веру.
Приходилось признать, что они в чем-то правы. И все же мне очень хотелось сделать так, чтобы мои подруги не попали в ад. Помню, однажды я рассказала Эмили о тех страданиях, которые ожидают ее после смерти.
– Но я в это не верю, – ответила она. – Иисус пришел ради меня, умер ради меня, и Он спасет меня.
Христианки говорили о Троице, триединстве: Бог Отец, Бог Сын и Святой Дух. А для меня это была чистой воды ересь. И так мы доходили в своих теологических препирательствах до того, что приходилось прекращать разговор, иначе дружбе пришел бы конец.
Я пошла к сестре Азизе и сказала:
– Те девочки не хотят становиться мусульманками. Их родители привили им другую религию. Но это не их вина, и мне кажется, несправедливо, что они будут гореть в аду.
Сестра Азиза ответила, что я не права. Через меня Аллах дал им возможность выбора. И если девочки сами отвергли истинную веру, то они заслужили свою участь. После этого я решила, что сама же делаю им только хуже, и перестала стараться обратить одноклассниц в свою веру.
Но я продолжала размышлять. Если Аллах создал всех нас и еще до нашего рождения Он решил, куда мы отправимся, в ад или в рай, зачем мне пытаться переубедить этих девочек, которых Господь создал такими? Сестра Азиза давала очень сложное теологическое объяснение предопределению. Помимо пути, который Аллах уготовил нам еще в утробе, есть и высшее измерение, в котором у нас есть свобода выбора, и если мы смирим свою волю и склонимся перед Господом, а не перед дьяволом, то это будет угодно Аллаху. Все это звучало не слишком убедительно, но я подумала, что сама виновата, раз не могу понять, о чем говорит учитель.
После приезда сестры Азизы я поняла, что религиозное рвение зарождается еще в школьных коридорах. Как раз тогда, когда я и другие девочки собирались вечером в классной комнате для молитвы, кенийские девочки тоже молились, пели «Аллилуйя!» и христианские гимны. Не знаю, было ли то влияние ислама или что-то вроде общего наития объединяло подростков Найроби, так или иначе, казалось, что все больше юных мусульманок стремится к новому пониманию ислама и все больше христиан стремится в храмы. И те, и другие приближались к пониманию своей религии, которая не имела такой силы, когда мы учили священные тексты поодиночке.
В то время боговдохновенные христиане были не менее активны, чем ярые исламисты. Страна распадалась на части. Можно сказать, что борьба за территорию стала повседневным явлением. Лидеры той или иной секты боролись за место под солнцем. В школе поговаривали об Элис Лаквене, жившей в Уганде, чьих последователей не брали пули. Это было большое объединение, однако существовало немало сект поменьше. Свидетели Иеговы стучались в каждую дверь. И конечно, на каждом углу вы могли видеть предсказателей и магов. Даже мои одноклассницы покупали любовные зелья, настоянные на человеческих ногтях и коже, или амулеты, которые помогали им сдавать экзамены.
Правительство Кении теряло свои позиции из-за царивших в нем воровства и семейственности. В министерстве работали люди, которые не могли даже произнести это слово! Мэр, который должен был управлять Найроби, едва умел читать и писать. Государство попросту забирало ваши деньги. Граждане больше не являлись гражданами: люди, еще недавно надеющиеся на будущее, очень быстро теряли веру в нацию, частью которой они больше не были. Многие кенийцы ощущали себя частью клана, семьи, которые были превыше всего. Любое взаимодействие между кланами было связано с религией. Религия и сила родства играли большую роль, чем национальные интересы.
То же самое происходило и в Сомали, но тогда я не знала об этом. На самом деле это происходило не только Африке, но и в других исламских странах. Процветание коррупции и потеря доверия к правительству, которое не заботилось о народе, приводили к тому, что все больше людей искало убежища в семейных традициях, мечетях и церквях.
Новый ислам был на марше. Он был более вдумчивым, чистым и сильным, более приближенным к сути религии, нежели тот ислам, который исповедовала моя бабушка, в котором вера в Бога переплеталась с волшебными сказками о джиннах. Это не был ислам, живущий в мечетях, где имамы декламировали на арабском языке (которого многие не понимали) проповеди, написанные задолго до их рождения. Новый ислам отказывался от пассивности, основанной на правиле: «Insh’Allah!» (На все воля Аллаха!) Теперь люди изучали Коран, по-настоящему пытаясь понять заветы Пророка, всем сердцем стремясь к ним. Это была проповедническая религия, которая поддерживалась нефтью Саудовской Аравии и иранской пропагандой о мученичестве. Ислам становился сильнее, разрастаясь все больше и больше. А я была очень маленькой частью всего этого.
Глава 6. Сомнение и вызов
Явыбрала дорогу к Богу, а Хавейя пошла по наклонной. Мои попытки подчинить свою волю Аллаху оставляли сестру равнодушной. Она говорила, что сестра Азиза ведет себя так, будто мы все еще ездим верхом на верблюдах. Хавейя была высокой и красивой. Она знала о своей привлекательности, поэтому не собиралась расхаживать по Найроби, завернувшись в «тент», как она называла мой хиджаб.
Быть может, мама била меня слишком часто, но зато она привила мне дисциплину. Я старалась учиться как можно лучше; мне нравилось ходить в школу, где у меня было много друзей. А Хавейя все это терпеть не могла. Она легко заводила приятелей, но в итоге всегда ссорилась с ними. Сестра была гораздо смышленей меня: она позволяла одноклассницам списывать у нее домашние задания в обмен на романы в мягкой обложке, которые ей очень нравились. В 1985 году кенийское правительство решило освободить среднюю школу от «наследия колонистов». На практике это привело к тому, что исчезли многие учебники, а учителя не имели представления об элементарных вещах. Сестре в школе было невыносимо скучно, но сидеть взаперти дома она тоже больше не могла.
Хавейя всегда была несгибаемой, она не подчинялась матери и соглашалась помогать по хозяйству, если только Махад тоже примет в этом участие, хотя сестра прекрасно понимала, что это невозможно. Когда мама била ее, Хавейя просто уходила в себя и, казалось, не чувствовала боли. Мама колотила ее, пока у нее не начинала болеть рука, но Хавейя не уступала. У сестры была стальная воля. Порой она закрывалась в ванной и кричала, проклиная мать за жестокость и эгоизм. Хавейя никогда не плакала.
Мама просто не представляла, как справляться с подростковыми проблемами. Казалось, она не догадывалась, что
