моя дочь, как бы там ни было. Я очень ее люблю, от отцовства отказываться не собираюсь. Да как ты могла в этом сомневаться, Ирина?
– Нет, я не сомневаюсь, что ты… И хорошо, что пришел. Вика рада будет.
– А где она, кстати?
– В супермаркет ушла.
– Давно?
– Нет… Но скоро уже придет, наверное. Да ты проходи, что ж мы в дверях…
– Действительно… Что ж мы в дверях с тобой разговариваем? Это ведь и мой дом тоже… И даже более того… Если ты помнишь, конечно.
Она глянула на Леву быстро, уловив определенный акцент в его словах. И не то чтобы этот акцент покоробил ее, а… Все равно неприятно немного стало, будто чужой человек пришел в дом напомнить о старом долге. И упрекнуть незаметно – вы, мол, забыли, но я-то все прекрасно помню, да… Хоть и прямо об этом долге не говорю…
– Да, Лева. Я все хорошо помню, не сомневайся даже. Помню, как мы с Викой когда-то появились в твоем доме, Лева. Как ты спас нас тогда. Как твой дом стал и нашим домом тоже. Я помню, Лева, помню…
– Ну что ты, я ж не к тому… Просто лицо у тебя такое, когда дверь открыла… Не слишком радостное.
– Тебе показалось, Лева. Я рада, правда. Проходи… Чего мы с тобой в прихожей топчемся?
– Да… Лучше цветы в воду поставь.
Ирина забрала у него из рук букет, отправилась с ним на кухню. Лева последовал за ней, оглядел критически кухонное пространство, спросил насмешливо:
– Гуся готовишь, да? Все как обычно? Как всегда?
– Ну да… А почему должно быть как-то по-другому?
– Жизнь продолжается, значит? Будто меня в этой жизни и не было никогда?
– Но ты ведь сам ушел, Лева… Я тебя не гнала…
– Да, не гнала. Да, сам ушел. Но ты особо и не огорчилась, ведь так?
– Тебе надо, чтобы я слезы лила и волосы на себе рвала? Нет, Лева, не хочу… Я ведь давно все знала, все понимала. Женщина всегда знает, что у мужа есть другая. Просто молчала, не говорила тебе ничего.
– А почему ты молчала?
– Ну… Ты же сам помнишь… Мы же когда-то договорились с тобой относительно обоюдной потенциальной свободы…
– Вот ты о чем! А я думал, ты молчишь, потому что не хочешь, чтобы я уходил. А ты… Значит, ты и не любила меня никогда, выходит? Просто ждала, когда я приму окончательное решение? А я думал, ты меня любишь…
Ирина ничего ему не ответила, только посмотрела с удивленной досадой – о чем он вообще сейчас говорит? О какой любви? Никогда они с ним о любви не говорили, обходились как-то без этого слова все эти годы. Жили и жили, будто на саночках с горки скользили. Без выяснения отношений, без упреков, без скандалов. Может, потому и обходились без них, что про любовь и не вспоминали? Любовь – это ведь прежде всего эмоции, это чувства, это нервы натянутые… А когда одна сторона испытывает просто благодарность, а другая сторона этой благодарностью пользуется, то и жизнь получается такой… Без эмоций. Откуда им взяться-то?
– Ну, чего ты на меня смотришь? Я что-то не то сказал, да?
– Ой, Лева… Давай не будем больше об этом, пожалуйста. Ты ведь сам все решил, а я приняла твое решение, вот и все. О чем еще можно говорить?
– Что ж, давай не будем… Хотя я ведь не до конца еще принял решение… Я думал, что ты…
Она совсем растерялась от его слов – не до конца, мол, принял решение. И даже испугалась немного. Что значит – не до конца? Нет уж, дудки… Как говорится в том старом анекдоте – умерла так умерла… В конце концов, она тоже человек, хоть утонувший по самую маковку в собственной благодарности. Иногда эта благодарность уже поперек горла стоит, еще немного… и задушить может!
Хорошо, что в этот момент в прихожей хлопнула дверь. Звонкий голос Вики прилетел на кухню:
– Мамочка, я пришла! Я все купила, мамочка! Вот…
Вика влетела с пакетами на кухню, увидела Леву, охнула тихо:
– Ой, папочка… Ты меня поздравить пришел, да?
– Конечно, доченька… Как я мог не прийти, сама подумай?
– А цветы… Это мне, да?
– Конечно, тебе… И еще вот…
Лева выудил из внутреннего кармана пиджака конверт, протянул его Вике:
– Вот, купишь сама себе что-нибудь, ладно? Тут на новый ноутбук хватит, между прочим. Ты ж вроде хотела…
– Спасибо, папочка… Да, я хотела… Спасибо, спасибо!
Вика обхватила Леву за шею, звонко чмокнула в щеку. Потом попрыгала вокруг него с конвертом в руках, еще раз чмокнула. Лева наблюдал за ней, снисходительно улыбаясь. И в этот момент в прихожей снова прозвенел звонок. Робкий, короткий.
Ирина глянула на Вику озадаченно – кто это, мол? Для гостей вроде рано еще…
А у Вики сердце упало – вдруг это Юра? И что теперь делать? Хоть бы позвонил сначала, предупредил, что придет…
Ирина пошла было открывать, но Вика опередила ее, первой бросилась в прихожую:
– Я сама, мам, я сама! Ты лучше пока пакеты разбери, ладно? Может, я что-то не то купила…
Подбежала к двери, кое-как справилась с замком – пальцы от волнения дрожали. Распахнула ее…
За дверью стоял вовсе не Юра. За дверью были те самые люди, которые в тот вечер приходили к маме. Вернее, к ней приходили… Как потом выяснилось, ее бабушка и дедушка.
Ей вдруг подумалось ни с того ни с сего, как же ласково это звучит: бабушка, дедушка! Как хорошо! И даже представить себе невозможно, чтобы это можно было сказать про них вот… Которые за дверью стояли. Которые их с мамой когда-то на порог не пустили…
– Здравствуй, Вика! – осторожно произнес тот, который хотел быть дедушкой. – Мы пришли поздравить… У тебя же день рождения сегодня… Позволь нам тебя поздравить, пожалуйста…
– Нет, не нужно вам ее поздравлять, она вовсе в этом не нуждается! – раздался за Викиной спиной тяжелый мамин голос. Она и не думала, что он может быть таким тяжелым, железобетонным почти.
– Ну как же, Ирина… Ну зачем ты так… – почти простонала Анна Николаевна, сложив на груди руки. – Пусть девочка сама решит, нужно ей это или нет… Она ведь взрослая уже, пусть сама решает! Мы и подарок приготовили… Ты посмотри хотя бы, что это, Вика…
Анна Николаевна уже протягивала Вике длинную бархатную коробочку с золотым вензелем по краю, коробочка дрожала в ее руке очень жалко. И голос
