– Да приватизация при Горбачеве была.
– И этот повалился! Рядышком! Говорят, только Починок в живых и остался!
– Этот от любой пули увернется! Откуда хошь сухим выйдет!
– Березовский покушение устроил.
– Коммуняки!
– А я говорю – Березовский!
* * *
…Вася бежал не разбирая дороги и размазывал слезы по чумазому лицу. Время от времени он останавливался перевести дух, но тут же перед глазами вставала картина: Люба лежит на брусчатке в луже крови, коляска валяется в стороне, а с небес, из облаков кто-то кричит ему: Вася, беги! И он вновь бежал, расталкивая прохожих.
– Ребяты-ы! – завыл Вася, влетев в кухню. – Чавелы-ы! Ромалы-ы!
Инвалиды уставились на него.
Вася повалился на пол:
– Любку убили!
Паша прекратил плясать вприсядку и недоверчиво спросил:
– Кто убил? Где?
– В Кремле! – выдохнул Вася и зарыдал, колотя двупалыми руками по полу.
Глава 10
РАЗЫСКИВАЕТСЯ ОПАСНАЯ ПРЕСТУПНИЦА
Для чего нужна жизнь, в которой ни к чему плясать вприсядку?!
Не нужна больше жизнь безрукому Паше!
И поэтому сейчас он, безрукий Паша, пойдет туда, где убили Любовь и их мечту, и разорвет убийцу зубами на части! И после этого уйдет из жизни сам! Вприсядку!
И глухонемая Анжела тоже пойдет. И скажет убийце все, что о нем думает!
И Кристина-даун пойдет. И потребует вернуть ей ее платье и туфли на высоком каблуке.
И двупалый Вася пойдет. За компанию.
И компания решительно вышла из дома.
– Наших убивают, – мрачно бросил Паша сидевшему у магазина парню с завернутой за пояс пустой штаниной камуфляжной расцветки.
Парень зло сплюнул и решительно поднялся на одну ногу.
– Кто? – на ходу спросил он.
– Кремлевские, – коротко ответил Паша.
– Какое они имеют право людей с ограниченными возможностями убивать? – возмущенно жестикулировала Анжела.
– Наших бьют! – неслось над переулками, подворотнями, окошками подвалов и чердаков расселенных домов.
– Любку-колясочницу в сортире замочили!
– За что? – не раздумывая, присоединялись, а затем спрашивали слепые, безногие, согнутые и безрукие.
– А ни за что! – зло кидал бомж на инвалидной коляске. На бомже был истертый пиджак. На лацканах пиджака плясали цыганочку ордена и медали различных достоинств.
– Как убили-то? – горячо интересовались присоединявшиеся.
– Из именного оружия, – авторитетно пояснял бомж-орденоносец.
– Что же это творится? – охали женщины-инвалиды. – Что она сделала?
– А ничего! – шумели в толпе. – Правду сказала, вот и все!
– Правду-то никто не любит!
– Сами живут, как сыр в масле катаются, по Лондонам разъезжают, да еще и слова им не скажи.
Никто не руководил этим походом, никто не указывал, на какую улицу сворачивать: инвалиды шли к Кремлю сами собой, не задумываясь, как река течет к устью, как жизнь идет к смерти, как мошенник – к бюджетным деньгам. Калеки сыпались из прорех города, и вскоре их толпа запрудила улицы. Машины приветственно и покаянно сигналили: кто-то пустил слух, что безногие – жертвы автокатастроф. Продавщицы ларьков совали сигареты и стаканчики с кофе – от хозяина проклятого не убудет! А будет ругаться, так уволюсь, и все дела, пусть сам на жаре в палатке круглые сутки вкалывает.
Вскоре в гуще первых рядов появились Жириновский и Зюганов.
Зюганов вручал инвалидам красные гвоздики и тревожился в телекамеры:
– Сегодняшний марш попавших под колеса… нет, под молох перестройки и дикого рынка… Руками этих людей, – вручая гвоздику безрукому Паше, говорил Зюганов, – были возведены предприятия, прорыты каналы, построена великая страна. А теперь они унижены!
– Нет, вы видите, да? – шумел Жириновский. – Вот! Вот вам результат! А я говорил! Я давно говорил! Но меня не слушали! Россия вымирает! Вымирает Россия! Кто завтра будет пахать на нас? В смысле на Россию? Эти калеки? Эти уроды? Только что сообщили. Я только что узнал. Женщина-инвалид убила Путина. Но это был не Путин – он сейчас в Сочи, я сам только что оттуда. Это был его двойник. Поэтому я не волнуюсь. Поэтому я сейчас с народом. Но сам факт. Народ так выродился, что убить некому. Посылают женщину. Инвалида. Вы сделайте президентом Жириновского, и через год я так подниму зарплаты, что народ станет здоровым. Физически и нравственно. Безногих не будет. У безруких от высоких зарплат руки отрастут. Это нормально!
Подходы к Красной площади оказались заблокированы бронетехникой.
– А ну, пропускай! – кричали инвалиды, стараясь перекрыть шум вертолетов, круживших над Кремлем.
Жириновский втащил на бронетранспортер безрукого Пашу.
– Думе нужны инвалиды! – кричал Жириновский. – Коммунистам руки надо поотрывать. Чтоб не голосовали против. И ноги – чтоб не покидали зал заседаний. Фракция «Русский инвалид». Вот что нужно Думе. И я ее возглавлю. А лидером будет вот он!
От перспективы стать думским лидером Паша забыл, зачем пришел.
– Руки чиновникам вообще не нужны! – шумел Жириновский. – А особенно сенаторам. Чтоб не занимались рукоблудством. А то они все сидят, вроде как на спикера смотрят, а руки – под столом. Деньги бюджетные дрочат. Перекачивают в офшоры. А на местах – я ездил, я знаю – на эти деньги фейерверки устраивают. А инвалиды – без пенсий. И вот они идут на Москву. Вот ты зачем пришел на Москву, скажи?
И Жириновский сунул микрофон под нос безрукому Паше.
Паша подумал и вспомнил. Он подался вперед и зашумел в микрофон:
– Нашу Любовь убили!
– Видите, коммунисты, яблочники всякие предали любовь народа! – прокомментировал Жириновский.
Паша пошире расставил ноги и, набрав воздуха, прокричал из последних сил, дав под конец петуха:
– Люди! Любу-инвалида в Кремле убили! Замочили в сортире из именного оружия.
Этот крик, многократно усиленный микрофонами, ядерным грибом накрыл город.
Тележурналисты, только что готовившие стендапки о покушении на Путина и стрельбу, произведенную неизвестной инвалидкой, мигом сделали выбор между официальными заявлениями Федеральной службы охраны и гласом народа в пользу последнего. Народ не врет! Чего не скажешь об официальных заявлениях. В стендапках срочно поменялись местами слова «Кремль» и «инвалид». И через минуту с экстренным сообщением вышли телевизионные спецвыпуски. Когда сообщение об убийстве девушки-инвалида по имени Любовь прозвучало по Евроньюс и Сиэн-эн, Каллипигова, сосредоточенно глядевшего в экран установленного в джипе телевизора, пронзила мысль. Каллипигов, с комсомольской молодости привыкший ориентироваться на вражеские голоса, европейским новостям доверял безоговорочно: заграничное – значит качественное. Товарищ Каллипигов всегда вез мохер, сапоги, джинсы и жевательную резинку из-за границы в СССР, а не наоборот! Поэтому и сейчас он сделал верные выводы: если Евроньюс сказали, что в Кремле убили колясочницу по имени Любовь, на вид 25–28 лет, значит, так оно и есть.
