мысли по моему телу прошла волна возбуждения.
Когда я остановилась рядом с окном, холодный утренний воздух врезался в меня, и я обхватила грудь руками. Мои соски затвердели, и я четко осознала, что Мэддокс мог увидеть их сквозь тонкую ткань футболки.
– Меня не будет большую часть дня, но я оставлю достаточно еды и воды и запру дверь.
Я кивнула, проследив за взглядом Мэддокса, уходящим за горизонт, и удивилась тому, насколько странной была ситуация. В мгновение ока моя жизнь перевернулась с ног на голову, и у меня возникло чувство, что это было только начало.
Я разглядывала профиль Мэддокса, его острые скулы, затем задержала взгляд на шраме, похожем на ямочку.
– Откуда у тебя этот шрам?
Мэддокс дотронулся до него и криво улыбнулся.
– Когда мне было девять, я пытался выпустить собак Эрла на свободу в ночь боя. Нескольким удалось сбежать. Дядя ударил меня ошейником с шипами, которые надевает на псов.
– Это просто ужасно. Но почему шрам так плохо зажил? Рана не могла быть настолько глубокой.
– Он сказал, что, если я выберу сторону собак, со мной будут обращаться так же, как с ними, а их раны всегда заживают без лечения. Он тоже запер меня в клетке на пару дней, так что я знаю, каково это.
У меня отвисла челюсть.
– Неудивительно, что ты так запутался.
Его тело сотряслось от глубокого, надрывистого смеха.
– Это одна из причин, верно, но твой старик все еще получает главный приз за то, что подпортил мне жизнь.
Я прислонилась к стене, нахмурившись.
– Но Эрл обязан был заботиться о тебе после смерти твоего отца, а не травмировать тебя физически и морально.
Мэддокс вздохнул и покачал головой.
– Я даже не знаю, зачем рассказал тебе это.
– Потому что ты больше никому не доверяешь настолько, чтобы поделиться этим.
Я весь день просидела на подоконнике. Сначала удивилась, что Мэддокс не запер окно, но вскоре поняла, почему побег через него, помимо опасности, связанной с прыжком со второго этажа, был не лучшим решением. Я заметила охранников, патрулирующих проволочное заграждение, и один из них держал ротвейлера на поводке. Вероятно, он бы спустил животное на меня, если бы я попыталась сбежать. Вспомнив острые клыки Сатаны, я ощутила дрожь при одной мысли о том, что ее зубы сделали бы с моим телом. Мы с ней заключили, по крайней мере, временный, мир, но я не была настолько слепа, чтобы не заметить опасность, которую представляли собаки.
В дали горизонта я искала признаки того, что папа уже близко. Я не была уверена, что именно искала. Конечно, отец старался бы держать свое нападение в тайне как можно дольше, чтобы застать байкеров врасплох. Я знала, что он меня ищет, но, не имея возможности связаться с ним или кем-то еще из моей семьи, чувствовала себя оторванной от них. Даже когда я находилась вдали от дома, то всегда брала телефон с собой, чтобы связаться с родными, когда пожелаю. Теперь я была ужасно одинокой, как никогда в жизни.
Мэддокс вернулся домой после наступления темноты, растрепанный и злой.
– Что случилось? – спросила я, присаживаясь на кровать.
– Твой отец.
Он не вдавался в подробности и просто исчез в ванной комнате. Я не смогла сдержать улыбку.
Спустя десять минут Мэддокс вышел и, не сказав ни слова, забрался в постель, но свет не выключил.
– Я говорила тебе, что мой отец ни перед чем не остановится, чтобы спасти меня, – сказала я, не в состоянии держать это все в себе.
Мэддокс усмехнулся.
– Это же насколько он промыл тебе мозги, что ты стала его самой большой поклонницей, несмотря на все его грехи? Какими бы наркотиками он тебя ни пичкал, они, должно быть, стоят миллионы.
– Он мой отец, конечно, я в него верю. И наркотик, который ты ищешь, – это любовь. – Я съежилась от того, как сопливо это прозвучало, но это была правда. Отец разбаловал меня не только подарками и деньгами, но еще любовью и заботой.
– Меня сейчас стошнит. – Мэддокс развернулся ко мне лицом. – Ну же, будь честна хоть на минуту. Ты должна понимать, что за человек твой отец. Не говори мне, что тебе все равно.
– Я знаю, что он за человек. Все в моей семье связаны с мафией. И члены твоей семьи преступники вне закона, поэтому не говори мне, что между нами есть большая разница. Ты оправдываешь свои поступки преданностью клубу и байкерской жилеткой, а члены моей семьи оправдывают свои поступки клятвой и верностью, татуировкой на груди.
Мэддокс покачал головой.
– Ты защищаешь Семью, даже несмотря на то, что они смотрят на тебя свысока. Однажды я стану президентом своего клуба, а ты всегда будешь просто женой мафиози. Твое слово ничего не значит среди мафии. А ты не похожа на девушку, которой нравится сидеть сложа руки и ничего не делать.
– Кто сказал, что я не собираюсь ничем заниматься?
– Ты не сможешь стать главой нью-йоркской Семьи, как твой отец.
– Мой брат станет доном.
– И тебя не злит то, что твой брат станет доном, хотя старшая ты?
Иногда я размышляла о том, что бы сделала, став доном, но на самом деле я никогда не считала это возможным.
– А у вас женщин допускают в клуб?
– Конечно, разве ты не видела их?
Я закатила глаза.
– Не для развлечения или передачи их по кругу. Я имею в виду, в качестве членов клуба.
– Нет, это против правил.
– Значит, если бы у тебя была старшая сестра, она не смогла бы вмешиваться в дела клуба?
Мэддокс нахмурился.
– Ну хорошо, и клуб, и мафия не допускают женщин. Но ты выглядишь как девушка, которая привыкла получать все, что пожелает. Наверное, нелегко быть на втором месте и даже ниже. Твои слова не имеют значения в Семье. Если ты выйдешь замуж за какого-нибудь напыщенного итальянского мафиози, он займет высокое положение в клане, а ты сможешь растить его детей и отсасывать ему, когда он будет возвращаться домой после тяжелого рабочего дня.
– Отсасывать? – повторила я с отвращением, скривив губы, тогда как жар прилил к моей шее из-за неловкости ситуации.
Мэддокс толкнул языком щеку, показывая слишком очевидный жест.
– Это отвратительно.
– Отсасывание или моя интерпретация его?
– И то, и другое, – пробормотала я.
– Только не говори мне, что за два года отношений ты ни разу не отсасывала этому жалкому идиоту. А я-то все думал, почему он выглядел таким измученным. Я бы тоже был таким, если бы мне давно не отсасывали чертовски хорошо и долго.
– Прекрати повторять это слово, – пробормотала я. Мне никогда не хотелось удовлетворять Джованни орально, и ему бы в голову не пришло попросить меня об этом. За все время отношений он никогда и близко не подпускал меня к своей ширинке. – Все, этот разговор окончен.
– Я заставляю тебя чувствовать себя неловко? – спросил Мэддокс, явно довольный собой.
Он заставлял меня чувствовать себя неловко по разным причинам, ни одну из которых, я не стала бы обсуждать с ним, особенно теперь, когда делила с ним постель.
Флиртовала с ним.
В этом и заключался мой план, но следовать
