— Тогда, они — идиоты. Твое творчество прекрасно.
Он небрежно пожимает плечами. Я вижу, что он смущен моим комплиментом.
— Ты продаешь украшения где-нибудь еще, кроме фермы «Чертополох»?
— В нескольких городских магазинах… в Сан-Антонио, — уточняет он.
Он поворачивается в сторону моей машины. Я понимаю, что разговор окончен. Ну, по крайней мере, на эту тему.
— Ты купила машину, — говорит он хриплым голосом.
— Да, — я улыбаюсь.
Он переводит взгляд на багажник и стоящие в нем банки с краской.
— Занялась покраской?
— Ага. Детской.
Наконец, он смотрит на меня.
— Помощь нужна?
Я улыбаюсь про себя.
— Помощь мне бы не помешала.
Он достает из багажника валики, лотки и банки с краской.
— Сможешь донести остальное? — спрашивает он.
Я смотрю на упаковку с кистями и брезент.
— Думаю, я справлюсь, — отвечаю сухо.
Он идет за мной к входной двери. Отперев ее, впускаю нас внутрь. Я кладу свои вещи на пол и присаживаюсь на корточки, чтобы приласкать Бадди.
— Где детская? — спрашивает он, показывая на банки с краской.
— Дальше по коридору, дверь направо, — говорю я, поднимаясь. — Хочешь кофе? — интересуюсь, направляясь на кухню, прежде чем он исчезает в коридоре.
— Конечно.
Включаю чайник и выпускаю Бадди, наблюдая, как он возится в саду и делает свои дела.
Когда чайник закипает, я зову собаку в дом. Завариваю кофе для Ривера и чай без кофеина для себя и несу их в детскую.
Вижу, что Ривер принес кисти и брезент, которые я оставила в гостиной. И уже вскрыл упаковку с брезентом и стелет его.
Я пересекаю комнату и протягиваю ему кофе.
— Спасибо. — Он берет кружку и делает глоток. — Ты уже загрунтовала стены?
— Да, — киваю, делая глоток чая.
— Ты хорошо поработала.
— Спасибо. — Я улыбаюсь ему глазами. Сделав еще глоток чая, ставлю чашку на подоконник.
— У тебя есть стремянки? — спрашивает он. — Если нет, то у меня есть…
— Ой! — тянусь рукой к животу, устремляя на него взгляд.
«Неужели это…»
— Что случилось? — Ривер ставит кружку с кофе на подоконник рядом с моей и подходит ко мне.
— Все в порядке. Думаю... ребенок... пинается.
— А раньше он пинался?
Я качаю головой. Чувствую, как на глаза наворачиваются слезы. Даже не понимаю, почему так разволновалась.
— Нет, это в первый раз, — шепчу я.
Он улыбается, придвигаясь еще ближе, и я чувствую, как грудь распирает некая непонятная эмоция.
Я смотрю ему в глаза.
— Я имею в виду, это могли быть газы или... нет! — ч смеюсь, чувствуя еще один удар. Сильный, здоровый удар.
— Ребенок пинается сейчас? — спрашивает он.
— Олив, — говорю я. — Я назвала кроху Олив.
— О, — шепчет он.
Распирающее чувство усиливается.
— Можно мне... Ничего, если я…
Я тянусь к нему, беру его за руку и прижимаю к своему животу.
Слышу, как у него перехватывает дыхание, и вижу, как его кадык подпрыгивает.
Чувство в груди распространяется, выплескиваясь из меня на него, словно сетью, обвивая нас обоих.
Глаза Ривера сосредоточены на том месте, где лежит его рука.
И когда Олив снова пинается, он смеется. Его глаза распахиваются и светятся благоговением.
— Привет, Олив, — говорит он моему животу. — Я Ривер. Твой сосед.
Он говорит так официально, что мне хочется рассмеяться. У меня вырывается тихий смешок.
Его взгляд встречается с моим.
— Что? — он улыбается.
Я снова хихикаю, качая головой.
— Ничего. Ты заставляешь меня смеяться.
Судя по выражению его лица, ему это нравится.
Олив опять пинается, вновь перетягивая внимание на себя.
— Боже, Рыжая, это чертовски удивительно. — Он качает головой. — У тебя внутри ребенок.
— Уже пять месяцев, — отвечаю невозмутимо.
Он снова смотрит мне в глаза.
— Ты поняла, о чем я. Конечно, я знал, что ты беременна, но это было не так…
Он изо всех сил пытается подыскать правильное слово, поэтому я предлагаю сама:
— Реально.
— Да. — Ривер опускает глаза на мой живот, а затем возвращает их к моему лицу, не отрывая от меня взгляда. — Это было нереально. До сих пор.
Он все смотрит мне в глаза, а я смотрю в его темные глубины.
Я чувствую это — в этот самый момент что-то между нами сдвигается. Будто раздается щелчок и все встает на место. Я знаю, он тоже это чувствует.
Не совсем уверена, что это такое и что оно означает, но просто знаю, как это важно.
Очень важно.
20
Кэрри
Напевая «I Found» Amber Run, которая играет с телефона, прикрепляю мобиль на детскую кроватку.
Он восхитительный. Я заказала его в интернет-магазине. С него свисают облака и звезды. А посередине — полумесяц, и на нем спит слон.
Когда я вернулась домой, коробка с доставкой ждала меня на пороге, так что, естественно, я просто обязана была сразу же прикрепить мобиль к кроватке.
Детская почти готова. Стены выкрашены в выбранный мной цвет. На стене, над кроваткой, висит черно-золотистая наклейка с надписью: «Мечтай о большем, крошка», со звездами и полумесяцем вокруг. Кроватка Олив из коричневого дерева с боковыми решетчатыми стенками. Матрас застелен кремовым постельным бельем с крохотными золотистыми звездочками. Мягкие бортики соответствуют цвету кроватки. Такой же комод и пеленальный столик прекрасно дополняют интерьер комнаты. Детская одежда развешена в шкафу и сложена в ящиках. У окна стоит кресло-качалка, чтобы я могла кормить Олив ночью.
Ривер убрал старый ковер, отшлифовал и покрыл лаком половицы. Выглядит потрясающе. Я постелила белый пушистый ковер, на котором Бадди любит спать.
За последние несколько недель Ривер очень помог мне с подготовкой комнаты. Не думаю, что смогла бы справиться без него. Но я этого, конечно, не признаю.
Теперь я независимая женщина.
Ривер стал невероятно важен для меня.
Он мой друг. Вероятно, мой лучший друг.
Но мне также кажется, что между нами что-то изменилось. Появилось некое слабое, мерцающее притяжение. Я его чувствую. Полагаю, он тоже. Или, может, это всего лишь мое воображение, и эти чувства лишь с моей стороны.
В любом случае, я ничего не собираюсь предпринимать по этому поводу.
Я бы никогда не рискнула нашей дружбой.
Но я бы сказала, что дружба у нас уникальная.
Словно мы знаем друг о друге одновременно все и ничего.
Основные факты нам знакомы. Симпатии и антипатии.
Но мы не знаем всего главного.
Он ничего не знает о Ниле. Или моей жизни до Кэрри. Когда я еще была Энни Кумбс.
Я совершенно ничего не знаю о его прошлом.
История о его маме мне известна. И что он жил с бабушкой в доме, в котором живет и по сей день.
Но также знаю, что о многом из его прошлого я не имею ни малейшего понятия.
Его глаза — глаза выжившего.
Он видел и испытал то, чего никогда не должен был испытать.
И я имею в виду не только убийство отчима.
А причину его убийства.
Причину, по которой мама Ривера застрелила своего мужа в тот день. И что-то подсказывает мне, что этой причиной был Ривер.
Или я могу быть далека в своей догадке.
Но не собираюсь его спрашивать. И он не станет расспрашивать меня о моем прошлом.
Негласная договоренность между нами. Потому что никто из нас не хочет обсуждать свое прошлое, вспоминая прошлое другого.
Мы хотим оставить его там, где оно есть. Позади.
— Рыжая?
Звук голоса Ривера заставляет меня повернуть голову.
— В детской, — откликаюсь я.
Прислушиваюсь к топоту ботинок по полу, когда он направляется ко мне.
Затянув последнее пластмассовое крепление на кроватке, отступаю назад, чтобы полюбоваться мобилем.
— Мобиль прислали, — говорит он, входя в комнату. — Выглядит неплохо.
— Правда ведь? — Я с улыбкой поворачиваюсь к нему.
