на трибуну. Полина так и сидела рядом с сыном. И смотрела на нас. Встретившись со мной глазами, не отвернулась. Но чувства, что это повзрослевшая Линка, больше не было. Оно не возникло даже на миг. Полина. Всего лишь Полина.
Егор
– Дымов?
– А ты ждала кого-то ещё?
Полина стояла в дверях, не давая пройти. Пришлось убрать её с дороги. Вырвавшийся было у неё протест утонул в приветственном возгласе Тимохи. Парень не скрывал улыбку. Я повернулся к его матери.
– Пять минут, – шикнула она. – Через пять минут ты уберёшься.
– Ты не говорил, что придёшь, – прервал наш с ней диалог взглядами Тим.
– Да я сам не знал. А потом подумал… – Я протянул ему свёрток. – Что тянуть?
– Это что? – Полина источала недовольство.
Тим, как истинный мужик, вопросов не задавал. Только посмотрел на меня и, взяв подарок, принялся разворачивать. Само собой догадался, что внутри. Тут большого ума не требовалось. Перепутать клюшку с чем-то ещё – та ещё задача. На это способна только баба.
В глазах мальчишки появилось недоверие, постепенно сменяющееся осознанностью и опять недоверием. Голову он вскинул в точности, как это делала его мать.
– Это же твоя клюшка! Ты… Ты ей решающую шайбу в кубке Стэнли забил! – голос стал громче. – Вот! – Он показал на маленькую вмятину рядом с автографом. – И это тоже с того матча! Егор! Это суперский подарок! Спасибо!
Если раньше, увидев меня, сын Поли просто улыбался, теперь он буквально светился. Осталось разве что по квартире запрыгать. Только я подумал об этом, как мальчик бросился вскачь.
– Мам! – Тим подошёл к Полине. – Видишь? Тогда шайба сюда влетела! Потом отскочила и…
Пока он пересказывал ей детали, Полина смотрела на меня. Колко, с прохладцей. Настроение её менялось, как погода в Питере. Предугадать, куда подует ветер, было невозможно. Она сердилась. И не доверяла мне.
Пару дней назад мы с ней занимались потрясающим сексом, и она получала неподдельное удовольствие. Вчера она, чёрт подери, попросила меня помочь найти её сына, а сейчас вот шипела дикой кошкой.
– Ты что делаешь, Дымов?
Я повесил пальто. Разулся.
– Дымов… – В голосе появилось предупреждение.
– Уверен, твой сын не будет против, если я останусь на чай.
– Ты не…
– Мы как раз варенье открыли! – объявил Тимоха. – Вишнёвое.
– Вишнёвое – моё любимое, – сказал я, и, с насмешкой посмотрев на Полину, поддался уже потянувшему меня в кухню Тиму.
Клюшка заняла почётное место на кухонном диване. Тимоха сел рядом с ней, словно боялся, что она исчезнет. Полина всем своим видом показывала, что мне тут не место. Первые две-три минуты она молчала, потом начала оттаивать.
Ей шли все оттенки зелёного. Цвет глаз сочетался с надетым на ней изумрудным костюмом. Серебристый ей тоже шёл. И чёрный.
Когда она села, я против воли снова обратил внимание на шрам у уха.
– Почему Кузнецов удочерил тебя одну? Лина ничего мне об этом не рассказывала.
– Она тебе много чего не рассказывала.
Секунда, и появившееся тепло рассеялось.
Полина вздохнула, поднялась и открыла кухонный шкаф. Я мог бы дать руку на отсечение: сделала она это только чтобы не смотреть на меня.
Зазвенела банками.
– Мам, что ты ищешь?
– Пей свой чай, – резко ответила она сыну. – Ты хотел, чтобы Егор остался – он остался.
Тим ни хрена не понял, но лезть к матери больше не решился. Я подмигнул ему, щёлкнул по носу и подвинул пиалу с вишнёвым вареньем.
В руках Полины оказался пакет с конфетами.
– Она умерла! – Полина швырнула пакет на стол. – Леонид не удочерил её, потому что она умерла, Дымов!
– Почему она не говорила, что он хочет забрать вас? Почему?! Такие вещи не делаются за неделю.
– При желании они делаются за день, – отрезала она. – Леонид нашёл меня уже после её смерти. Так что ей просто нечего было тебе говорить. – Она посмотрела мне прямо в глаза и добавила: – Она так и не узнала, что по-настоящему нужна ещё кому-то, кроме меня.
Слова были такими же жёсткими, как и взгляд. Полина знала, куда бить, и била без сожаления.
Душистое сладкое варенье приобрело горький вкус. Полина сложила ладони одну на другую на столе. Подумалось, что обручальное кольцо на её тонком пальце смотрелось бы идеально. Как и на пальце её сестры. Но надеть его мне так и не довелось.
– У меня завтра тренировки начинаются, – неловко вставил Тим. Почувствовал напряжение между нами, само собой.
– Хорошие новости.
– А ещё мама разрешила мне бросить музыкальную школу.
Я посмотрел на Полю. Та поджала губы. Откровения сына её явно не радовали. Я улыбнулся уголками губ. Отпил чай. Как бы там ни было, а слышать она умеет. И здраво оценивать ситуацию тоже. Как бы самой ей не претило принятое решение, оно было во благо, и Полина это понимала.
– Даже не знаю, какая из этих новостей круче. Дай пять!
Тим с готовностью ударил меня по ладони. Поля раскрыла конфеты и подвинула ближе к нам. И вот опять в ней мелькнула теплота.
Она посмотрела в окно и так и сидела, отвернувшись от нас. Как будто ей вдруг стало неловко за то, что дала слабину.
Тим, пообещав что-то там показать, вышел из-за стола.
– Полина, – негромко позвал я, пользуясь его отсутствием. Она повернулась обратно. – Ты правильно поступила. Для него правильно.
– Я знаю, – устало отозвалась Поля. Взяла продолговатую конфету и, зажав в руке, подошла к подоконнику. Раскрыла кулак.
Фольга зашуршала, Полина разломила конфету на две половинки.
– Не думай, что ты как-то повлиял на моё решение.
– А разве нет?
– Нет. Рано или поздно мне бы пришлось отступить. Война с собственным ребёнком – не то, ради чего я родила его. Любовь сильнее ненависти, Дымов. Силь-не-е, – повторила она по слогам. Обернулась и, положив на стол половину конфеты, толкнула ко мне. – Не хочу, чтобы сын возненавидел меня. Я слишком сильно его для этого люблю.
Вторую половину Полина положила в рот.
Я взял свою. Хмыкнул уголком губ.
– Ты отнял у меня половину меня самой, Дымов. А может, большую часть. Ты и твой проклятый хоккей. Отнять сына я вам не позволю.
В дверь позвонили. Тимоха подлетел, потянулся, чтобы посмотреть в глазок.
– Мам, – позвал он, – дядя Федя пришёл.
И, не спрашивая разрешения, принялся открывать.
Полина вышла навстречу. Когда Богатырёв по-хозяйски обнял её и коснулся губ, изнутри меня ошпарило так, что повздувались вены.
– Дядя Федя! Мне Егор клюшку свою подарил! С вмятиной! Он
