которые грели меня в самое темное время.
– Конкретней. Мы о многом говорили.
– О том, что все ответы у нас внутри. Я это поняла. Я ищу свою бездну. Именно с ней мне хорошо.
– Бездна… Интересное у тебя понятие любви, Людмила.
– Я тяжелый случай, да?
– Нет. И что значит для тебя быть тяжелой?
– Боже, опять ты со своими вопросами, – закатываю глаза. Почему-то сегодня я бы хотела просто с ним поговорить. Как иногда бывало раньше. Без анализа, рассуждений и этих самых вопросов.
– Не за этим ли ты ко мне ходишь?
– Мое понятие любви. Ты знаешь. Я раньше читала много книг, романы. Очень любила Джейн Остин. У нее очень нежные, но в тоже время сильные героини. У них интересная история и прекрасная любовная линия. Она тонкая, бархатная, в чем-то даже сахарная. Именно такую я и жду. Чтобы окрыляла, а крылья были сотканы из поцелуев и касаний.
– Но по твоим словам, это еще и бездна. Диссонанс выходит, Людмила.
– Почему? – я правда не понимаю, о чем он сейчас мне говорит.
– Подумай.
Я делаю пару глотков вкусного капучино, который, почему-то, принесли первым, вместо супа. И снова вглядываюсь в Мистера М. Он выглядит уставшим и поникшим. Получается, он и правда человек, а не загадочный и тайный герой.
– В книжках красивая любовь. Но она не моя. Я идеализировала ее себе после таких книг. Получается, я не героиня романов. У меня свой путь. И любовь у меня своя.
– Какие у тебя ассоциации с Глебом?
– Навицкий… – вчера вечером было тепло после встречи с ним. И хочется поделиться этой новостью с Мистером М, но я молчу.
– Скорость. Драйв. Полярность. Яд. Безумие. Бездна, – последнее слово как красная точка в конце предложения.
А Мистер М просто нагло ухмыляется, отпивая такой же вкусный кофе только уже из своей кружки. Смешинки у глаз замечаю сразу, словно слова обрадовали его, и он теперь не кажется поникшим и уставшим.
– Бездна… – добивает он меня.
– Но она неплохая, – спешу дополнить.
– Я и не говорил, что она плохая. Но видишь ли, Людмила, ты по всей видимости, описываешь того Глеба. Именно он обидел тебя. Поговори с ним.
– Не поняла, я и так с ним говорю. Иногда.
– Задай вопрос, на который ты хочешь получить ответ от того Глеба, которого ты знала.
– Сейчас он другой, – заключаю я, и теперь правда это осознала.
– Люди могут меняться. Это миф, что мы неизменны. Нас прогибают обстоятельства, события, другие люди. И это нормально. Признавать ошибки – нормально. Говорить “прости” – нормально. Хотеть знать правду – нормально. Так думает взрослый человек.
– Я все еще чувствую, как меня тянет к нему, – голос снова тихий, я шепчу эти слова, и мне хочется плакать. От той правды, что была внутри, но под тонной обиды она не могла открыться мне. – Что это? Незабытые чувства? Любовь? Просто симпатия? Я теперь это осознаю. Но этой искорки мало, чтобы разгорелся огонь, – допиваю кофе, так и не прикоснувшись к супу. Аромат стоит вкусный и, возможно, принеси они его первым, я бы его съела и, наверное, похвалила.
Мы еще какое-то время говорили про мое детство, моих родителей и их любовь. Про правильность, которой меня учили с рождения и от которой я теперь стараюсь убежать. О том, что мне хотелось быть свободной, как Глеб. О нашей свадьбе, потом о нашем разводе, нашей игре и первых вопросах. И в сотый раз возвращались к моим чувствам.
Мистер М слушал, никогда не перебивал, только изредка задавал свои вопросы.
А еще смотрел в глаза. У него они глубокие. Мне иногда казалось, что там живет столько мудрости, что не все в его годы могу знать хоть часть того, что знает Мистер М. Точный возраст мне неизвестен. В каком-то источнике говорится, что ему недавно исполнилось тридцать, а в другом, что ему слегка за сорок. Мистер М даже на такой вопрос от меня отмалчивается, будто сохраняет интригу.
Мы улыбаемся, когда он рассказывает шутку. И такое случалось. Значит, его настроение улучшилось и хочется верить, что это моя маленькая помощь ему.
Я поворачиваю голову в сторону окна. Там парковка, не сильно живописный вид. Но меня тянуло туда, как магнитом. Словно меня прожигали насквозь. Темный взгляд, что схож с бездной.
Глеб.
Он облокотился на капот красной машины с хищными глазами и уставился на меня. Зло, с раздражением. А еще вижу печаль. Его раны, что кровят. Они задеты жестоким образом, и боль отражается на его лице.
Я выбегаю, оборвав наш разговор с Мистером М. Снова делаю передышку у двери, чтобы не позволить больной ноге выдать меня.
Дохожу до него так быстро, как могу. Глеб смотрит на тот столик, где еще была я, но где еще сидит Мистер М.
Я хочу увидеть перед собой того Глеба, что оставил меня и кого оставила я. Хочу услышать ответы на мои вопросы, его слова, его оправдания. Я готова.
Глеб.
Мы лежим и смотрим в потолок. Я задумался. День еще толком не начался, а я мысленно вспоминаю, какие встречи у меня назначены на сегодня и что хотел сделать. Кажется, Кирилл говорил про какого-то парня, с которым надо пересечься. Очередной мажор с папиными деньгами и необъятным эго. Он хочет офигенную тачку, чтобы кадрить телок, по его словам. Мне после них стало сначала смешно, а потом грустно. Я был таким или нет? Мне думается, нет, но у отца бы все равно уточнил. Какие мы, мажоры?
– Глеб?
– М?
– Мне хорошо с тобой, – Рита лежит у меня на груди, ее светлые волосы щекочут тонкую кожу на шее, а приятный цветочный аромат окутывает, и я прикрываю глаза.
– Как ты это поняла?
– Это не надо понимать. Это просто есть и все. Где-то внутри. А тебе со мной хорошо? – она приподнимает голову и смотрит в глаза. Сейчас они теплые, хоть и имеют холодный оттенок.
– Наверное. С тобой спокойно, – это честный ответ, врать я Рите никогда не хотел, – будто едешь по равнине.
Мы медленно завтракаем, а на прощание Рита целует меня в щеку. Картинка красивая, тихая и семейная. На заднем фоне должны смеяться дети и лаять пес. Я бы улыбнулся им и сказал пару напутствий. Потом тихо закрыл бы дверь и уехал в офис, про себя отмечая, что, по возвращении домой, надо купить своей женщине цветы и пригласить на ужин в хороший
