Я не могла сорваться, мне нужно было действовать. Мне нужно было сделать фото для публикации, которые должны были оказаться в блоге еще два дня назад. Мне нужно было разослать еще больше резюме и умолять о работе по совместительству. Я бы расширила свой поиски за пределами модной розничной торговли. В Нью-Йорке есть «Dairy Queens» (прим. перев. фаст-фуд). Я бы обслуживала клиентов картошкой фри и мороженым всю ночь, если у меня появится возможность прожить один день не думая, где взять денег на аренду.
— Уйдите с дороги, дамочка! — закричал сотрудник службы доставки, как раз перед тем, как мою ногу прострелила мучительная боль.
— Черт, — зашипела я от ощущения, будто тысячи кинжалов вонзились в ногу. — Черт. Черт. Черт.
Придурок проехался своей тележкой по моей ноге и по ощущениям раскрошил мои кости.
Я прыгала вверх-вниз, пытаясь подавить боль, но бесполезно.
— Ты издеваешься? — закричала я, когда он продолжил идти, даже не потрудившись признать, что почти сломал каждую кость в моей ступне. — Кто так делает? — кричала я. — И ты даже не извиняешься?
Он даже не повернулся. Он увеличил скорость своей тележки, заставленной ящиками, которые скорее всего были заполнены крошечными статуэтками слонов из пресс-папье. Тем временем все на тротуаре пялились на меня, будто я сумасшедшая.
Уже в который раз, мне казалось, что Нью-Йорк пытается меня убить. Я имею в виду в буквальном смысле обрушить на меня тяжесть ящиков, просроченной арендной платы и грубости людей. Я пыталась пошевелить пальцами, испытав облегчение, что они не кажутся сломанными, и затем опустила взгляд, чтобы оценить ущерб.
И в этот момент я почувствовала крошечный надрыв в своем сердце, прямо посередине.
ЭТОТ ПРИДУРОК ИСПОРТИЛ МОИ БАЛЕТКИ «Chanel».
Толстое пятно жира растеклось по верхней части леопардового принта, прямо там, где тележка проехалась по моей ноге. Логотип, по которому можно было узнать «Chanel», был оторван, и валялся одинокий и забытый на тротуаре рядом с моей ногой.
Я знала, что выгляжу нелепо. Знала, что люди умирают, потому что им нечего есть. Знала, что у людей есть настоящие проблемы, которые не включают в себя жирные пятна на дизайнерской обуви. Я понимала все это, но тем не менее, не могла остановить слезы, которые бежали по щекам, когда я наклонилась, чтобы поднять логотип. Не могла остановить обрушившийся на меня поток эмоций.
Это стало последней каплей.
Я больше не могла выдерживать это.
Нью-Йорк не для меня. Я не создана для суеты. Не создана занять свою нишу в мире моды.
Все.
ТЫ СЧАСТЛИВА, ГРЕБАНАЯ ВСЕЛЕННАЯ?
— Милая, перестань. Ты позоришь себя, — раздался позади меня мягкий голос.
Я почувствовала руку вокруг своего запястья, которая пыталась утянуть меня к тротуару. — Перестань плакать.
Оглянувшись, я увидела владелицу комиссионного магазина, которая изо всех сил тащила меня к своему магазинчику.
Я качала головой и размахивала руками, показывая универсальный жест «оставьте меня в покое». Я знала, что если заговорю, вместо слов будет один лепет.
— Зайди внутрь ненадолго. Зайди внутрь, и мы разберемся с этим, — настаивала она, когда тянула через двери магазина. — Ты расстроена из-за балеток?
Для пожилой женщины небольшого роста она была очень сильной. Не думаю, что смогла бы отбиться от нее, даже если бы попыталась. Вот еще одна причина, почему Нью-Йорк не для меня. Я даже не смогу отбиться от нападения пожилой женщины.
Над нами раздался звонок, когда мы вошли внутрь, но я едва могла услышать его из-за звука своих всхлипов.
— Перестань плакать. Я могу починить балетки. Ничего страшного. С правильным растворителем пятно сразу же исчезнет, — сказала она.
Я вытерла лицо, пытаясь остановить рыдания. Ее добрые карие глаза осмотрели мое лицо, в основном пытаясь найти причины моего сумасшествия.
Продолжайте искать, леди. Вот они.
— Станет лучше? Это единственная проблема? — спросила она.
Я покачала головой.
— Что я еще могу сделать тогда? — спросила она. — Я не могу дать за твои платье больше денег, но могу исправить балетки бесплатно.
Я уставилась в ее добрые глаза, сделала глубокий вдох и перешла в действие.
— Вам нужен работник?
— Что? — она отстранилась, прищурила глаза, явно ошеломленная вопросом.
— Уверяю, я замечательный сотрудник, — клялась я. — Несмотря на то, что демонстрируют нынешние обстоятельства.
Она улыбнулась.
— У тебя только что был срыв в общественном месте, и ты решила, что я дам тебе работу?
Моя губа задрожала.
Она вытянула руки и покачала головой.
— Хорошо, Господи. Давай разберемся во всем. Я не могу дать тебе работу. В магазине не так много дел для двоих людей, но у меня есть подруга, которая, возможно, сможет тебе помочь. Тебе подойдет ночная работа?
— Да. Да! Конечно.
Она отпустила мой локоть, и отвернулась к прилавку. Я стояла, замерев на месте, наблюдая, как она достает старый серый органайзер и смахивает с него пыль рукой. Должно быть, вещица не использовалась с восьмидесятых. Занимает некоторое время, пока она листает его, и наконец вытаскивает потрепанную визитку.
Она встретилась со мной взглядом, набирая номер, и успокаивающе улыбнулась.
— Все будет хорошо, — сказала она. — У всех случаются подобные дни. Знаешь, как говорят: «Когда кто-то испортил твои балетки «Chanel», сделай лимонад?» (имеется в виду фраза «если жизнь подкидывает тебе лимоны, сделай из них лимонад»).
Я расхохоталась, застигнутая врасплох ее юмором.
— Не думаю, что звучит именно так, — сказала я, вытерев нос, и наконец перестав всхлипывать.
Она собиралась ответить, когда я услышала бормотание на том конце линии. Она подняла палец, чтобы я затихла, затем заговорила в динамик.
— Привет, Марджери. Это Бет. Бет Монтгомери, да, да. Со мной все хорошо.
Раздалось еще бормотание на том конце линии, когда Бет и Марджери обменивались стандартными любезностями. Наконец она улыбнулась, и посмотрела на меня.
— Рада, что у тебя все хорошо. Нам нужно поужинать в ближайшем будущем, — заявила она. — На самом деле я звоню, чтобы попросить об одолжении.
Глава двадцать пятая
Джулиан
Как только я покинул благотворительный прием, я сдернул галстук-бабочку с шеи и запихнул его в карман. Проклятый галстук душил меня последние три часа, и я был рад избавиться от него и набрать полные легкие воздуха.
Служащий отеля поспешил в моем направлении:
— Вызвать Вам такси, сэр, или Вы приехали с водителем?
Я отмахнулся от него, и помотал головой. Мне нужно было пройтись. Я хотел прочистить мозги пока шел домой десять кварталов. Мне было не по себе от того, что я отчитал маму. Она не была злым человеком, просто скучающая женщина с огромным капиталом и еще большей неуверенностью.
По ее мнению, быть хорошей мамой — означало обеспечить ребенка известной фамилией, и тем самым помочь преуспеть в жизни. А что хорошего было в поцелуях и объятиях? Она полагала, что пожатие рук и воздушные поцелуи подходящее приветствие и для дам ее круга, и для собственных детей. Папа был более эмоционален и нежен с нами. Он был романтиком до мозга костей и каким-то образом смягчал характер мамы и сглаживал острые углы. Но после смерти папы прошло пятнадцать лет, и мама постепенно возвращалась к своей истинной натуре, а мое отношение к ней становилось хуже. И сейчас, видя, как она обходится с Лореной и ее проблемами, я не желал иметь с ней ничего общего.
За моей спиной прозвучал велосипедный звонок, и я посторонился, пропуская велосипед с детским сиденьем. Неоновые лампочки на колесах ярко мигали в ночи, освещая девочку. Она сидела на дополнительном сиденье, установленном над задним колесом велосипеда. Ее длинные темные волосы развевались на ветру, в то время как водитель увозил ее все дальше и дальше. Она напомнила мне Джозефину, и я сразу захотел оказаться рядом с ней. Захотелось рассказать ей о разговоре с матерью, и услышать от нее, что я поступил правильно.
