Звук проезжающей мимо машины Мэйси дает старт для движения.
Я достаю из багажника одну из банок с краской и чувствую в спине острую боль.
— Ой! — Я прижимаю свободную руку к спине, борясь с болью.
— Кэрри, ты в порядке?
Я в испуге оборачиваюсь и вижу Ривера, быстро приближающегося ко мне.
Он берет из моей руки банку с краской, позволяя мне прижать обе руки к пояснице, чтобы растянуться. Он ставит банку с краской обратно в багажник.
— Давай зайдем внутрь. Тебе нужно присесть.
— Я в порядке, — огрызаюсь я. — Просто спина немного болит. Такое следует ожидать при беременности.
— Конечно. А таскать самой банки с краской явно в это поможет.
— Будто тебе есть до этого дело? — рявкаю, наконец, взглянув на него.
Он бледнеет, но тут же приходит в себя.
— Нет. — Голос у него низкий. — Но я... эм… — Он переминается с ноги на ногу. Если бы я не знала его лучше, то подумала бы, что он нервничает. — Просто ты... ты должна думать о ребенке.
— Хочешь сказать, я не думаю о своем ребенке? Что я каким-то образом подвергаю риску его здоровье?
Он хмурит брови.
— Это совсем не то, о чем я говорю.
Я упираю руки в бока. Потом вспоминаю, что они там больше не помещаются, и скрещиваю их на своей располневшей груди.
— Тогда о чем?
— Только… — Он делает размеренный вдох, затем так же сдержанно выдыхает. — Только о том, что тебе не следует таскать самой банки с краской.
— Ну, мне больше некому это делать, — пожимаю я плечами. — Так что, мои возможности ограничены... мной.
— Я могу тебе помочь.
— Что? — Я останавливаюсь и смущенно смотрю на него. — С чего бы? Мы не друзья.
— Мы… хм… соседи. Соседи помогают друг другу.
— Верно. — Я киваю. — Но ты ясно дал понять, что не хочешь иметь со мной ничего общего, точка. Так почему же хочешь стать добрым соседом и помочь мне?
— Потому что ты беременна? — Это больше похоже на вопрос, чем на ответ.
— Я беременна уже пять месяцев, и все это время прекрасно справлялась сама.
— Не все время.
— Нет? — От досады распахиваю глаза.
Он качает головой.
— Рождественская елка. Тебе нужна была помощь.
— Мне не была нужна помощь. Ты предложил, и я согласилась, думая, что мы друзья. Но на следующий день я узнала, что это не так. Ты, блин, просто терпел меня, помнишь?
Он морщится.
— Я принес тебе помидор. — Он засовывает руку в карман куртки и достает большой помидор, протягивая его мне на раскрытой ладони.
— Помидор? — медленно произношу слово, чтобы убедиться, что поняла правильно.
Вижу, как кончики его ушей краснеют.
— Домашний помидор. Ведь ребенок-фрукт сейчас такой величины, верно? Размером с домашний помидор.
«Ох».
В груди вспыхивает боль.
— Откуда ты знаешь? — спрашиваю тихо.
Он неловко пожимает плечами.
— Увидел на сайте о ребенке-фрукте.
— Зачем ты его смотрел? — Я поднимаю на него взгляд.
Еще одно пожатие, на этот раз одним плечом.
— Не знала, что ты в курсе моего срока.
— Не совсем. — Его слова звучат тише. — Я вспомнил разговор об оливке и сложил два и два.
«Я тоже помню разговор об оливке. В тот вечер ты отверг нашу дружбу».
Помидор так и лежит на его протянутой ладони. Полагаю, это его способ извиниться — оливковая ветвь, так сказать, без каламбура. Но этого недостаточно.
Он ранил мои чувства.
— Что же, ты обсчитался. Срок несколько больше. Ребенок сейчас размером с маленький банан.
Выражение его лица сникает.
— О, — бормочет он еще тише, чем раньше.
Чувство вины застревает в горле, хотя мне не за что себя винить.
— Вероятно, глупо было приносить тебе помидор, — бормочет он.
Не глупо. На самом деле мило. Но это ничего не меняет.
— Зачем ты принес мне помидор?
Безучастный взгляд устремляется ко мне.
— Потому что ребенок... — Он замолкает, вздыхает и качает головой. — Я не знаю.
— Думаю, знаешь. — Удивляюсь своей самоуверенности.
Я не должна на него давить, но, знаю, Ривер из тех людей, которым это нужно.
— Я... хм… — Он переминается с ноги на ногу. Проводит рукой по волосам. Вздыхает. Замирает и смотрит на меня. — Прости, — слова рвутся из него. — В тот вечер я повел себя как гребаный мудак. Я злился на Брэда. И сорвал злость на тебе, чего не должен был делать. Эти последние несколько месяцев были… — Он глядит в небо, словно выискивая там слова. — Унылыми.
— Унылыми?
Он смотрит на меня настороженным взглядом.
— Да. Унылыми. Мне не хватало... э-э... спора с тобой. Когда тебя нет рядом, жизнь становится... унылой.
«Ох».
По-моему, это самое милое, что мне когда-либо говорили.
— Спасибо... за извинения, — говорю я, потому что знаю, как тяжело ему было это сделать.
Вижу, как в его глазах мелькает облегчение.
Он засовывает руки в карманы куртки.
— Так, мы можем вернуться к тому, что было раньше?
И теперь мне стыдно за то, что я сейчас скажу.
— Не знаю. Не думаю. — Я качаю головой.
Он вглядывается мне в глаза.
— Почему нет?
— Потому что я не уверена, что ты снова меня не обидишь.
— Ох. Ясно.
«Да. Ох».
С решительным выражением он вздергивает подбородок.
— Но ведь доверие заслуживают, да?
— Да, — отвечаю осторожно.
— Тогда позволь мне его заслужить. Твое доверие.
«Что мне на такое ответить?»
— Назови хоть одну причину, почему я должна это сделать.
— Потому что ты мой лучший друг, Рыжая, — тихо говорит он, сверля взглядом землю под ногами. — Мой единственный друг.
Я, блин, сейчас заплачу.
Слезы щиплют глаза. Прикусываю щеку изнутри, чтобы сдержать их.
Когда чувствую, что могу говорить, не разрыдавшись, произношу:
— Хорошо.
Полные надежды глаза устремляются ко мне.
— Хорошо?
— Да. Но если ты еще раз так меня обидишь, тебе конец.
— Понял. — Он резко кивает.
— Но я не единственный твой друг, Ривер. У тебя есть Элли и Мэйси.
Он бросает на меня странный взгляд.
— Элли была бабушкиной подругой, и она мой деловой партнер. А Мэйси мне не друг.
— Нет?
— Нет.
— Но я только что видела, как она уходила от тебя.
В его глазах виднеется еле уловимая, неизвестная эмоция.
— После того как вчера вечером я запирал магазин, случайно прихватил с собой ключи. Она заехала за ними по дороге на работу.
— Ох. Значит, она не твоя девушка?
Его брови сходятся у переносицы.
— Нет, Рыжая, — медленно произносит он, не сводя с меня глаз. — Она не моя девушка. Она мне никто.
«Хорошо сыграно, Мэйси. Очень хорошо».
Она меня убедила.
Понимаю, что до сих пор смотрю ему в глаза, поэтому отвожу взгляд.
— А как получилось, что ты работал в магазине?
— Элли нездоровилось. Я просто помогал.
— Надеюсь, с ней ничего серьезного.
— Она упала, вывихнула лодыжку. Я помогал ей, пока она не встала на ноги.
— Помогал?
— Она звонила вчера вечером и сказала, что сегодня возвращается на работу. И тут я понял, что ключи от магазина у меня. Она попросила Мэйси забрать их у меня.
Я киваю, и настает моя очередь переступать с ноги на ногу.
— Наверное, мне следует кое в чем признаться.
— В чем?
От меня не ускользают нотки настороженности в его голосе.
Снова смотрю ему в глаза.
— Я знаю, что это ты сделал рождественский поезд.
— О.
— Мэйси рассказала мне вчера в магазине. Я разглядывала твою вазу и те великолепные стеклянные шары, и она сказала, что художник — ты. Почему ты не сказал мне, что они твои?
— Я никому не говорю.
— Мэйси знает.
Он хмурится.
— Она работает в магазине и знает, что лучше никому не говорить.
— Зачем держать это в секрете? Ривер, ты невероятно талантлив.
— Потому что я хочу их продать, а местные не купят, если узнают, что их создал я.
Теперь моя очередь охать. Потому что точно знаю, чего он не договаривает. Они не купят украшения из-за того, что его мама совершила много лет назад.
