они возвращается между складочек и нащупывает скользкую горошинку.
Припухшая киска еще переживает сладкие спазмы, клитор пульсирует, а Гордеев не перестает меня терзать, словно не может насытиться моей слабостью и покорностью.
Головка упирается мне в губы. Мне выпадает шанс сладко отомстить.
Я не знаю, правильно я все делаю, мной движет кто-то другой. Какая-то другая совершенно раскованная Ксения приоткрывает распухшие от поцелуев губы и пропускает головку во влажную мякоть рта.
Упругая плоть скользит по языку до самого горла и назад. Я смыкаю губы на члене, поражаясь тому, какой он нежный и гладкий, и, обхватив ствол дрожащей ладошкой, я перехватываю инициативу. Уже сама вбираю и посасываю, наглаживаю языком, толкаю в щеку…
Денис порыкивает с каждым погружением, и так немногословный, сейчас он кажется вообще потерял дар человеческой речи.
Острое удовольствие, на грани болезненности, которое дарят мне его пальцы, наталкивает меня на мысль и подстраиваюсь под ритм, задаваемый его рукой.
О какое наслаждение слышать его хриплые вздохи, когда я языком задеваю уздечку, видеть, как напрягаются мышцы на животе, когда губы скользят по стволу.
Я завожусь от этого даже сильнее, чем от того, что Денис творит у меня между ног. И напряжение все нарастает. Когда он кончает мне в рот, я тоже кончаю вместе с ним, там в своей голове. И мы падаем на подушки, дыша как загнанные лошади. Молчим.
Денис, потому что почти все время молчит.
Я, потому что пока не могу переварить то, что испытала.
Повозившись, Гордеев добывает из-под нас одеяло и закукливает меня в него до самого подбородка. Мне пока жарко, но слишком тяжело шевелиться. Поерзав, я вытягиваю наружу одну ступню. Так вроде лучше.
Глаза снова начинают слипаться.
И вот вроде засыпаю почти под мерное глубокое дыхание, а в голове мысли всякие бродят. И меня начинает надирать.
— Ну чего ты елозишь? — бурчит Денис. — Как уж на стекловате.
— А ты не спишь, да? — с надеждой спрашиваю я.
— Уснешь с тобой… Ну чего? Ты, видимо, не уймешься. Что там у тебя назрело?
— А ты вчера был такой… ну злой. И сегодня со мной почти не разговаривал…
Тяжкий вздох.
— Ты не отстанешь, да? — обреченно спрашивает Денис.
— Ну…
— Я был не злой, просто я не люблю делиться. С детства.
Офигеть объяснил, у меня даже глаза распахиваются. И как это понимать?
— Прекрати сопеть, — командует Гордеев недовольно.
Как это прекрати? У него там кто-то машинку отобрал, а прилетело мне!
Начинаю сопеть еще выразительнее.
Денис мужественно игнорирует все признаки очередного надвигающегося вопроса.
Естественно, я не выдерживаю.
— А кто покусился на твое?
— Не знаю, но если этот хмырь еще раз нарисуется рядом с тобой, то придется уделить ему внимание.
Хмырь? Какой хмырь?
— Это ты про кого? — осторожно уточняю я.
— Про того, кто терся возле тебя в больнице.
— Он меня просто подвез, мне к брату было надо. А ты откуда знаешь?
— За твоим братом приглядывают люди Макса, о любой странной активности мне докладывают.
— Так возле брата не было странной активности…
— Зато возле моей бабы была, — рявкает, разозлившись Денис. — Сладкий мамин пирожочек на черном внедорожнике, таскающий за тобой сумки, мне не нравится. И тебе стоит это учесть.
— Это мой временный научрук… — оправдываюсь я непонятно за что.
— Не колышит.
— Но ты уедешь, а я останусь. Мне, что, теперь ни с кем не общаться? — мне становится обидно.
— Ксюша, я все сказал.
Ставя окончательную точку в разговоре, Гордеев поднимается и скрывается за дверью, которую я раньше не замечала. Собственно, времени разглядывать все у меня не было, да и поза кверху задом огранивает обзор. Судя по звуку льющейся воды, там душевая.
Что-то жужжит в сброшенных на пол джинсах Дениса, но брать его телефон я не собираюсь. Вдруг и за это предусмотрена какая-то кара?
Но пока я роюсь в сумке, пытаясь найти расческу, начинает уже звонить мой телефон. Опять неизвестный номер.
Когда ж меня бросит триггерить? Как увижу незнакомые цифры, сразу в дрожь.
— Алло, — справившись с собой, отвечаю на вызов.
— Ксюша? — выясняет голос со знакомыми интонациями.
— Да, — сердце ухает вниз.
— Лютаев, — представляется мужчина, и меня немного отпускает, но тут же паника поднимает голову.
— Что с братом?
— Нормально с ним все. Я до Гордеева не могу дозвониться, он трубку не берет. Вы вместе?
— Он в душе, — говорю я и краснею.
Мне кажется, что сразу становится понятно, что Денис в душе после нашего секса, но Лютаев никак не реагирует на компрометирующую информацию.
— Пусть наберет меня. И по твоему вопросу кой-чего прорезалось, пока непонятно, что к чему пришить. Но машинку твоего брата мы проверили. Там повреждения однозначно рукотворные. Твой брат часто бросает машину где ни попадя?
— Нет, — сглатываю я. — Он и водит не так часто. На работе у них служебный транспорт. Машина в основном стоит под окнами.
— Это там, где Гордеевские предки живут? — уточняет Лютаев.
Я сначала киваю, а потом соображаю, что Максим этого не видит.
— Да, соседний дом.
— Ну ок, там камер понатыкано хоть жопой жуй. Посмотрим, может, еще не все затерли.
— Спасибо, — блею я.
Кто-то, кто повредил Лешке машину, знает, где он живет?
— Не за что пока. Давай, и скажи Гордееву, чтобы мне перезвонил.
Когда Денис выходит из душа, я все еще сижу на кровати с расческой в одной руке и с телефоном в другой.
— Тебе Максим Лютаев звонил, — прихожу в себя я.
Гордеев только кивает и начинает одеваться.
— Ты хотела уехать. Приводи себя в порядок, а мне надо с Мишкой переговорить, — в конце фразы тон Дениса становится угрожающим.
Я хоть и хочу, чтоб рога Михаилу пообломали, но ведь он все-таки не сделал ничего плохого. И тут вспоминаю, что Гордеев не любит делиться. Надо думать, приятель со школьных времен должен об этом знать. Так что пусть эти взрослые мужики сами разбираются. Я пойду погрею мерзнущую задницу в душе.
Поскольку во времени меня никто не ограничивал, я не ограничиваюсь быстрым душем и от души нежусь в горячей ванне. Разомлевшая после физических постельных упражнений и водного релакса, завернувшись в огромное полотенце я выплываю в спальню.
Где на разворошенной кровати со следами бурного секса уже ждет меня Ольга.
Нет, я, конечно, понимаю, что она в своем доме, но это не очень вежливо.
Хотя подозреваю такие вещи, как вежливость, такт и манеры Ольге до лампочки.
— Что вы
