– Извини, я был груб. Сто раз пожалел, что признался тебе, как была обставлена история с твоим увольнением.
– Я бы и сама не стала нападать на Дану, если бы знала, что её уже нет в живых… Но что случилось? Почему это произошло?
– Онкология. Это выяснилось во время беременности. Врачи предложили сделать аборт и немедленно начать лечение. Дана отказалась. Она хотела сохранить ребёнка и верила, что несколько месяцев роли не сыграют. Но когда она начала лечиться после родов, оказалось, что время упущено… Мы с её отцом, конечно, подключили самых лучших специалистов. Возили её в Израиль, в Швейцарию. Бесполезно. Ничего не помогло.
Несколько минут мы молчали, погрузившись в тяжёлые мысли. Разве я могла предположить, когда мы отправлялись в ресторан, что нас ждёт такой грустный, даже трагический разговор? А сейчас я смотрела в пространство и думала о непредсказуемости жизни и непостижимости смерти. Лицо Даны так чётко стояло перед глазами, будто мы последний раз виделись вчера, а не шесть с половиной лет назад. Её роскошные золотые волосы, миндалевидные карие глаза, ямочка на подбородке…
Куда всё это исчезло? Почему? Как так получилось?
Я не могла это понять.
Но осталась её дочь – с такими же золотыми волосами и карими глазищами.
Я посмотрела на большой плазменный экран на стене. Наши дети очень хорошо проводили время в игровой комнате: веселились вместе с аниматором-лисичкой и ещё одним ребёнком.
– Кирилл… Прими мои соболезнования, – пробормотала я.
– Я долго размышлял, почему это произошло… Почему молодая, красивая женщина заболела. Винил себя.
– В чём ты виноват, Кирилл?! От этого никто не застрахован.
– Я её никогда не любил… Мы выросли вместе, Дана постоянно была рядом – всегда в хорошем настроении, с дельными замечаниями, готовая поддержать любое моё начинание. Когда вернулась из Лондона после учёбы, попросила взять её в «Эланту» и сразу начала вкалывать. Удивила. Я понимал, что Дана – идеальная партия. Наши отцы дружили, Евгений Степанович тоже стал моим другом и деловым партнёром. Но я год откладывал свадьбу, всё тянул, сомневался… Понимал, что сердце не замирает, глаза не горят… А ведь женщина сразу это чувствует. Может, у Даны сломалось что-то внутри из-за постоянного разочарования – безусловно, она знала, что я не схожу по ней с ума, не теряю голову от страсти…
– Кирилл, прекрати! – Я посмотрела на тяжёлую кисть мужчины, лежащую на столе. Боролась с желанием дотронуться до его руки, сжать, выражая сочувствие. – Послушай… Не надо брать на себя все грехи мира. Ты не виноват в том, что Дана заболела. Перестань.
– Сейчас уже перестал. Это в первый год после её смерти я себя поедом ел.
– А Данин отец… Как он справился с горем?
– Никак, – Кирилл покачал головой. – Это горе его просто убило, от человека ничего не осталось. Протянул три года на препаратах, глотал таблетки пачками. А потом сердце не выдержало. В трудный период он заменил мне отца, а когда потерял дочь, я сам стал для него единственной опорой, больше у него никого не было. Он так и не смирился со смертью Даны. И не смог полюбить внучку, даже видеть её не хотел. Говорил, что дочь должна была сделать аборт, тогда она бы выжила.
– Ох… Но ребёнок точно ни в чём не виноват!
– Прости, что вывалил на тебя всё это…
– Я сама спросила. Ужасно, что Анечка осталась без матери. Бедная малышка.
– Да, это грустно. – В серых глазах Кирилла плескалась боль. – Моя дочь лишилась матери в десять месяцев. Все эти няни и гувернантки, которых я нанимаю, несмотря на весь их профессионализм, не могут заменить Ане маму.
– Ну, никакого особого профессионализма я не заметила! – не удержалась от наезда.
– Ты про Валентину Николаевну? Да, очередной не самый удачный персонаж в нашем окружении. Что поделаешь, Соня. Приходится искать женщину, согласную на постоянное проживание. Значит, она должна быть одинока, а это накладывает отпечаток на характер. Намучился я уже с этими дамами. Постоянно вылезают какие-то косяки. Сейчас вернусь в Москву и дам задание подобрать другую няню для дочки… Я безумно люблю дочь, но мне с ней нелегко. Иногда вообще не могу понять, чем она недовольна, почему обижается, чего хочет. А она и объяснить не может.
– Настоящая женщина, – улыбнулась я.
Внезапно на лице Кирилла тоже расцвела улыбка:
– А с Олежкой так просто! Мы с ним на одной волне. И говорим на одном и том же языке. Фантастический мальчишка!
– Да, он чудесный, с ним вообще никаких проблем. Весёлый, любознательный. Великолепный организатор и… ловкий манипулятор, – я улыбнулась.
– Ну, как и все дети. Я второй день привыкаю к мысли, что у меня есть сын, и испытываю ощущение, что вижу сон. А порой становится страшно: вдруг сейчас я нахожусь в коме после того боя? Очнусь – а вы с Олежкой исчезнете?
– Кирилл, ты не в коме.
– Ну-ка, ущипни меня. Проверим, – прищурился счастливый папаша. И придвинулся ко мне поближе.
– Не буду я тебя щипать, Казанцев! – отмахнулась я и отодвинулась.
– Давай, женщина! Не спорь! – приказал Кирилл.
– Ну, ты сам напросился, – мстительно прошипела я и что есть силы ущипнула его за запястье. Вцепилась в кожу так, будто хотела припомнить ему все свои слёзы. Сколько я их пролила…
Кажется, переборщила. У Кирилла дрогнули ресницы, дёрнулся кадык.
– Ни фига себе, – обалдел он. – Какая ты… решительная… – Он потёр руку. – По крайней мере, стало ясно, что я точно не сплю. Соня, после всех этих грустных разговоров давай уж перейдём к приятному?
Я настороженно замерла.
– Ты о чём?
– Нам никак не удаётся поговорить о тебе. А мне очень этого хочется.
Кирилл развернулся ко мне на диване, закинул руку на спинку. В его глазах я увидела искреннюю заинтересованность. Когда на тебя так смотрят, испытываешь желание заливаться соловьём, рассказывая о своих достижениях. Ведь тебе авансом выдали одобрение.
Официантка принесла кофе, над чашками витал волшебный аромат. Я задумчиво провела пальцем по ободку белого блюдца.
– Как у тебя возникла идея начать
