Джемайма кивнула. Ей очень хотелось объяснить ему все, рассказать о том, что привело ко всей этой невероятной путанице.
— Да. До того дня я и не думала о твоем брате. А потом… стала мечтать о тебе…
Энрике на несколько секунд задумался, затем решительно тряхнул головой.
— Что ж, значит, не может быть и тени сомнений относительно того, кого из нас ты хочешь по-настоящему.
Джемайма остановилась, прервав их медленное кружение по лужайке, и серьезно посмотрела ему в глаза.
— Ни малейших. Это был ты — еще до того, как мы встретились по-настоящему. Ничего из того, что произошло между нами в отеле, не могло бы случиться, если бы я не видела тебя тогда на реке.
— А как насчет Гарсии?
— Между мной и твоим братом нет ровным счетом ничего. Для меня с самого начала существовал только ты.
Уф, высказалась! Джемайма облегченно перевела дыхание и снова задвигалась в такт музыки. Они продолжили свой чувственный плавный танец.
Одна рука Энрике скользила по ее спине, легонько поглаживая. Другой он бережно поднес к губам тонкие пальцы и поцеловал. Владеющее Джемаймой томление все нарастало и нарастало, хотя казалось, больше уже некуда.
Отбросив страх, стыд и сомнения, она прошептала:
— И сейчас мне тоже нужен только ты, Энрике.
Он засмеялся.
— Хорошо бы ты сказала это еще и моему брату.
Джемайма раздраженно вздохнула.
— Я пыталась.
— Этими самыми словами?
— Ну, нет, не совсем этими, — растерялась она. — Не настолько открытым текстом, но всячески намекала, что ему лучше избрать другой объект для ухаживаний.
— Так не годится, — покачал головой Энрике. — Гарсия не из тех, кто привык получать отказ. Намеков он просто не поймет. Кроме того, ему нравится меня дразнить. Он будет следовать нашим с ним правилам вплоть до последней буквы.
— Вы оба просто извращенцы какие-то!
— Да нет, просто мужчины.
— Спасибо, обрадовал. И как мне теперь брата растить, когда ты сообщаешь мне такие жуткие вещи про мужской род?
— Брось. У тебя отличный брат. И сестричка, к слову сказать, прехорошенькая. Берегись, еще год-другой — и она начнет разбивать сердца направо и налево.
Джемайма невольно расплылась в улыбке.
— Спасибо. Да, они у меня замечательные. Мне с ними повезло.
— Им с тобой повезло еще больше, — вполне серьезно заметил Энрике. — Не всякая на твоем месте пошла бы на такие жертвы, лишь бы воссоединить семью.
— А что у тебя за семья? Ты мне ничего не рассказывал о ней.
— Да трудно рассказать в двух словах. Все очень разные. И каждый по-своему хорош, вот только ладить с ними порой трудновато. Мама у меня изумительная. А Гарсия очень похож на отца: у него такая же твердая воля и страсть к порядку.
— Очень отец возмущался, когда ты решил уйти из семейного бизнеса?
Энрике отрывисто рассмеялся.
— Возмущался — это еще слабо сказано. Рвал и метал. Но ничего не помогло. Зато Гарсия там преуспевает.
— Кстати о Гарсии… Завтра я скажу ему…
— Что скажешь?
Джемайма замялась.
— Ну… что выбираю тебя.
— А это и вправду так?
— По-моему, да.
Танцуя, они приблизились к краю лужайки, где рос жасмин. Головами они задевали клонящиеся ветви, и те осыпали их душистыми белоснежными лепестками…
Хотя Джемайма отчаянно мечтала о большем, в ту ночь Энрике ограничился поцелуями — то нежными и почти невесомыми, то страстными и обжигающими. Тая в его объятиях, она готова была рискнуть и, наплевав на всех соседей на свете, заняться с ним любовью прямо там, на лужайке, под звездным небом. Или на крыльце. Или в кабине пикапа. Или, что куда менее романтично, в собственном доме. Попроси он только — и она забыла бы про стыд и приличия, про скромность и сдержанность.
Но он не попросил.
Не попросил и на следующий день, когда снова заехал за ней и повез на прогулку. Давно Джемайма не проводила время так беззаботно весело, даже по-школьнически. Энрике показал ей свою стройку — провел по почти готовому корту, объяснил, что важно учитывать при возведении эллинга. Но восхитительнее всего была прогулка по лесу.
Стволы сосен колоннами уходили в небо. На небольших полянках начала созревать земляника, и Энрике, набрав полную горсть, угостил свою спутницу. Джемайма губами снимала у него с ладони ароматные ягоды, и сердце ее замирало от предчувствия поцелуя. Но никакого поцелуя не последовало.
Впрочем, и так было здорово. В недостроенном сарайчике, которому предстояло стать станцией проката каноэ, пока нашел приют всего один узкий, точно игла, челнок — собственность Энрике. Как же забилось сердце Джемаймы при этом напоминании о том, как она тайком любовалась им из зарослей! А затем Энрике неведомо как уговорил ее поплавать в каноэ. Хитрый, сначала он прокатил ее по стремнине, а потом принялся расписывать, до чего же здорово самому орудовать веслом и чувствовать, как отзывается послушная лодочка на каждое твое движение…
Полтора часа спустя, лежа на берегу на нагретом солнцем коврике и суша мокрые волосы, Джемайма сама не понимала, как позволила втянуть себя в этакую авантюру. Нет, поначалу все шло очень даже неплохо, но потом Энрике сказал, что, мол, хватить ей барахтаться в тихой заводи, пора попробовать себя на течении. Тут-то все и случилось. Увидев, что каноэ летит прямо на торчащую из воды корягу, Джемайма занервничала и попыталась остановить челнок, ухватившись за низко нависающую над рекой ветку. То, что произошло после этого, называется, как объяснил ей потом Энрике, «оверкиль».
Джемайма выплыла сама, а вот каноэ и весло пришлось вылавливать ниже по течению уже ему. Он хохотал, а Джемайма прятала лицо в полотенце — ей казалось, что от стыда она больше никогда не сможет взглянуть ему в глаза.
Хорошо еще, что по настоянию Энрике, по-видимому предвидевшего подобный вариант развития событий, она училась грести в одном купальнике, так что одежда не пострадала.
— Да ладно, — утешал он ее, — подумаешь, что такого случилось? Ну, перевернулась, с кем не бывает? Дело житейское.
— Чувствую себя какой-то мокрой курицей, — пожаловалась она.
— Не-е, — с видом знатока по мокрым курицам протянул Энрике, — мокрых куриц с такой фигурой не бывает. Скорее ты похожа на мокрого гадкого утенка, который уже практически превратился в очень мокрого лебедя… Пойдем выпьем чаю. У меня там и бутерброды припасены.
И, протянув сильную, руку, помог Джемайме подняться с земли. Рывок был такой сильный, что она практически уткнулась в его широкую грудь. Несколько напряженных мгновений оба стояли, почти касаясь друг друга лицами, — но он опять не поцеловал ее…
