— Осторожнее, тут швабры и ведра. Ай, ты мне на ногу наступил.
— Прости, прости, потеснись еще, а то не помещаюсь.
Школьница осторожно, нащупывая предметы в темноте, подвинула на сколько возможно их и прислонилась к стене. Сердце колотилось как ненормальное, проказа в классе им еще аукнется, если их сдадут, но сама идея выдворить бездарную химичку ведь принадлежала ей, а исполнил ее Эдем. Если повезет, то она вообще останется невиновной, а вот парнишке придется не сладко.
— Ну, что там? Нас не засекли? — поинтересовалась у мальчика Эльмира.
Он стоял у двери и поглядывал в узкую щелку за происходящим в школьной рекреации.
— Я не знаю, но выходить нам точно нельзя. Иначе сразу подумают на нас. А так скажем не было нас в классе. Гуляли мы, — и обернулся к подельнице проказы.
— Хочешь сказать, весь урок торчать здесь придется?! Но я не хочу пропускать занятия.
— Ой, кажется, директор прошел, — испугавшись обнаружения, мальчик закрыл плотно дверцу.
Кромешная тьма окутала комнатку.
— Я ничего не вижу, а теперь и не слышу, — прошептала девочка.
— Ты же не боишься темноты, Эля?
— Пф, с чего вдруг? Я ничего не боюсь.
— И меня?
— Что тебя, м?
— Меня тоже не боишься? — пробасил ломающимся голосом парнишка.
Эля замолкла и не знала, что сказать. Конечно, не боится его, но почему-то в эту минуту его вопрос прозвучал так странно и вызывал неуверенность в ее душе. В замкнутом пространстве мысли сузились до основных инстинктов, до первых человеческих потребностей: дышать и чувствовать.
Парнишка вытянул руку и пошарил в темноте в поисках собеседницы, наткнувшись на выпуклость, тут же получил по кисте шлепок.
— Ты обалдел, Эдем! Руки прочь от меня.
— Тише ты, а то нас вычислят. И сразу сообразят, что наша работа.
— А ты не лапай меня.
— Да кому ты нужна, у тебя и нет там еще ничего, — позлорадствовал.
— Как это нет? Я уже лифчик ношу!
Эля не могла вынести комплекса, доказывая обратное.
— Хм, нулевой размер! Нашла чем хвалится. Вон у Нельки сиськи так сиськи.
— Слушай, заткнись, а, Керимов! Не собираюсь я с тобой обсуждать размеры своей груди и вообще чьей-либо.
Эдем не смотря на свои тринадцать лет выглядел гораздо старше. Взяв рост и фигуру отца, а так же дерзость и самоуверенность, имел школьный авторитет. Девочки постарше хихикали и строили глазки на перемене и в столовой, маня своей зрелостью. Некоторые даже позволяли себя облапить в раздевалке, от чего он никогда не отказывался вместе с другими мальчишками, когда устраивалась после уроков школьная свара. Но Эльмира занимала особое место в его сердце и жизни. До не давних пор он считал ее сестрой, подругой в шалостях и где-то конкуренткой. Девчонка периодически обходила его прям перед финишем, выкидывая очередную проделку, к которой он оказывался не готов. И он ей за это позже мстил. А сейчас ему до зуда захотелось вдруг потрогать те самые запретные яблочки-ранетки. Потому и потянулся. Но кто бы позволил еще?
Прозвенел звонок. Холл опустел. Эдем стоял переполошенный иными чувствами и не мог сдвинутся с места, заслоняя выход.
— Ну, что там, посмотри, — затормошила его за плечо Эля.
Стряхнув наваждение, повернулся к двери и, приоткрыв, убедился, что можно выходить.
— Чисто, выбираемся, — и вышел первым, волоча в руках рюкзак.
Эльмира же зацепилась своей сумкой за черенок метлы, та с грохотом упала, ударив по жестяному ведру. В тишине холла звук показался сродни пожарному колоколу, разносясь эхом по отдаленным уголкам рекреации.
— Тариева, Керимов! И что это мы тут делаем, а?
На них смотрела дежурная по школе, сложив руки у груди и довольно ухмыляясь. Подростки взвыли и закатили глаза: тело в чулане не утаишь.
Глава 4
Директор.
Кабинет директора школы больше походил на место семейных разборок, чем на кабинет эталона знаний и правил поведения учеников. Почти все представители двух пресловутых семей собрались за круглым столом, дабы выяснить, кто виноват и что делать — извечный вопрос Чернышевского и школьного управления с этой парой.
Джафар с серьезным лицом, не лишенным стыдливости, смотрел на свою дочь, пытаясь понять, как может девочка обладать подобной дерзостью, если он, будучи мальчиком, никогда не ослушивался старших, не нарушал правил и не был уличен в шалостях.
Анна, держала на руках вторую полуторагодовалую дочь, прикрываясь ей, как щитом от праведного гнева завуча. И метала молнии скорее на сотрудников школы, чем на своих детей.
Руслана, покрывшаяся пятнами, сровняв тон лица с цветом волос, смотрела на свои сцепленные руки, держа их на столе. От конфузности ситуации не могла вымолвить слов оправдания. Простых слов извинения было недостаточно.
Рауль попросту проигнорировал вызов на аудиенцию к вершителю ученических судеб из-за боязни разнести и кабинет, и репутацию школы. Он согласился компенсировать убытки учителю химии и учреждению в любом размере, с учетом процентов за свои школьные годы здесь.
Эля и Эдем — как два байбака, выбравшихся из норы, стояли смирно и смотрели прямо перед собой, боясь вызвать новый шквал учительской агрессии.
— Вы понимаете, — вещал грозный голос директора. — Это же не шутка, приклеить к стулу учительский за…, - осекся. — Ну, вы поняли меня, что бедная преподаватель лишилась одежды и вынуждена была ждать пару часов помощи коллег. А сколько еще насмешек позже? Теперь несколько потоков будут помнить об этом инциденте и троллить ее.
— Эля, ты же девочка, почему не пресекла эскападу своего товарища?
Эльмира исподлобья взглянула на Максима Рашидовича, боясь признаться, что идея-то с суперклеем принадлежала ей. Покосилась на своего подельника, встретившись с ним взглядом опустила взгляд в пол.
— Простите, что так вышло. Я не думала, что клея хватит на ее толстый зад.
При последнем слове обе родительницы взвыли, а отец девочки, не выдержав рявкнул:
— Эльмира, следи за выражениями!
— Да, папа, буду следить, — покорно кивнула, заверяя окружение в послушании.
Все разом посмотрели на Эдема. Пришел черед его оправданий. Парень откашлялся. Почесал свой недавно выбеленный затылок, будто доставая из закромов весомый аргумент.
— Мы не хотим эту женщину иметь в учителях. Она бездарная, вульгарная и ненавидит детей.
Все разом загалдели, застонали, стали перешептываться. Два завуча вылупили глаза на такую шокирующую откровенность, директор упал на стул и схватился за голову.
— Сын разве можно так говорить об учительнице? — Руслана откровенно пребыла в растерянности.
— Но, мама, я сказал, как есть на самом деле. Мы просили классную, чтобы заменили химичку, но наша просьба не была услышана. Теперь она откажется от нас сама, а еще лучше, если совсем уволится!
— Максим Рашидович, назначьте уже наказание детям и мы пойдем. У меня лекция в институте, сами же понимаете, — попросил Джафар.
— Да, поторопитесь, а то малышка наша начинает кукситься.
И как по волшебству младшая дочь Тариевых стала плакать и лезть к грудям матери, пытаясь нащупать заветный перекус. Для мужчины явилось это как знак “стоп” водителю на дороге.
— Хорошо, хорошо, спасибо, что пришли. Можете быть свободными, о наказании сообщу детям.
И распрощались. Руслана быстро примкнула к друзьям, удалившись из кабинета.
— Ну, что граждане ученики, тунеядцы и хулиганы, — ехидно процитировал известную фразу директор. — Кто хочет поработать? На сегодня наряды…
— Может не надо, Максим Рашидович? — заканючил ему в тон Эдем, но его осадили.
— Надо, Эдем, надо. Учительский туалет и лестничный пролет. Кто что убирает выбирайте сами. А сейчас вон из кабинета! — грозно высказался мужчина.
И подростки, взяв легкий старт, наперегонки выскочили из кабинета, чуть не подравшись в дверном проеме за право первенства пересечения зоны заточения.
