— ремонтники взялись за перфораторы и снимают старую штукатурку. Поэтому выхожу на задний двор и прикрываю за собой дверь, — Все, теперь слышу. Есть новости?
— Ну как сказать…
— Только не говори, что все бесполезно, и никаких доказательств найти нельзя.
Мне очень хочется прижучить Марину, за то, что она посмела посягнуть на мое детище.
— Над этим вопросом работаем. Пока рано делась выводы, — он вроде как успокаивает меня, но я только больше трясусь:
— Тогда что?
— Я за твоей цыпой присматриваю. Ровно в двенадцать, в обеденный перерыв, она вышла из офиса, проехала две остановки до забегаловки «Алмаз». Взяла там чашку зеленого чая.
— И что?
— Три минуты – и за ней приехал твой муж.
У меня обрывается в груди. И руки становятся такими непослушными, что едва не теряю телефон. Карпов делает секундную паузу, потом добивает:
— И, судя по всему, они едут к ней.
* * *
Закрыв глаза, приваливаюсь к стене.
Кажется, мы достигли дна.
— Кир?
— Я здесь, — хриплю.
— Прости за такие новости. Но я не смог смолчать и просто записать это строчкой в отчете. Ты бы потом не простила.
Я ненавижу его в этот момент. Но он всего лишь гонец, принесший дурные вести. Проблема не в нем.
— Давай адрес.
— Поедешь? — спрашивает с сомнением.
— Поеду.
Пора прикрывать эту лавочку к чертовой бабушке. Хватит.
— Сейчас пришлю, — отбивает звонок, и через пять секунд сообщением прилетает незнакомый адрес.
Я с минуту смотрю на него, глотая горькую слюну, потом вскакиваю и, прихватив сумку, выбегаю из кабинета.
На ходу бросаю прорабу:
— Мне срочно надо отлучиться. Если какое-то ЧП, звоните. Примчусь.
Если буду в состоянии.
Уже в машине набираю номер Березина и, как зомби уставившись в лобовое стекло, жду ответа. Долго жду. Но ничего кроме унылых гудков не раздаётся. Потом набираю еще раз и еще. Результат тот же. Нулевой.
Сердце разлетается в хлам. Та самая женская интуиция, которая никогда не может заткнуться вовремя, просто вопит, что если до этого момента у них ничего серьезного не было, то теперь точно будет.
Страшно — до одури. Больно — словами не передать как.
Я изо всех сил стараюсь не думать о том, что происходит, и о том, что могу сейчас увидеть. Потому что мне нужно доехать до места целой и невредимой. А если начну размышлять, зачем он поперся к ней посреди дня и почему не отвечает, то точно влечу в какую-нибудь ограду. Не хватает еще покалечиться. Поэтому кручу руль и шепчу, как заведенная.
— Только не подведи. Только не предавай.
Я слабачка. Готова простить все, что уже случилось до этого, забыть о его вранье, проглотить обиду. Грань пока еще не стерлась, и я молюсь, чтобы он ее не перешагнул, не сорвался в пропасть, увлекая за собой. Визжать готова в голос от бессилия.
— Не смей этого делать! — бью по рулю.
Гудок пугает ползущую по тротуару бабку, и она сердито замахивается клюшкой на мою машину.
— Простите.
Помогите мне кто-нибудь. Я не справлюсь.
По чистой случайности мне всю дорогу горит зеленый свет. Я ни разу не останавливаюсь ни на перекрестках, ни в пробках, и добираюсь до спального района на юго-западе города за рекордно короткий срок.
Кружу по незнакомым улицам в поисках нужного дома. Здесь неудобно. Новый район, кругом плотно, окна в окна стоят десятиэтажки. Дворы узкие, парковаться особо негде, нумерация через одно место.
Десятый дом, потом двенадцатый. Следом двадцатый. Куда подевались четырнадцатый, шестнадцатый и восемнадцатый — не понятно. А мне нужен именно дом номер восемнадцать. Меня злит эта задержка.
То ли от нервов, от ли от всей этой херни, в которую превратилась моя жизнь, я тупею. Требуется несколько минут, чтобы сообразить, как проехать к нужному дому и с каждой секундой градус моего бешенства растет. Я все еще мечтаю о том, что все обойдется, но, когда въезжаю во двор, знакомый по фотографиям Карпова, вижу машину мужа возле подъезда. Пустую.
Стон рвется из груди. И удержать его нет возможности.
Паркуюсь на приличном расстоянии, потом выбираюсь из салона и, как пьяная, иду к Лешиной машине. Ноги не слушаются. Тряска настолько сильная, что начинают стучать зубы. Мне не хочется верить в происходящее, но вот она правда, прямо перед глазами. Пустая машина, и не трудно догадаться, где ее хозяин.
Зачем-то подхожу ближе и заглядываю внутрь. Наверное, на что-то еще надеюсь.
Увы. Салон пуст.
На шее стягивается невидимая удавка. Я невольно хватаюсь за нее, пытаясь ослабить, но пальцы схватывают пустоту. Надо дышать, а я не помню, как это делается.
Вытягиваю из кармана телефон и не могу удержать его в сведенных пальцах. Роняю на асфальт, так что экран лопается. Мобильник жив, хоть и изрядно покоцан. Плевать. Не в телефонах счастье.
Кое-как набираю номер мужа.
Снова в ответ тишина.
Я боюсь думать о том, почему он мне не отвечает. Я не хочу об этом думать. Но разве у меня есть выбор?
Снова набираю. Снова. И так раз десять.
Пока наконец не прилетает сухое сообщение
«Кир, перезвоню. Совещание».
Из груди вырывается хрип. Я зажимаю себе рот рукой, чтобы не завизжать в голос. Я готова раненой волчицей кататься по земле и выть от отчаяния. Снова ложь. Предательство. Больше нечего спасать. Все, что у нас было, мы потратили впустую.
Передо мной выбор — уйти с гордо поднятой головой или довести дело до конца.
Я выбираю второй вариант. Мне больше не надо вранья и оправданий, я просто хочу взглянуть предателю в глаза.
Поэтому снова набираю его номер. И бомблю до тех пор, пока он не отвечает.
— Я же сказал! Я на совещании, — раздраженно рявкает в трубку, — сколько можно названивать?
Меня трясет, кажется, вот-вот и я рухну в обморок, но мой голос на удивление тверд:
— Значит так, у тебя есть три минуты, чтобы спуститься, иначе я разобью лобовое стекло твоей тачке.
— Кир, хватит бредить. Я тебе позже перезвоню.
— Выгляни в окно, любимый, — холодно выплевываю последнее слово, — время пошло. Три минуты.
Я подбираю отломанный кусок бордюрного камня и смотрю на часы, наблюдая за секундной стрелкой.
Перехватываю обломок поудобнее, примеряясь к тонированному стеклу. Мне нечего терять, я сделаю это. Разобью его машину так же, как он разбил мое сердце.
