Что-то мокрое попадает мне на лицо, затем еще раз, прежде чем я ощущаю вкус соли на языке.
Мне удается отстраниться, тяжело дыша. Амелия снова придвигается ко мне, пытаясь поцеловать, но мне как-то удается сдерживать себя, когда все, чего я хочу, — это взять ее и полакомиться ею.
— Амелия! — она отворачивает лицо. — Амелия.
Я беру ее за подбородок, заставляя посмотреть на меня, и вижу, как слезы стекают по ее лицу, скользят по опухшим и покрасневшим губам. Я осторожно обхватываю ее руками, помня об ушибленных ребрах.
— Leonessa mia, — я мягко отталкиваю ее, укладывая на спину.
Верхняя половина моего тела следует за ней, пока я не склоняюсь над ней, мой вес удерживается на руках, расположенных по обе стороны ее тел.
— Я хочу этого, но не так, — я смахнул слезу с ее щеки.
Она поднимает глаза и встречается взглядом с моим, еще больше слез скатывается в ее волосы.
— Это была ошибка.
Я нежно целую ее.
— Это не было ошибкой, но ты еще не готова.
— Ты не можешь получить меня, — слабо заявляет она.
Но она уже была моя. Может быть, ее душевное состояние сейчас и хотело отдаться мне, но она была не готова. Скоро.
Я не винил ее за то, что сейчас она пытается что-то взять, что-то почувствовать, но когда я буду трахать ее, когда я буду пожирать ее, я буду иметь ее, только в том случае, если она этого захочет. Потому что когда я это сделаю, она будет моей. Моя, чтобы ублажать и трахать, моя, чтобы наказывать и поклоняться.
Она будет принадлежать мне.
Глава 22
Габриэль
Я оставляю ее спящей.
Закрыв за ней дверь, я оставил ее незапертой, пока спускался вниз по лестнице, выравнивая дыхание в надежде, что это поможет скрыть бушующее во мне возбуждение. Чувствуя, как ее маленькая тугая киска прижимается ко мне, независимо от обстоятельств, это было не то воспоминание, которое я скоро забуду.
Уборщицы в данный момент заняты тем, что убирают кровавые следы в доме, но я не обращаю на них внимания, проходя на кухню и направляясь к двери в задней части дома. Тишина встречает меня, когда я открываю ее и спускаюсь по крутой лестнице в подвал, обнаружив, что большая металлическая дверь впереди меня запечатана.
Когда я открываю ее, до моего слуха доносятся крики и стоны. Атлас стоит перед одним из мужчин, подвешенным на веревках за запястья к крюку, свисающему со столба, протянувшегося от одного конца комнаты до другого. Запах мочи доносится до меня за мгновение до того, как я замечаю лужу под болтающимися ногами мужчины.
— Уже обмочился? — размышляю я. — А мы еще даже не начали.
Ашер молча стоит в стороне, а в тени комнаты стоит мой силовик, немногословный человек, который одним лишь взглядом может заставить вас обосраться. Он мне такой же брат, как и близнецы, но у нас нет общей крови.
— Энцо, — я лениво повернул голову в его сторону. — Я полагаю, что вид тебя заставил нашего гостя опорожнить мочевой пузырь.
Я попросил его оставаться незамеченным в течение последних нескольких недель, не желая пугать Амелию. Потому что именно так поступил бы Энцо, он был тем самым призраком, о котором шептались люди, демоном из плоти и костей, и хотя все мы наслаждаемся убийством, этот человек жил ради него. Дышал ради этого.
Он был грозен.
Он выходит из тени, и я смеюсь.
Когда я впервые встретил Энцо целую жизнь назад, я недооценил его. Он был симпатичным мальчиком и очень заботился о своей внешности. Темные светлые волосы, уложенные и ухоженные до совершенства, темный загар, голубые глаза и белоснежная улыбка. Он заставлял женщин сбрасывать трусики одним движением пальцев, но те же самые руки вырывали языки с чистой силой.
Под отутюженным серым костюмом я знал сотни татуировок на его коже, а когда он не работал на меня, он правил подпольными бойцовскими рингами, будучи чемпионом и богом среди пирующих, которые жили ради хаоса.
И хотя некоторые, глядя на него, видят это лицо, именно глаза таят в себе угрозу. Обещание боли, крови и смерти.
Он не говорил.
Он не улыбнулся.
Человек, болтающийся на веревке, смертельно замирает при виде моего силовика.
— Значит, ты слышал о нем, — с улыбкой замечаю я. — Твоя репутация опережает тебя, Энцо.
Я шагаю вокруг лужи мочи, нахмурившись, и говорю: —Ты ведь слышал истории об Энцо, не так ли? Ты знаешь, что он сделает с тобой, если ты будешь молчать. Кто тебя послал?
Его налитые кровью глаза обежали сырое помещение и остановились на бессознательных телах его людей, Девон, вероятно, усыпил их.
Наконец мужчина оглядывается на меня и сплевывает. Кровавая слюна попадает мне на щеку. Вздохнув, я достаю из кармана пиджака носовой платок и вытираю ее, после чего дергаю головой, чтобы Энцо вышел вперед. Я беру стул и, облокотившись на него, наблюдаю, как Энцо наносит удар в живот. Изо рта парня летит слюна, он хрипит, задыхаясь, пытаясь восстановить дыхание.
Он бьет его снова. Снова. Снова. Пока мужчина бессильно висит, его голова болтается между плеч, а из разбитых губ течет слюна.
Энцо отходит назад.
— Подожди, Энцо, — приказываю я.
Он останавливается и отступает, наклоняя голову, как животное, в сторону мужчины перед собой. Он протягивает руку и схватывает его подбородок в болезненном захвате, поднимая его так, чтобы я мог видеть его лицо.
— Ты напугал мою жену, — говорю я ему. — Ты причинил ей боль.
— Хорошо, — сплюнул он.
— Знаешь, — я беру со стола нож и провожу лезвием по пальцу, осторожно, но достаточно сильно, чтобы кожа разошлась и пошла кровь.
— Все было бы не так плохо, если бы ты не напугал ее. За каждую упавшую слезу я возьму с тебя плату.
Энцо ухмыляется, больной урод, но я тоже не мог не улыбнуться.
— Это моя жена, — мои ноги останавливаются перед его болтающимся телом. — Моя жена! — я кричу, ярость усиливается, когда я представляю себе этот синяк, эти слезы и этот ужас.
Я реагирую без раздумий, вонзая лезвие под углом в боковую часть его лица и отрывая кусок плоти и мышц. Он вскрикивает. Кусок кожи ударяется о бетон и с мокрым шлепком падает в лужу мочи.
— Как ты думаешь, сколько слез это стоило? — Энцо показывает три пальца. — Только три, — киваю я.
Мужчина плачет, мокрые кровавые слезы капают сквозь сопли и слюни. Я поднимаю руку и вдавливаю кончики пальцев в открытую рану, нажимая так сильно, что чувствую его зубы.
— Кто тебя послал? — спрашиваю я.
Он шевелит губами, но слов не произносит. Я снова делаю выпад вперед и по самую рукоять вонзаю нож в его живот. Затем я делаю это еще раз.
Кровь вытекает у него изо рта, забрызгивая мне лицо.
— Ты убьешь его, — спокойно говорит Атлас.
У меня было еще два, и я не останавливаюсь. Я втыкаю его снова, снова и снова, пока не слышу только влажный звук раздираемой кожи и постоянное капанье, капанье, капанье крови, вытекающей из его тела и капающей с моей руки.
— Хватит, — говорит мне Ашер.
Но я, блядь, король, и достаточно будет тогда, когда я, блядь, скажу, что хватит.
Я втыкаю нож ему в висок.
— Как насчет этого, Энцо? — рычу. — Сколько это стоит?
Он хмыкает в ответ и двигается, чтобы убрать тело. Как только он это делает, я смотрю на два других тела в комнате и улыбаюсь, когда замечаю, что один из них уже очнулся и смотрит на нас с отвращением и ужасом. Ужас было легко распознать, он сиял, как зеркало, только в нем нельзя было увидеть себя, но можно было увидеть все, что составляет человека. И этот человек был в ужасе.
— Поднимите его, — приказываю я. — Посмотрим, насколько он готов сотрудничать.
***
Это была подстава.
Проклятый пожар на складе был подстроен, чтобы вывести меня из дома, чтобы они могли уничтожить большую часть моих людей и Амелию вместе с ними. Конечно, им это не удалось, но одного осознания того, что на ее спине висит мишень, было достаточно, чтобы я собрал вещи и отправил ее куда-то до тех пор, пока она не окажется в безопасности. Но я был эгоистом и хотел, чтобы она была со мной.
