растеряна. Я все напоминаю себе, что я сильная и преодолею все трудности, но я в это не верю. Мое упрямство и гордыня обходятся мне слишком высокой ценой, которую я не была готова платить.
Я, кажется, стою целую вечность у входной двери. Меня не то что как женщины не существует, меня как человека нет. Я дышу, но не живу. Открываю дверь и плетусь на кухню, уронив сумку, ключи, документы и паспорт на пол. У холодильника зависаю на неопределенное время, потому что не помню, зачем я тут.
Нарастает желание выжрать все бутылки элитного пойла и залить дыру в груди, но нельзя. Я же беременна. У меня под сердцем ребенок Саши. Я хотела выйти победительницей из битвы, которой не случилось, а в итоге я ни живая, ни мертвая. Я должна быть сильной. Я должна… Ради детей.
Очухиваюсь уже в детской Дениса на кровати с плюшевым мишкой в руках. Обнимаю его и ложусь. Я плохая мать. Я поставила свои интересы и уязвленное эго выше моего мальчика.
Он нас не простит.
***
— Денис, — вздыхаю я.
Отвлекается от машинки и улыбается:
— Да, пап?
Что я наделал? Я ведь знал, что Ева не стерпит измену. Знал, но осознал это только сейчас. Я сделал любимой женщине больно и лишил сына и будущего ребенка крепкой семьи из-за эгоистичного стремления к удовольствию без обязательств.
Я знал, поэтому скрывался. И всю ценность того, что я имел, я понял лишь в нынешний момент. У меня было все для счастья, а вся моя усталость, скука и стремление к якобы свободе были капризами идиота, который возомнил себя, как сказал Павел, султаном.
— Пора вернуться домой.
— Я хочу жить у бабушки с дедушкой, — Денис катает по полу машинку. — А вы приходите в гости.
— Ты сейчас нужен маме, Денис.
— Я хочу остаться тут.
— Ты мужчина, Денис, и ты должен маму защищать…
— Ты должен маму защищать.
— Я не справился с этой задачей, теперь ты ее защитник, — говорю тихо.
Денис хмурится и возвращает все внимание к машинке. Сцепив руки в замок, молчу минуту и твердо заявляю:
— Ты сейчас встанешь, переоденешься, соберешь свой рюкзак и я отвезу тебя домой к маме.
Поднимает взгляд и поджимает губы.
— Нет.
— Да, Денис, — мой голос строгий и тихий. — Сейчас ты нужен маме. Встань.
Удивленно моргает и подчиняется.
— Переоденься, — я поднимаюсь на ноги, — собери рюкзак и выходи. Ты меня услышал?
Бледнеет и кивает.
— Хорошо, я тебя жду, — выхожу из комнаты, и меня в коридоре ловит бывшая теща.
— Ну, что?
— Я в любом случае его отвезу к Еве.
— Я соберу его вещи.
— Нет, — перекрываю ей дорогу рукой. — Пусть сам. Не подчинится, будет с ним другой разговор.
— Поняла, — Анастасия Егоровна отступает. — Все правильно. Он мальчик, с ним надо построже. — понижает голос до шепота. — Как Ева? Всё? Вы… сегодня уже получили все документы?
— Все плохо, — шагаю в прихожую. — И да, мы всё.
— Твои родители знают? — Анастасия Егоровна следует за мной.
— Нет, — сажусь на пуфик и поднимаю взгляд. — Потом их обрадую.
— Мне, наверное, стоит тоже поехать к Еве… — хмурится. — Она с нами не особо делилась, как у нее дела… Я предложила ей пожить у нас…
— Отказалась?
Кивает.
— Ну, — вздыхаю я. — Это ведь Ева. Она не считает себя маленькой девочкой, которая может жить у родителей. У нее же есть свое гнездо.
— Пустое, — Анастасия Егоровна смахивает слезу со щеки.
— Вот я и приехал, чтобы вернуть одного маленького и упрямого птенца в гнездо, — слабо улыбаюсь. — И да, я думаю, что вам стоит поехать вместе с Денисом к Еве.
В кармане вибрирует телефон. Пробегаюсь глазами по сообщению от менеджера автосалона, что машину пригнали, документы и ключи вручили. Закрываю глаза и сжимаю переносицу.
Какая отличная у меня получилась издевка для Евы. На эмоциях и в гневе после очередной встречи с адвокатами я потребовал у автосалона пригнать машину именно к дате развода. Подарок ко дню, который ознаменует ее новую жизнь. Спасибо, что удержался от бантика, а ведь хотел. Я продолжаю и продолжаю лажать и иду на поводу своего желания укусить Еву и обратить на себя внимание.
— Тогда я тоже соберусь, — Анастасия Егоровна пятится.
Через пять минут ко мне выходит серьезный Денис, зло волоча за собой зелёный рюкзак.
— Я готов. И не ругайся.
— Я не ругался, — прячу телефон в карман. — Это ты, Дениска, вредничаешь, но это в тебе от меня.
— Мама тоже вредничает.
— У нее есть причина, а у нас нет, — пальцами пробегаюсь по взъерошенной макушке Дениса. — Ты не причесался.
— Не хочу.
Достаю расческу с мелкими зубчиками из грудного кармана и протягиваю Денису.
— Вперед, сына.
Недовольно причесывается, возвращает расческу, и я прячу ее в карман.
— Иди сюда, — подманиваю его к себе.
Фыркает, отворачивается, и я его решительно сгребаю в объятия. Прижимаю к себе, утыкаюсь носом в его мягкие волосы и шепчу:
— Ты имеешь полное право злиться и обижаться на меня, Денис, но не на маму. Слышишь? Мама ни в чем не провинилась. Она хорошая.
— Я хочу, чтобы все было как раньше.
— Как раньше уже не будет, — прижимаюсь к его макушке щекой. — И так не бывает, чтобы жизнь была неизменной, но это не значит, что не будет хорошо. Будет по-другому, Денис, и мы с тобой тоже должны постараться, чтобы было нам всем хорошо.
— Я не знаю, как стараться…
— Быть рядом с мамой, Денис.
Молчит и неуверенно обнимает меня в ответ. Закрываю глаза, которые жгут слезы, и закусываю губы, чтобы сдержать в себе поток отчаяния. Я разрушил все, что было мне дорого ради удовольствия, сомнительного отдыха и пустышки под одеялом.
Несколько вдохов и выдохов и я открываю глаза. В проеме с сумкой притаилась молчаливая Анастасия Егоровна. Я не вижу в ее глазах прежнего презрения, лишь сожаление.
— Поехали, — мягко отстраняюсь от Дениса и поддеваю кончик его носа пальцем с улыбкой. — Повредничали и хватит.
— Хватит, — печально вздыхает он. — Я
