отследить и найти тебя по официальным каналам. Менты, больницы.
Катька взвилась, все же вырываясь, но я уже не особо и держал. Чего нужно, добился.
— Это не по моему мнению, — возмущенно выкрикнула она, хмурясь и пронзая меня взглядом. Бровки так смешно домиком сделала, моя ж ты грозная и сурьезная. Чмокнул бы в эти морщинки, но с психу глаза же выцарапывать еще кинется. — Он и есть очень влиятельный!
— И так понимаю, у тебя есть твердая уверенность, что искать он тебя будет.
А какой дебил не будет? Я бы носом землю рыл, если бы ты моя была и смылась.
— Тверже некуда.
— А твой план — сбыть побрякушки, слепить себе новые доки и осесть тихонько где-то, где он тебя никогда не найдет, или же кочевать с места на место, как только почудится что-то? — она насупилась еще больше, сопя в недовольстве. Ну как детсадовка, ей-богу. Мелкая же еще совсем. Загадочная вся, ага. Да я тебя на раз прочитал, дурилка картонная. — Катька, по-твоему это нормальная жизнь и типа спасение?
— Тебя, блин, это не касается, Боев! — Во, покатила демонстрация независимости, ага-ага, покачай мне тут права. — Как смогу, так и буду…
Так, не хотелось бы экстрима, но тут тяжелый случай и дожимать придется. Прости, детка, но это лучше для тебя же.
— Во-первых, касается. Мужик трахнул — мужик впрягся. А во-вторых, помогать тебе должен, судя по всему, Колька.
— Не должен он ничего. Просто я… надеюсь.
— А теперь напряги мозги и прикинь. Как думаешь, этот твой влиятельный неизвестный ублюдок совсем тупой и не допрет до того, чтобы искать не только тебя, но и цацки, которые ты увезла?
— Что?
— А то! Обычное дело — разослать по стране ориентировки с описанием украшений, и только кто-то явится сдать что-то похожее, и тут его сразу цап за жопу! И по всему выходит, что ты планируешь подставить моего друга под нехилую раздачу.
— Я не… — У меня горло перехватило и сердце ухнуло вниз. Как же так? — Не может быть!
— Чего? Того, что золотишко твое искать будут, или того, что ты Кольку им подставишь? — только что скалившийся Боев смотрел на меня строго и, как мне почудилось, с осуждением.
А из моего позвоночника будто вынули кости, и голова с грузом новой информации стала весить тонну. Что же это выходит? Я зря сюда притащилась? Вместо того чтобы переться в такую даль к брату, которому, получается, могу только гемор принести, надо было как-то самой пристраиваться. Но как?
— Ты куда? Катька? — окликнул меня Андрей, когда я сползла с кровати и поплелась из спальни.
— Я… водички пойду попью. — Да хоть куда прямо сейчас, только бы одной побыть и обратно себя, мигом развалившуюся, собрать. Нельзя раскисать. Нельзя! И паниковать нельзя.
— Кать! Вернись, поговорим, — позвал меня Боев, но я не хотела больше разговоров. Что-то они мне с ним радости не приносят, в отличие от секса.
Одернув верх пижамы, я пошла на кухню и уселась голой задницей на табуретку, уставившись на початую бутылку коньяка. Что, приземлили тебя, Сомова? А ты уже прямо размечталась. Сдам проклятущие побрякушки, куплю документы, еще и типа стартовый капитал останется. У брата на шее не повисну, наоборот, еще и с ним поделюсь за помощь. Благодетельница недоделанная. Жилье сниму, работать пойду. Или учиться. А можно и то, и другое. Потяну, я не слабачка. И что теперь? Железки эти хоть выкини, они подстава натуральная, денег нет и не будет, документов тоже. Какая мне в таком случае работа светит? На панель? Ага, туда всех берут. Да счаз! Хватит с меня этого гадства. Лучше тогда замерзнуть где на улице насмерть.
— Катька, я же сказал, что мы не договорили, — голый Боев зашел в кухню. Но мне на него и смотреть не хотелось.
— Договорили, — покачала я головой. Что уже из пустого в порожнее… — Спасибо, что предупредил вовремя. И что приютил. За все, в общем. Ты хороший, Андрей.
— Ты еще сейчас мне прощаться начни, ага, — раздраженно рыкнул он и плеснул коньяка себе и мне, пододвинул рюмку.
— Нет, — отказалась я.
— Глотни, сказал, и выходни, — велел Боев.
— С моей наследственностью только начинать успокоение на дне рюмки искать. Слушай… могу я еще немного пожить у тебя? — и зачастила, пока сходу не отказался. — Придумаю что-нибудь и свалю. Обещаю, что это недолго, отсвечивать лишний раз не стану и что к Кольке и близко не подойду. Даже на глаза не покажусь. Честно. От меня не будет проблем, клянусь.
Дурацкие слезы, ну чего они полились? Я не нытичка и на жалость давить тут не собираюсь.
— Господи, ну еще этого мне не хватало! — тяжко вздохнул Андрей, поднял меня с табуретки, сел сам и усадил на себя. Взял салфетку и принялся вытирать мне щеки, хоть я и пыталась увернуться. — Да сиди ты, не ерзай! А то доерзаешься до греха мигом. Ты чего себе уже напридумывала? Свалит она. Куда, блин? Ничего, что я тебе сам предложил остаться и это ты начала рваться куда-то.
— Нет! Не понимаешь ты! — выхватила я у него салфетку, злясь на эти неуместные слезы. — Я не хочу вот так!
— Не понимаю. Как «так»?
— А так! Ты вещи мне вон уже покупаешь, кормишь, содержишь, а я собой опять за все это рассчитываться должна. А я так не хочу больше!
Он отклонился, одарил тяжелым взглядом, хлопнул коньяка без закуски.
— А я что, о расчетах каких-то заикался, Катька? Ответь! — потребовал он грозно. — Не ты ли сама сходу мне этот натуральный обмен выкатила?
— Сама. Но тогда все по-другому было.
— По-другому у нее, — дернул он меня слегка за кончики волос, заставляя посмотреть ему в глаза. — Так, первое, я, по-твоему, урод какой моральный, чтобы за крышу над головой, тряпье и жратву ноги раздвигать требовать?
А ведь и правда, он от меня сам ничего не требовал. Я предложила — он взял. Нет я ни разу и не пикнула. Да еще и так взял, что я готова давать, только он моргни.
— Я…
— Молчи, женщина, я не закончил! Кроме того первого дерьма с минетом, что был твоей же инициативой, я хоть раз что-то с тобой насильно или что неприятное сделал?
— Нет, но…
— Цыц, блин! Я разве сказал, что продать твои цацки — вообще без вариантов? Сказал, что к Кольке приближаться тебе запрещаю, а? Он ведь тебе родня, так?
— Брат, — брякнула, прежде чем язык прикусила.
— Брат… — Андрей
