Люба смутилась и замолкла.
Коляска принялась всхлипывать.
Готовченко и Димыч молча поглядели друг на друга.
– Ну чего, – покрутив носом, наконец сказал Димыч, – для клипа неплохой видеоряд.
Вася твердо заверил Любу, что сто раз ездил в метро с другими колясочниками и сумеет удержать коляску на эскалаторе. Любе и самой очень хотелось побывать в метро. Подземные станции привели ее в восторг. Она дергала Васю за двупалую руку, смеялась и время от времени от избытка чувств тихонько затягивала веселую песню про несчастную любовь. В вагоне метро Вася вдруг заголосил так, что пассажиры вздрогнули:
– Выйду замуж за цыгана, хоть родная мать убей!
– Вася, ты что? – одернула его Люба. – Веди себя культурно.
– По привычке, – пояснил Вася. И завопил еще громче: – Я ворую лошадей, ты воруешь сани!
Пассажиры полезли в сумки и карманы, извлекая мелочь.
– Что вы, – замахала Люба руками, – не надо!
На Красной площади у Любы захватило дух. Над пряничным собором толпились нежные облака. Кирпичные стены раскраснелись, как похмелившаяся гармошка, башни того и гляди пустятся вприсядку, как, бывало, их хозяин – Ельцин. Кругом было радостно и пестро. Внутри Кремля Люба и Вася еще раз подъехали к границе, за которой начиналась резиденция президента, рабочие и представительские кабинеты первых лиц России, и принялись ее, резиденцию, разглядывать. Рядом стояло множество людей, которые дружно гадали, чем занимается в данный момент президент Путин и не глядит ли он, случаем, сейчас в окно. Неожиданно – Люба не поняла, откуда и в какой момент, – на брусчатку в окружении нескольких мужчин ступил знакомый человек. Он шел, чуть наклонив голову, и слушал забегавшего вперед рассказчика, одетого в темный, не по погоде, костюм.
«Любушка, – зашумела коляска. – Это ж Путин! С работы идет!»
– Глядите – Путин, – почему-то восторженно закричали люди, только что самозабвенно критиковавшие правительство за жилищно-коммунальную реформу.
– Владимир Владимирович! – истерично выкрикнула женщина в блестящем парике. – Мы вас любим!
Путин поднял голову на крик и улыбнулся издалека.
– Путин! – запрыгал Вася. – Копеечку дай! Рахмат!
– Веня, снимай на камеру, – закричала молодая загорелая бабенка. – Чтоб я и Путин вместе попали.
Толпа радостно загалдела, достала мобильники и стала пухнуть как на дрожжах: со всех сторон бежал народ – поглазеть на Путина. На коляску напирали. Люба едва сдерживала ободки колес, чтобы не пересечь границу.
«Ой, Любушка, дышать нечем! – запричитала коляска. – Задавят нас!»
Любовь повернула голову вправо, углядеть за Васей, и встретилась глазами со странным мужчиной, стоявшим в первом ряду: в больничных кожаных тапках на босу ногу, с самодельной матерчатой сумкой в руке. Он не мигая посмотрел на Любу бесцветными глазами с крошечными зрачками, засмеялся, обнажая коричневые зубы, и вдруг вытащил из сумки пистолет.
– Царь! За царя! – крикнул странный человек.
Путин, услышав «Царь», приветственно помахал толпе рукой.
Странный человек поднял пистолет.
– Вася, беги! – закричала Люба.
Оттолкнула Васину двупалую руку и, вылетев с коляской на брусчатку, она вывернула на одном колесе самый яростный смерч в своей жизни.
Коляска взлетела вверх, перевернулась в стремительном сальто.
Раздался сухой хлопок. Еще один.
Коляска вскрикнула.
Что-то ударило Любу в тощий зад.
Потом она увидела, как высокий мужчина в черном, с абсолютно гладкой головой и темным проводом, тянущимся из уха, падает на Путина и валит его на брусчатку, закрыв своим телом, а остальные врассыпную бросаются вон.
Люба встала и пошла.
Она не чувствовала ног.
И поэтому ей казалось, что она плывет над землей.
Где-то здесь должна быть река.
Какая река?
Наверное, Москва-река, ведь она, Люба, – в Москве.
А на том берегу непременно должен быть большой, сияющий огнями концертный зал.
И еще там ее ждет любовь. Коля, значит.
– Коля! – громко закричала Люба.
«Убили!» – громко закричала коляска.
– Убили! – громко закричали люди.
– Путина убили! – истерично завопила женщина в блестящем парике.
– Кто? Кто? – напирали сзади. – Кто убил?
– Путин! – информировали впереди. – Инвалидку убил.
– Да это она его! Пенсию по инвалидности не выплачивали давно, вот она и – того… Кокнула!
– Она хотела только, – возбужденно поправляли свидетели, – да ничего не вышло!
– Сам ее шлепнул…
– …чтоб пенсию не платить!
– Как из «калашникова» очередью – р-раз! На площадь с воплями въехали машины с людьми в камуфляже.
Невесть откуда взявшиеся телевизионные мини-вэны развернули спутниковые антенны.
Журналисты поправили волосы, телефоны в ушах и микрофоны на воротниках.
Операторы взвалили на плечи и установили на штативы камеры, завернутые в целлофан.
Из бронированного джипа выскочили двое мужчин с автоматами и бывший секретарь Белозерского райкома партии, ныне руководитель службы безопасности президента Каллипигов.
Цепь крепких ребят принялась непреклонно выжимать зевак с площади, загоняя их в огороженный лентой круг.
Вася взахлеб плакал и с набега пытался прорвать живое ограждение.
– Уходи, мальчик, – сквозь зубы отвечали ему коротко стриженные сотрудники спецслужб в темных очках. – Иди до мамки.
Сверху закружил вертолет.
– У-би-ли! – понеслось над Красной площадью. – Всех поубивали! Все правительство!
– А Думу? Думу?!
– А этим ничего не сделалось. Отсиделись!
– Эх!
– Веня, снимай все на камеру, американцам за валюту продадим!
– Американцы! Террористы!
– Спасайтесь, люди!
Завывая, въехали машины скорой.
В небе барражировали уже с десяток черных вертолетов.
– Люди, все в укрытие, сейчас будет новая атака!
– Экстренный выпуск, – деловито произнесли журналисты в камеры.
– Россияне, коммунисты переворот сделали! Уже в Мавзолее заседают.
– Ой, что будет?
– Колбаса по талонам, вот что!
– Я все видела, все! Этот, с сумкой холщовой, как закричит: за царя-батюшку! А глаза так и бегают…
– За какого царя?
– За Ельцина, за кого ж еще?
– Его тоже убили?!
– В том году еще, наповал! Успел только крикнуть: простите, дорогие россияне, за чубайсовскую приватизацию, за гайдаровские реформы! И повалился! Потом по телевизору соврали, мол, от сердца умер.
– Да приватизация при Горбачеве была.
– И этот повалился! Рядышком! Говорят, только Починок в живых и остался!
– Этот от любой пули увернется! Откуда хошь сухим выйдет!
– Березовский покушение устроил.
– Коммуняки!
