— Ты уже это говорила. — Тина в упор смотрела на Луизу. — Мне казалось, ты не любишь детей.
— Не люблю, — подтвердила Луиза и, торопливо убрав журнал, протянула папки Тине. — Пожалуйста, не пускай ко мне никого. Мне надо сделать много звонков. Дай Бог, чтобы год был удачным.
— Дай Бог.
Луиза взглянула на Тину и рассмеялась.
— Только не думай, что я возмечтала о замужестве и куче прелестных детишек. Я тебя хорошо знаю, Тина Эванс. Мне очень нравятся дети Гордона и Евгении, но это не значит, что мне нравится их образ жизни. Я бы ни за что не стала жить в холодном доме и ходить по пятницам в магазин, чтобы купить что подешевле. В жизни много прекрасного.
Тина умехнулась.
— Я позвоню миссис Мелроуз и передам ей приглашение.
Она закрыла за собой дверь, а Луиза, ничего не видя, уставилась в пространство. Что прекрасного в ее жизни? Кроме денег, конечно. Она не богата, но и нужды в деньгах не испытывает. Свободна как ветер. Ну и сравнение. Ветер — это что-то ирреальное. Малышка в рекламе все еще улыбалась ей, и ответ пришел сам собой. Ей нужен ребенок, пока еще не поздно. Тара пробудила в ней спавший материнский инстинкт. В конце концов, ей уже тридцать пять, и осталось совсем не так много времени.
Луиза сделала себе кофе и, пока пила его, вернулась к реальности.
— Только еще ребенка мне не хватало, — пробормотала она. — Надо проверить, все ли в порядке у меня с головой.
И она занялась делами.
Высокая стройная женщина с длинными черными волосами вышла из здания суда и положила конверт в сумку.
— Ну, вот. Это почти конец.
— Не почти, а конец, Вероника, — сказал Роберт, ласково касаясь ее руки. — Я все-таки не понимаю. Но это не имеет значения. Ты получила развод. Возвращайся во Францию и начинай новую жизнь.
— Да, Роберт, ты прав.
Она сказала это таким тоном, что у Роберта перехватило дыхание. Он вздохнул. Сначала она требует развода, теперь грустит.
— Вероника, ты любишь Майкла?
Ему показалось, что в ее черных глазах появилось виноватое выражение, но она тряхнула головой, так что волосы закрыли ей лицо.
— Не глупи, милый, — сказала Вероника, беря его под руку. — Мы разведены, и с этим покончено. Не удивлюсь, если Майкл скоро женится.
— У него кто-то есть? — удивился Роберт.
— Пока нет, насколько мне известно, но будет. — Вероника поцеловала Роберта в щеку. — Не волнуйся. Лучше поймай для меня такси. Поеду в Хитроу. Хочу как можно скорее попасть обратно в Париж. А потом в свой дом.
— Наверное, тебе будет там одиноко первое время. Ты не могла бы найти для себя дом поменьше?
Рядом остановилось такси.
— Ерунда! Какое одиночество? Я рада, что все уже позади. — Вероника села в машину. — И, пожалуйста, передай Майклу, что мне нужно пятьдесят тысяч фунтов для начала. В доме еще полно работы. А потом я дам тебе знать, сколько мне еще потребуется.
— Пятьдесят тысяч! Да твой дом стоит меньше.
Практичный Роберт не понимал, зачем покупать дом, который требует таких затрат.
— Знаю, милый. Но Майкл сказал, что я могу тратить, сколько хочу.
— Это ужасно! Искусственное оплодотворение! Это и для домашних животных ужасно! Бедняжки! Так нечестно. Я всегда думала, что так нечестно. Лишать их одной из немногих отпущенных им радостей! Но люди…
— Секс совсем не обязателен для людей и животных тоже.
— Ну да!
Бетти всегда было трудно оторвать от мольберта, но только не на этот раз. Она стояла посреди студии, уперев руки в бока и кипя от ярости. Ее волосы с проседью, которые она аккуратно уложила на Рождество, были сейчас невероятно ржавого цвета и стояли дыбом.
— Мама, — терпеливо уговаривала ее Луиза, — у некоторых женщин нет другой возможности.
Луиза не сомневалась в правильности своего выбора, так как она, по своему обыкновению, успела хорошенько обдумать все «за» и «против». Постоянного друга у нее не было и пока не намечалось. Бывшие приятели или завели себе других подружек, или предпочли стать голубыми.
— Я была у врача, и он сказал, что многие женщины идут на это, так как не хотят связывать себя с мужчиной.
Бетти фыркнула.
— Я могла бы и не приходить к тебе, — продолжала Луиза. — Я ведь еще не была дома. Но я хотела тебе сказать. А теперь жалею.
Бетти опять фыркнула.
— Почему бы тебе не выйти замуж или не завести себе друга? Тогда ты смогла бы заиметь ребенка обычным способом. Ну, будь же нормальной женщиной.
— С чего бы мне быть нормальной при матери с волосами цвета томатного супа? Как ты умудрилась натворить такое со своей головой?
— Это называется «Золотой август», и, пожалуйста, не заговаривай мне зубы. Может быть, у меня и необычный цвет волос, согласна, у меня не очень хорошо получилось, но тебя-то я заимела нормально. — Она посмотрела на портрет на стене, изображавший красивого улыбающегося мужчину. — Я была страстно влюблена в твоего отца. И ты, и Гордон были зачаты в счастливые ночи.
— Однако ты развелась с ним через четыре года после того, как я родилась, — напомнила матери Луиза.
— Я же не знала, что он станет пьяницей и будет все пропивать.
— Правильно. Поэтому я не хочу себя ни с кем связывать.
— У тебя были приятели.
— Они не удерживались надолго, потому что в каждом из них я находила массу недостатков. Наверное, мне трудно угодить.
— Наверное.
— Я хочу ребенка, а не мужчину. Я хочу быть матерью.
Бетти Джилби оценивающе оглядела свою дочь. Высокая, стройная, безупречная стрижка, отличный серый костюм. Совсем не похожа на мать.
— Ты слишком молода для этого.
— Перестань, мама. Я просто хочу ребенка. Хочу исполнить свое естественное предназначение, пока еще не поздно.
— Ребенок не игрушка. — Бетти взяла дочь за руку и повела ее в кухню. Там она усадила ее за стол и достала бутылку вина. — Дорогая, игрушку можно купить в любом магазине. Пришла и купила. А дети другое. Это не вещь.
— Мама! Я все понимаю.
— Кстати, они растут. И маленькие или взрослые, они всегда дети.
— Ради Бога! Так предупреждают, когда берешь собаку. Помните, собака не на Рождество, а на всю жизнь.
— Люди живут дольше собак, — совершенно серьезно продолжала Бетти. — Кроме того, дети требуют массу времени, а поначалу все время. Как твоя работа?
— Я уже все продумала. У меня хватит денег на няню. И комната есть в квартире и в доме. Справлюсь. Другие же справляются.
— Мне не нравятся неполные семьи.
— А ты сама? Ты же одна нас вырастила!
