дверь.
— Живу, очевидно.
И только сейчас, присмотревшись к женщине, я замечаю в ней слишком знакомые черты. Нет никаких сомнений в том, что передо мной стоит мать Ксюши.
— Да вы издеваетесь.
— Нисколько, — усмехается женщина.
— Только не говорите мне сейчас, что я не пара вашей дочери и мне лучше уйти, — бросаю гневно, сам от себя не ожидая.
— Не скажу, хотя, — вот последнее мне совсем не нравится, — ты ветрянкой болел? — спрашивает неожиданно.
— Болел, — отвечаю на автомате.
— Так, понятно, спрашиваю еще раз: ты ветрянкой болел? — повторяет по слогам практически, словно я умалишенный.
— Да болел-болел. Что вообще происходит?
— Ветрянка у моих девочек.
— В смысле? — ничего не понимаю. — С Ксюшей только вчера все нормально было, какая ветрянка?
— Вчера нормально, а сегодня слегла, проходи давай, — она открывает дверь, пропускает меня в квартиру. А я словно пришибленный, вхожу на автопилоте. — И, Егор…
— Да?
— Не нужно Ксюше пока знать про твоего деда.
Неожиданный разговор
Егор
Я даже не знаю, что на это все сказать, молча таращусь на мать Ксюши и по совместительству даму сердца своего деда, вспоминая гору контейнеров с едой в забитом до отвала холодильнике. Это какой-то сюр, честное слово. Нет, не то, чтобы я против, меня в общем-то никто и не спрашивал, просто сама ситуация чутка из ряда вон.
Вообще я сейчас себя полным идиотом чувствую, стою посреди прихожей, с огромной голубой машиной и букетом белых роз, и не знаю, как себя вести и что говорить. Я как-то не думал даже, что Ксюша живет с матерью, даже мысли не допускал.
— Так и будешь стоять? — улыбаясь, обращается ко мне, судя по всему, будущая родственница.
— Эээ, — тупо я, должно быть, сейчас выгляжу.
Идиота кусок, я вообще-то блистать тут должен, а я позорюсь.
— Давай сюда цветы, — она протягивает руки, забирает у меня букет, — раздевайся и пойдем на кухню, девочки все равно спят.
Ставлю на пол детскую машинку, стягиваю с себя куртку и обувь. Куртку вешаю на крючок, ботинки отправляю на полку. Хоть на это мозгов хватает.
Иду вслед за женщиной, скрывшейся на кухне, и понимаю, что даже имени ее не знаю. В прошлый раз она так быстро сбежала, что дед и представить нас друг другу не успел.
Как же сильно все поменялось за каких-то три дня. Еще недавно неуютно чувствовала себя она, а теперь я.
Хорошее у нас получается знакомство. Запоминающееся.
Вхожу в кухню, мама Ксюши тем временем достает крайнего шкафа большую вазу, набирает в нее воду и ставит в него букет, предварительно освободив стебли от ленты и немного их подрезав.
— Я до сих пор не знаю, как вас зовут, — стараюсь улыбаться, но выходит как-то криво.
— Арина Викторовна, — отвечает, на меня при этом не смотрит, продолжает возиться с цветами.
— Вы не кажетесь удивленной моим появлением, Арина Викторовна.
— А я и не удивлена, — произносит флегматично, — давай-ка мы с тобой Егор сейчас поедим, и поговорим за одно, — добавляет все также спокойно.
Возражать я не решаюсь, пусть и не особо голоден. Как никак налаживать контакт с будущей родственницей необходимо, да и она вроде вполне себе положительно настроена. По крайней мере не выставила вон и не хлопнула дверью перед носом. Успех налицо.
— Я только руки помою.
Не дожидаясь ответа, иду в ванную, благо, помню с прошлого раза, где она находится. Пока мою руки, прокручиваю в голове предстоящий разговор и, отчего-то, нервничаю. Как-то иначе я себе представлял знакомство с родителями, а если уже быть совсем честным, то вообще не представлял, в голову даже не приходило. Нет, не то, чтобы я совсем не планировал знакомства, просто не думал об этом. Как оказалось — зря.
Возвращаюсь в кухню и с удивление отмечаю, что за то время, пока я возился в ванной, Арина Викторовна успела накрыть на стол. Хотя, если вспомнить забитый до отвала холодильник деда — ничего удивительного. Улыбаюсь, как-то само получается. Почему-то кажется, что деду бесконечно повезло, если Ксюша хотя бы в половину пошла в мать, то повод для радости за деда имеется.
— Не ресторан, конечно, но должно быть вкусно, — обращается ко мне мама Ксюши, как только я появляюсь на пороге, на меня, правда, не смотрит, все больше суетится вокруг стола, то и дело поправляя приборы. И тут до меня доходит одна очень важная вещь: не я один тут нервничаю, она переживает не меньше. Видно, с дедом у них все действительно серьезно, и ее, наверное, тоже волнует, как отнесется ко всему этому его мажористый внук.
Ситуация смешная до абсурда. Расскажешь кому — не поверят.
— Да бросьте вы, я всю жизнь ел обычную домашнюю еду, к тому же я благополучно опустошил оставленные вами контейнеры с едой, очень вкусно, кстати.
Она ничего не говорит, улыбается только, тепло так, дружелюбно что ли. И мне самому спокойнее становится. Может оно и к лучшему, что так получилось. Сажусь за стол, все еще не слишком уютно себя чувствуя, есть какая-то недосказанность, напряжение, витающее в воздухе. И нужно бы продолжить разговор, а я впервые в жизни не знаю, с чего начать. Ложной скромностью не страдал никогда, а тут словно язык к небу прирос, и не пошевелить.
— Вы уверены, что у Ксюши ветрянка?
Все же я дебил. Окончательно убеждаюсь в своем диагнозе, когда, поперхнувшись, Арина Викторовна переводит на меня снисходительный взгляд, мол, ну что с дурочка взять. Конечно, она уверена, наверняка врача на дом вызывали, да и дочь у Александровны малявка совсем, как раз в том возрасте, когда дети всякую дрянь цепляют. Я и сам примерно в тоже время болел. До сих пор помню зеленые пятна по всей поверхности тела, в детстве это казалось прикольным.
Невольно представляю себе измазанную зеленкой Александровну, и начинаю улыбаться. Интересно, а взрослые тоже сыпью покрываются, или это исключительно прерогатива детей?
— Уверена, врача из поликлиники вызывали, да и сыпь на голове и лице Катюши, вполне красноречива. А Ксюша в детстве так и не переболела, сколько не контактировала с зараженными детьми, ни в одном глазу, и вот на тебе, в двадцать три года.
— Вчера все было хорошо, — выдаю, отпевая чай из кружки.
— Коварная болезнь, ветрянка, особенно у взрослых.
Ее слова меня напрягают, я слышал, что для взрослых эта болезнь чревата последствиями.
— Не переживай, Ксюша у меня девочка крепкая.
Усмехаюсь про себя, я в этом и не сомневаюсь. Молча доедаю свою порцию котлет с пюре, поднимаюсь из-за стола, в тишине собираю со стола тарелки и несу в мойку. Уже собираюсь включить воду и помыть посуду, когда за спиной раздается голос Арины Викторовны.
— Оставь, я сама, присядь, — практически приказывает.
