лице Дэвида напрягаются. Его сходство с сыном поразительно. У них одинаковое телосложение, одинаковые льдисто-голубые глаза и песочные волосы. И Дэвид — один из тех парней, которые почти не стареют. Он мог бы сойти за старшего брата Фенна. Точно так же, как люди всегда принимают мою маму с ее длинными темными волосами и безупречной кожей за мою старшую сестру.
— Феннели. — Дэвид вздохнул, глядя на сына. — Не мог бы ты попробовать, а? Хоть немного? Еще пару часов.
Фенн достает телефон, чтобы пролистать свои сообщения. — Как скажешь.
Внимание Дэвида переключается на меня. Я не знаю, ищет ли он сочувствия или солидарности, но, когда я не предлагаю ни того, ни другого, он сжимает челюсть и исчезает, чтобы проверить торт.
Я еще не знаю, что я думаю о Дэвиде Бишопе. Если говорить о первых впечатлениях, то это не самое лучшее начало. Еще несколько часов назад я вообще мало о нем думал. Он был просто новым случайным парнем, с которым встречалась моя мама и которого я никак не ожидал встретить. До того, как мама внезапно высыпала мне в руку набор запонок из универмага, у меня не было причин полагать, что этот парень будет чем-то отличаться от множества других коротких, но интенсивных отношений, которые мама заводила и теряла в быстрой последовательности. Я уже давно перестал пытаться установить связь или даже запомнить их имена.
— Извини, — говорит мне Фенн. — Наверное, это было неловко.
Он догадывается? Я громко фыркнул. — Значит, вы двое близки.
— Чувак. Ничто так не говорит о том, что я забыл, что ты еще здесь, как отправка самолета в четыре часа на свадьбу в шесть часов. Там был портной с гребаной швейной машинкой, подшивающий мои брюки на высоте тридцать тысяч футов.
— Сурово. — Я выдохнул. — Я бы спросил, какие намерения у твоего отца в отношении моей матери, но, полагаю, мы уже перешли к тому, что ты хочешь верхнюю или нижнюю койку?
— О, черт, — говорит он, как бы с отвращением. — Я только что понял, что твоя мама, вероятно, была стюардессой в том самолете. Я, наверное, дрочил в том же туалете, где они трахались.
— Господи, Бишоп. Держи свои травмы при себе, ладно?
После этой чертовой свадьбы мне понадобится психотерапевт.
Фенн делает глоток из своей фляжки. — Так что у тебя за дело?
— Мое дело?
— Конечно. Чем ты увлекаешься? Чем ты занимаешься, когда не участвуешь в свадьбах с дробовиками?
— Даже не шути. — Если моя мать скажет мне, что она беременна, я сяду на поезд до западного побережья.
Официанты приходят, чтобы сменить сервировку. Они открывают новую бутылку какого-то сладковатого десертного вина, которое Фенн пробует.
— Ты ведь тоже собираешься стать выпускником, да? — подталкивает он. — Где ты учишься?
Это немного сложнее. — Технически, нет.
— Вот дерьмо. Ты ведь не из тех детей, которые учатся на дому? — Он отстраняется от меня, как будто только что вспомнил, что мы оба прикоснулись губами к одним и тем же бутылкам шампанского сегодня вечером. — У тебя ведь есть все прививки, верно?
— В прошлом семестре я учился в государственной школе в Виндзоре. Но мне предложили сделать перерыв на лето.
— Тебя исключили. — Его выражение лица слегка впечатленное. — Ты заслужил это?
— Это вопрос перспективы. — У этой директрисы были на меня виды с первого дня, как я переступил порог школы. Она взглянула на мой послужной список и приняла решение. Не то чтобы я сильно старался убедить ее в обратном.
— Что ты сделал?
— Мой друг Дэрек угнал машину учителя со школьной парковки во время пожарных учений.
Фенн улыбнулась. — Мило.
— Наша группа каталась по району, пока школьный инспектор не установил блокпост перед Taco Bell.
— Например, под дулом пистолета?
— Они выкинули стоп — сигналы, которые Дэрек в основном избегал, но у нас все равно лопнула шина.
— Пригород — дикая местность.
Это тоже полная чушь.
Я даже не знаю парня по имени Дэрек.
Но я не доверяю никому, кто хочет узнать меня, и я не собираюсь передавать такие боеприпасы какому-то проходимцу. Свидетельство о браке не делает нас союзниками.
Когда мама возвращается, они с Дэвидом собирают нас вокруг двухъярусного белого свадебного торта и заставляют смотреть, как они кормят друг друга. Потом они захлебываются слезливыми заявлениями о гротескной радости, а я думаю только о том, как бы вытащить одного из этих официантов на задний двор, потому что у кого-то должен быть косяк. Хотя в данный момент я бы согласился на ложку мышьяка.
— Я никогда не думал, что буду стоять здесь, — начинает мама, поднимая бокал.
Не из-за недостатка стараний, чуть не выпаливаю я.
Мне удается удержать язык за зубами, но да ладно. Это правда. У мамы было больше парней, чем замен масла. Она провела все мое детство, встречаясь с мужчинами, которые не были заинтересованы в том, чтобы одеть на ее палец кольцо. Несмотря на все ее усилия, ее либо низводили до уровня любовницы, либо просто дрючили, пока они не находили кого-то более «подходящего для роли жены». Мамина работа стюардессой хорошо оплачивается, но многие мужчины просто не заинтересованы в женитьбе на девушке с багажом. В данном случае багаж — это я, ваш покорный слуга. После всего того дерьма, которым ее кормили парни на протяжении многих лет, думаю, вполне логично, что она вышла замуж за первого, кто предложил. И я подозреваю, что часть «знаю его меньше трех месяцев» была компенсирована частью «он чертовски богат».
Не то чтобы я называл свою маму золото искательницей — я не могу отказать этой женщине в небольшой финансовой стабильности. Но у нее есть свой типаж. И я сомневаюсь, что мы стояли бы здесь так скоро, если бы Дэвид не имел ВВП, эквивалентный ВВП маленького островного государства.
Тем не менее, меня не смущает, что она выглядит счастливее, чем я видел ее за долгое время. Может быть, это освещение или белое коктейльное платье, но сегодня она особенно красива. Для работающей матери-одиночки, которая восемнадцать лет терпела мою
