мне. Я заставила себя остаться на месте и не прятаться.
– Я – единственное, что стоит между тобой и кучкой похотливых байкеров, которые мечтают попробовать на вкус мафиозную киску.
Почему это так его разозлило? С тех пор, как мы вошли в его спальню, он был особенно встревоженным. Я напряглась.
– Почему тебя это вообще волнует? Почему ты не позволишь им наброситься на меня, раз так сильно ненавидишь мою семью?
– Я ненавижу твоего отца. Ты же только раздражаешь меня, потому что даже не представляешь, насколько тебе повезло в этой жизни.
Из-за вспышки гнева он подошел ко мне слишком близко, и запах его свежего, мятного геля для душа заполнил мой нос. Его волосы были все еще влажными и беспорядочно спадали на лоб. Мой взгляд был прикован к татуировкам на его руках и верхней части тела. Изображения адских гончих, ножей, черепов и байков.
– Прекрати строить из себя жертву, – наконец сказала я.
Мэддокс пристально посмотрел на меня, и что-то в его глазах заставило меня возбудиться.
– Я был жертвой давным-давно, но не теперь.
Мои глаза метнулись от пирсинга в его языке к штанге в его соске.
– У меня есть еще, – сказал он и сделал очередную затяжку.
– Где? – спросила я.
Его взгляд опустился на боксеры.
– Еще два.
Моя челюсть отвисла, пока я пыталась представить, где именно они были. Щеки запылали.
– Ты играешь со мной. – Я прищурилась. – Просто хочешь заставить меня нервничать.
– Почему два пирсинга на моем члене заставляют тебя нервничать? – спросил Мэддокс, но в его голосе появился новый, более глубокий тембр.
Я пожала плечами.
– Не они.
Он ухмыльнулся, словно видел меня насквозь. Все в Мэддоксе заставляло меня нервничать.
– Ложись в постель, принцесса.
Ему всегда удавалось сделать так, чтобы это слово звучало, как худшее оскорбление в мире, которое только можно себе представить.
Пытаясь скрыть страх, я села на самый край кровати, касаясь ногами пола. Постельное белье пахло свежестью, а не сигаретным дымом или по́том. Скорее всего, Мэддокс обычно курил с открытым окном и просто не хотел меня раздражать.
Он бросил на меня наполовину удивленный, наполовину раздраженный взгляд.
– Простыни чистые, как я и сказал, не переживай.
– Я не насчет этого переживаю.
Он кивнул, прищурил глаза, задумавшись.
– Тогда насчет чего?
– Разве не очевидно? Я не в восторге от того, что буду спать рядом со своим похитителем без охраны.
Мэддокс указал на свою грудь.
– Я – твоя охрана, и тебя уж точно не надо защищать от меня. Твоя киска в безопасности.
Я стиснула зубы и наконец легла на кровать. Она была намного жестче, чем та, к которой я привыкла, но после конуры ощущалась, как мягкое облако.
Мэддокс докурил, но все равно продолжил стоять перед окном, смотря вдаль. Буквы «Мотоклуб “Тартар”» покрывали его спину от одного плеча до другого, а под ними был череп, извергающий пламя, точно такой же, как и на его груди.
– Почему черепа?
Мэддокс посмотрел на свою грудь.
– У моего отца была такая же татуировка. Я не так уж много помню о нем. Всякий раз, когда пытаюсь вспомнить, как он выглядел, вижу перед собой кровавое месиво, в которое превратил его твой отец. Это тату – все, что осталось в памяти.
Я сглотнула.
– Я сожалею о том, что сделал мой отец.
Он кивнул, внимательно наблюдая за мной.
– Это не тебе стоит извиняться, и сомневаюсь, что твой старик когда-либо произнесет эти слова.
Вряд ли он это сделает.
Я отвернулась от слишком пристального взгляда Мэддокса и продолжила осматривать остальные татуировки. Слова «Ни о чем не сожалею» украшали его левое предплечье.
– Ты сожалеешь только о том, чего не сделал, – пробормотала я. Эту цитату я однажды прочитала в мотивационном посте в «Инстаграме», и она тронула меня до глубины души.
Мэддокс растерянно смотрел на меня, пока я не указала на татуировку. Он криво улыбнулся.
– А о чем не сделанном сожалеешь ты?
Список был длинным, но мне не хотелось обсуждать его с Мэддоксом. Я отвела взгляд от него и уставилась в потолок. Вентилятор медленно вращался, гипнотизируя.
– Ни о чем.
Мэддокс рассмеялся, и у меня внутри все перевернулось. Он встал у кровати, возвышаясь надо мной, по-прежнему одетый в одни боксеры.
– Я тебе не верю. Уверен, есть куча вещей, которые ты хочешь сделать, но не можешь, потому что твой старик с тобой нянчится.
Я ничего не ответила. Мэддокс опустился на противоположную сторону кровати, и я сжала руки в кулаки.
– Не пытайся задушить меня, пока я сплю. Будешь чудить, я лично отдам тебя Коди.
Я кивнула, не доверяя собственному голосу. Меня бросило в жар, когда Мэддокс растянулся рядом. Его кровать была слишком мала для двух человек, которые не состояли в отношениях. Наши руки почти соприкасались. Едва ли можно было сосчитать ничтожные сантиметры, разделяющие нас. Я положила руки на живот, чтобы между нами появилось больше пространства.
– Для той, кто флиртовал со мной в конуре, сейчас ты ужасно тихая, – пошутил Мэддокс, развернувшись ко мне лицом.
Я повернула голову в его сторону. Несмотря на нашу близость, я и наполовину не была так напугана, как следовало бы. Если я хотела, чтобы мой план сработал, то должна была флиртовать с ним сейчас, но тогда мне точно пришлось бы выйти из зоны своего комфорта.
– Я думала, ты хочешь спать.
– Хочу, – сказал Мэддокс, но его глаза говорили о чем-то еще. Я сглотнула, когда он, наконец, отвернулся и погасил свет.
Слушая его дыхание и цепляясь за сознание, я надеялась, что он заснет раньше меня. Но я знала, что он не спит. Думала о том, что же не давало ему уснуть. Это не могло быть беспокойство за свою жизнь. Может, он представлял себе все те вещи, которые мог бы сделать со мной. Мой пульс участился. И не только из-за волнения.
Марселла
Проснувшись на следующее утро, я резко встала, оглядываясь по сторонам. Мэддокс сидел на подоконнике. Он встретился со мной взглядом, и на его щеке появилась ямочка.
– Вот видишь, ты все еще жива.
Я прочистила горло и пригладила волосы, чувствуя себя уязвимой, зная, что Мэддокс видел меня спящей. Это было что-то очень личное, и никто, кроме моей семьи, не видел меня такой. Солнце только что взошло, но Мэддокс выглядел так, словно уже давно проснулся.
– Почему ты не спишь?
Мэддокс пожал плечами.
– Ты заняла слишком много места.
Я склонила голову, задумавшись. Создалось впечатление, будто Мэддоксу было не по себе находиться со мной в одной постели. Во всяком случае, я не единственная, кто чувствовал себя не в своей тарелке. Я встала и потянулась. Мэддокс проследил за моим движением. Может, он боялся собственных желаний. Я должна была этим воспользоваться. Пока я направлялась к нему, все мое мужество улетучилось под его пристальным взглядом. Как он и сказал, они с Джованни совершенно не были похожи. Мэддокс не стал бы сдерживаться из-за страха перед моим отцом. Он, скорее всего, отправил бы ему подробный отчет, если бы мы когда-нибудь занялись сексом.
От этой
