Почему мне было сейчас от этого смешно, я объяснить не могла, просто шла и улыбалась, и мне улыбались те, кто случайно ловил мой взгляд.
- Это что?! - моя обожаемая Ира открыла мне дверь, и мигом испортила настроение - её взгляд выразил такую степень шока и возмущения, как будто я в водолазном костюме домой пришла, а не в мамином.
Я не ответила, молча сняла туфли и начала раздеваться, а Ира продолжала стоять с раскрытым ртом и квадратными глазами.
Мы с ней со вчерашнего дня жили вместе, она меня пригласила, и я согласилась - это была квартира её бабушки, которую бабуля ей подарила, переехав к Ириной маме, и оставив всё, что нажила непосильным трудом, обожаемой внучке. Если бы не это, мы бы с ней квартиру на двоих не потянули, но судьба нам улыбнулась, и теперь нас окружали интерьеры в стиле середины прошлого века, слегка разбавленные современными веяниями, например, в прихожей на стене была миленькая ключница с рамками для фотографий и надписью: "Здесь живёт любовь". Я повесила на неё ключи и замерла с раскрытым ртом - это утром здесь жила любовь, а сейчас фотографии юной Ирки в бантиках сменились фотками с вечеринок, а надпись гласила: "Здесь живёт алкоголизм".
А посмотрела на Иру, она посмотрела на меня, мы рассмеялись и расслабились, я покачала головой и вздохнула:
- Богиня самоиронии, Ирочка, молодец.
Она встала в гордую позу с задранным носом, и махнула рукой в сторону кухни:
- Пойдём, я приготовила тебе праздничные макароны с праздничными сосисками.
- Ну нифига себе, уже бегу, руки только вымою.
- Ага, и мешок этот серый сними, я тебя умоляю, иначе в меня ужин как войдёт, так и выйдет. Где ты достала его вообще? Нет, стой! Не говори, я угадаю - мама дала? - она смотрела на меня взглядом собаки-подозреваки, я скорчила рожицу и стала расстёгивать пиджак:
- Мне было неудобно отказываться, она его берегла для меня столько лет, даже в химчистку отдала, когда я сказала, что меня приняли.
Ира фыркнула, упёрла кулак в бок и взмахнула второй рукой, как будто держала в ней бокал:
- Знаешь, мне бабуля тоже кассетный видик купила на свадьбу, вон там в кладовке лежит, могу показать. Но чую, к моей свадьбе, я смогу его продать на ибэе как винтаж, и оплатить лимузин.
- Вот видишь, бабушка о тебе думает, - состроила миленькое личико я, Ира подняла бровь, изогнув её параболой скептицизма, и вздохнула:
- Разница в том, что бабуля меня этот видик на работу носить не заставляет, потому что бабушка меня любит. Алис, ну... блин! Ты ж дизайнер! Ну посмотри на себя!
Она взяла меня за плечи и развернула к зеркалу, я посмотрела - ну ладно, да, костюм сидел плохо. И что?
- Пойдём есть, а?
- Идём, - отрывисто кивнула Ира, - поедим, отдохнём, а потом выйдем за гаражи и спалим его к чёртовой матери! По-моему, отличный план.
Я улыбалась, хотя и пыталась изображать укоризну. Ира ушла на кухню, напоследок пообещав, что если еда остынет, она сожрёт меня, а я быстро переоделась и пошла мыть руки. Умыв лицо, посмотрела в зеркало, пытаясь увидеть себя со стороны, слова Люды не шли из головы, неужели я действительно выгляжу нескромно? Слипшиеся от воды ресницы выглядели совершенно обычными, зря она.
На кухне уже всё было накрыто, Ира прыгала между столом и холодильником, выставляя все закуски, которые только были в доме, наконец села, взяла вилку, посмотрела на меня... и медленно положила. И заявила:
- Ты опять влюбилась?
Я с дикой досадой закрыла глаза - как она умудряется меня насквозь видеть, я не понимаю, но спорить с ней перестала уже лет десять назад, тем более, что это было бесполезно, переорать её не смог бы даже Жириновский, а доказать ей, что она не права, не смогли бы все юристы мира. Поэтому я молчала.
- Кто он? - Ира всё-таки взялась за еду, а я вдруг поняла, что не хочу ей о нём рассказывать. Что-то в этот раз было не так, как обычно, я ей всегда всё выбалтывала при первой же встрече, а сейчас почему-то захотела оставить это себе. Врать не хотелось, поэтому я опять промолчала, а она, на удивление, не стала настаивать, дожевала и задала следующий вопрос:
- Как первый день?
Стало легче, тут мне было, что рассказать.
- Моя наставница носит красную мини-юбку, лаковые высокие сапоги, и волосы вот такие, - я положила вилку, взялась за голову двумя руками, и резко раскинула их в стороны: - Быдыщь!
Ирка рассмеялась, показала большой палец:
- Твой серый мешочек она, я так понимаю, оценила?
Я вздохнула и усмехнулась:
- Она вроде тех преподов, которые раньше третьей пересдачи тройку не ставят.
- О, - мрачно протянула она, - счастье-то какое. И что думаешь делать?
- А что я могу? Буду работать лучше. И ещё мне посоветовали... хм, быть скромнее.
- Чего?! - вскинулась Ирка, - в смысле? Да ты монашка!
- Моя коллега так не думает. Она сказала мне, что в их коллективе можно выжить, только одеваясь в цвет моли, собирая волосы и смывая макияж. Не знаю, правда, что мне смывать, ресницы, что ли, подстричь?
- Так! Отставить, - Ира грохнула ладонью по столу и выпятила челюсть как Виктор Цой, ждущий перемен. - Ща я тебе всё расскажу, как это работает, я это проходила. Значит, в любом коллективе есть тупая кошёлка, которая всех ненавидит, и думает, что ей все должны. Она нестабильна как чёрт знает что, её кидает от воротника под горло до декольте модели "последняя надежда выйти замуж", она злобная, как недотраханная самка гориллы, и главное, что ты должна о ней знать - ты ей не угодишь, хоть ты на изнанку вывернись. Даже не пытайся. Тем более, что вкусы у неё меняются постоянно, сегодня у неё ПМС, завтра понос, послезавтра менопауза, и только ты к одному привыкла, у неё сразу стартует другое, и ты постоянно в попытках угнаться за её загонами будешь скатываться всё ниже и ниже, а результата не будет, она тебя ненавидит не потому, что ты плохая, а потому, что жизнь у неё плохая, ты тут ни при чём. И не трогай свои ресницы, они у тебя офигенные. Ешь, остынет.
Я стала есть с огромным облегчением. Чем мне всегда нравилась Ирка - у неё хватало смелости говорить вслух то, о чём мне было стыдно даже думать. В глубине души я была с ней немножко согласна, а когда вспоминала свою работу, которую наставница своими правками только испортила, внутри вообще поднимался гнев, настолько мощный, что мне становилось страшно. Я пыталась себя успокаивать и уговаривать, что всё наладится, но этот гнев не проходил, он затаился внутри, и сидел там как тёмная грозовая туча, в которой тихо что-то рокочет и немного поблёскивает, слегка.
- Ладно, всё, я успокоилась, - заявила Ира, - дальше?
Я подумала, что если начну рассказывать всё, то точно разревусь, а не хотелось, поэтому я начала с того, что не понимаю, когда эти люди вообще работают, если они приходят поздно, уходят рано, а между этими событиями у них затяжной обед. Ирка смеялась и говорила, что так везде, я привыкну.
Мы сделали кофе и вышли на балкон, Ирка курила, я - нет, но мне нравилось стоять с ней, она с сигаретой становилась задумчивой и философской, могла выдать какую-нибудь цитату из поэмы, или только что придуманную жизненную мудрость, я иногда даже записывала. Сегодня она смотрела на полоски предзакатных облаков особенно хитро и проницательно, медленно затягивалась, сбивала пепел с таким выражением лица, как будто прошла три войны и пять революций, и поняла что-то очень важное, и сейчас это скажет. Я на всякий случай достала телефон, готовясь записывать. И Ирка сказала:
- Знаешь, за что я люблю Бузову? У неё сисек нет. А мы, бессисечные, должны держаться вместе.
Я вздохнула и спрятала телефон.
= 2. День второй, исправленный и дополненный
- Нет! Стой, не уходи, подожди! Алька, стой, или я сейчас выпрыгну!
Я с досадой обернулась, стоя посреди двора и глядя на Иру, которая махала мне руками с балкона - я специально вышла раньше, чтобы с ней утром не пересекаться, но она, зараза, тоже встала раньше, как чуяла. И сейчас она стояла на балконе в растянутой майке своего парня, лохматая, неумытая и очень злая. И уже перекидывала ногу через ограду балкона.
