— А у меня есть еще подарок. Только мне надо проколоть уши, — нетерпеливо выкладывала свои новости Наташа.
— И глупый Санта-Клаус принес ей лифчик, — вмешался Руперт, внезапно появившись за Наташиной спиной. — Придется ей под лифчик подкладывать апельсины.
— Не придется! — завопила Наташа и щелкнула Руперта по носу.
— Дорогая, настоящие леди так себя не ведут, — сказала Бетти, которая тоже принарядилась ради праздника. — Но ты права, апельсины тебе не нужны. А сейчас поцелуй брата. Нельзя ссориться на Рождество.
Прибежал Мильтон со стетоскопом.
— Я буду врачом! — крикнул он с порога. — Таким, как доктор Лакруа! У меня сегодня прием. Если кому-то плохо, идите ко мне.
— У меня болит живот, — заявила Бетти.
— Это потому, что ты давно не пила джин, — сказал Гордон.
— Миссис Джилби, пожалуйста, идемте со мной. Вы сейчас ляжете, а я вас послушаю стен… стек…
— Не можешь выговорить! — усмехнулся Руперт.
— Стетоскопом, — радостно проговорил Мильтон.
— Боже, мы забыли о Таре. Она осталась в машине! — воскликнула Евгения.
— Я схожу за ней, — предложила Луиза.
За обедом Луиза сидела рядом с Тарой, которая расплакалась, едва ее креслице отодвинули от Луизы.
— Ты ей нравишься, — сказала Евгения. — Гордись. Она самая замкнутая из моих детей.
Дети ели то же, что и взрослые. Бетти хотела было дать Таре что-то другое, но она в ярости принялась стучать ложкой по тарелке.
— Пусть делает, что хочет, — сказала Евгения, вытаскивая из-за стола Руперта, который тем временем колотил Наташу, и сажая Гордона между ним и сестрой.
— Как ты можешь так спокойно? — удивилась Луиза.
— Заведи четверых, тогда узнаешь! — рассмеялась Евгения.
Сама того не желая, Луиза не отрывала глаз от Тары, которая упорно старалась накормить себя, но почти все роняла на пол. Правда, любимец Бетти, песик Мистер Пух, не заставлял себя ждать и быстро подбирал упавшие куски. Когда же Таре удавалось донести до рта картошку, она победно впивалась в нее единственным зубом.
К концу обеда Луиза совсем опьянела и не понимала, как еще мама держится. Шампанское и бренди, потом белое вино сделали свое дело. К тому же Тара уютно устроилась у нее на коленях, и Луиза почувствовала себя совершенно счастливой.
— Как здорово, когда есть, кому ее отдать, — сказала Евгения. — Она у нас последняя. Больше не будет.
— Что ж. У нас есть по двое на каждого, и этого достаточно, — добавил Гордон.
А у меня нет ни одного, с грустью подумала Луиза, глядя на крепко спавшую Тару. Они все — семья. Все разные, и все же это одна семья. Даже мама. А я в стороне, потому что сама так решила. В первый раз Луиза задумалась, правильно ли выбрала себе путь. Что ей сулит будущее? Нельзя же только зарабатывать деньги и покупать красивые вещи. Детям очень понравились подарки, и она немного развеселилась. Правда, покупала она их в спешке, не очень заботясь об адресатах, поэтому и радовалась и удивлялась одновременно.
— Шелковая пижама! — воскликнула Наташа. — Ой, как здорово! Я возьму ее в летний лагерь.
— Еще посмотрим, — пробормотала Евгения.
Руперт с таким же восторгом смотрел на ручные часы с программным устройством. Мильтон получил два подарка — миниатюрные шахматы и набор кухонной посуды.
— Посуда для мальчишки? — фыркнула Наташа, и Луиза почувствовала себя виноватой.
Однако Мильтон был невозмутим.
— Все настоящие повара — мужчины. Вы слыхали хоть об одной женщине знаменитом поваре? Я испеку к чаю бисквиты.
— Завтра! — одновременно закричали бабушка и мать.
— Есть знаменитые женщины-повара, — сказала Бетти и повернулась к Евгении: — Ты вырастишь из него женоненавистника.
Тара тоже получила подарочный купон на летнюю одежду, и Евгения была счастлива.
— В этом году ты куда ласковее с детьми, — заметила Бетти, когда Гордон и его семейство отправились домой, а они с дочерью мирно сидели в кухне.
— Наверное, потому, что они растут и ведут себя по-другому.
— Растут. Ты тоже была маленькой.
Бетти легонько толкнула Мистера Пуха ногой, чтобы тот перестал храпеть.
— Какой я была?
— Трудной. И ужасно упрямой. Ты и теперь упрямая.
— Но не маленькая. И не такая уж упрямая.
— Упрямая. Никогда никого не слушаешь. Если что-то решила, у тебя хоть кол на голове теши.
В кабинете на столе золотился пригласительный билет. Луиза прочитала его и положила на каминную полку.
На Кембриджской площади гулял холодный ветер, раскачивая несчастное деревце, с трудом выжившее в городе. После Рождества Лондон напоминал пустую комнату наутро после бурной вечеринки. Еще никогда Луиза не была такой недовольной. Она чувствовала, что пропускает что-то важное в своей жизни, и это мучило ее.
— Выглядит заманчиво, — сказала Тина, тотчас заметив билет, когда вошла в комнату.
— Пригласительный билет на банкет по случаю выхода в свет книги. Помнишь того клиента? Вот уж намучил он нас.
— Боже! Конечно же, помню. Майкл Барух. Счастье еще, что книгами занималась миссис Мелроуз. Идеальная секретарша. Она его уговорила.
— Миссис Мелроуз — идеальная тряпка. Луиза терпеть не могла женщин, которые стелются перед мужчинами.
— А ее пригласили? — спросила Тина.
— Сомневаюсь. Скажи ей, что сбор в «Савое». Она будет рада.
— Ладно. А ты хорошо провела Рождество? Кстати, с Новым годом.
Луиза села за стол и стала просматривать папки.
— Спасибо. Тебя тоже. Рождество было чудесное.
— Что-то ты не очень веселая.
— Извини. Ненавижу январь.
— Ничего не поделаешь. Кстати, вот журнал с рецептом копченого лосося.
Луиза улыбнулась. С последней страницы на нее смотрели круглые голубые глазенки очаровательного розового младенца.
— Спасибо.
— «Майкл Барух», — прочитала Тина на билете. — Меня от одного этого имени в дрожь бросает. Сколько раз он мне грубил, пока миссис Мелроуз не взяла дело в свои руки! Чужак. Странное название. О чем книга?
— Ерунда о высшем свете, — задумчиво ответила Луиза, все еще глядя на рекламного малыша. — Эта девочка очень похожа на Тару. Она такая прелестная.
— Тара?
— Младшая дочь Гордона.
— Я забыла, что у Гордона много детей. Надеюсь, ты не все деньги истратила на подарки?
Луиза с улыбкой поглядела на Тину, у которой были твердые взгляды на воспитание детей. Своих двух мальчишек она держала в строгости.
— Наверное, я их немного балую. Но Гордон стеснен в средствах. Только не говори, что Евгения могла бы работать и тогда они не жили бы на одно учительское жалованье. Она не хочет работать, и я ее не обвиняю. Будь у меня такие дети, я бы тоже предпочла не расставаться с ними. — Она помолчала. — Тара прелестна.
