ласки.
Он обхватывает мой затылок, врезается в волосы пальцами и тянет их назад, запрокидывая голову. Впивается своими голубыми глазами в моё скривившееся от лёгкой боли лицо и тихо проговаривает:
— Побудешь сегодня киской, — тянет спокойно. — И обрадуешь своего хозяина. Это моё желание за твоё спасение.
Я хочу криво усмехнуться. Съязвить, что меня не нужно было бы спасать, если бы не он.
— Для начала… — начинает так медленно, раздумывая. Меня захватывает волнение. — Потрись щекой о мою ногу.
Я смотрю на него со жгучей ненавистью. Он отпускает мои волосы, а я сжимаю его колени, к которым даже не наклоняюсь. Сжимаю ногтями.
Подонок.
— Ласковой ты быть не умеешь, — недовольно произносит.
Я прикрываю глаза и выдыхаю. Я и так ласковее некуда. Хотя бы, потому что не посылаю тебя нахер, Арчи.
— У кошек есть когти.
— Есть, если их не обрезать.
Себя порежь.
Но кажется, Арсанов пропускает моё неповиновение.
— Мяукать просить не будешь? — выпаливаю, когда представляя в голове это ужасное зрелище. Вот тогда будет апогей. И я не сдержусь. Откушу ему что-нибудь.
— Пока не хочу. Но спасибо за идею. Так где твоя ласка?
Да кто меня за язык тянет!
Я несуразно опускаю голову на его ногу. Просто дотрагиваюсь.
— Ты милая, когда слушаешься, — хмыкает, продолжая играть с моими волосами, пока я сижу перед ним на коленях. Немного успокаиваюсь и прикрываю глаза. Вот вроде бы он спокоен, расслаблен, но так страшно, что он сейчас рванёт. Как вулкан, что тысячу лет спал, и в один момент возьмёт и проснётся.
Вот этого я и боюсь в Арчи.
— Посмотри на меня.
Я отлипаю от его колена и поднимаю на него свой взгляд. Смотрю на равнодушное выражение лица. И на горящие от возбуждения голубые глаза. Они у него красивые. Как будто прозрачные. Жаль, что такой редкий цвет заполучил именно он.
— Тебе бы подошёл ошейник.
— Но я же не домашнее животное.
— Пока нет.
Что значит «пока»?
Он неожиданно отрывается от спинки кресла и наклоняется ко мне. Свободной рукой опускает ладонь на щёку и поглаживает её.
Что с ним?
Проводит пальцем по губам. Не агрессивно. Без злости. Смотрит мне в глаза и не причиняет боли. Немного надавливает, пока я смотрю в прямые черты лица. Ну, он же красивый. Почему блять в душе такое говно?
— У меня есть для тебя кое-какие новости, — тихо проговаривает, продолжая осматривать моё лицо. А мне не по себе становится. Он изучает ведь. Останавливается на одном месте, которое начинает гореть от его внимания. У меня родинка там. — Насчёт Волкова.
Я сглатываю. Почему он говорит это именно сейчас?
— И что же там?
Я неосознанно облизываю губы. В комнате становится жарко. Душно. Или это от его присутствия рядом. От него исходит такой жар, который только одним присутствием плавит меня на месте. Потому что я не знаю, что от него ожидать.
Он отстраняется, раскрывает руки.
— Встань.
Я не понимаю, чего он хочет.
Встаю на подрагивающих ногах. Задеваю соском его колено, из-за чего тут набухает и твердеет. Да чёрт… И он это замечает.
— Садись.
— Куда?
— Сюда, — он хлопает себе по паху. А я чуть воздухом не давлюсь. Втягиваю его побольше, чувствуя как дыхание спирает.
Смущённо оборачиваюсь. Сжимаю кулаки и чувствую, как горят щёки. И от злости и от стыда.
Опускаюсь между его колен.
Слышу тихий смешок, от которого чувствую себя ещё хуже.
— Сосать не умеешь, ещё и без прямых слов не понимаешь, что делать нужно.
Закусываю губу, когда в обнажённую попу утыкается налитый кровью член. Не нравится ему, да. Чувствую.
— Лицом, Диана. Нужно было сесть ко мне лицом.
Куда бы я, по его мнению ноги дела бы?
— Отстань, — огрызаюсь.
— Тихо, — в голосе мелькают слегка угрожающие нотки. А тёплые ладони обхватывают бёдра. Дёргают назад, из-за чего проезжаюсь по его паху и врезаюсь попой в низ его живота. — Кошки не шипят на своих хозяев.
— Ещё как шипят, — вцепляюсь в его пальцы своими. — Особенно когда им делают больно.
Хватка на бёдрах становится чуть слабее. А горячий язык дотрагивается позвонка, по которому словно проносится электричество. Мурашки бегут по всему телу, а соски твердеют сильнее.
— Откинься назад, — он игнорирует мои слова и отдаёт очередной приказ, который выполняю уже легче. Касаюсь своей спиной его горячей груди и прикрываю глаза, тяжело выдыхая.
Что я вообще делаю? Ах, да, пытаюсь выжить.
И ради этого терплю его руки, что разводят мои бёдра.
— Что насчёт Волкова? — всё же мне надо быть в курсе дела. А ещё отвлечься от его действий.
Но он не отвечает. Одной рукой скользит по внутренней стороне бедра. И я вытягиваюсь. Подаюсь назад. Вжимаюсь в его тело и закусываю губу. А он снова дотрагивается губами до плеча. Второй ладонью поднимается выше — на холмики. Один из которых берёт в тиски.
Со свистом выдыхаю и удобнее укладываю голову на его плечо. Кажется, это надолго.
— Информацию нужно заслужить, — слегка прикусывает, а затем целует это место. Скользит пальцами мне между ног.
Приоткрываю губы, когда он касается меня между горячих складок. Опять. И я ведь даю ему это сделать. Пока он оставляет засос на моём плече. А другие пальцы на груди обхватывают твёрдый сосок и оттягивают его, покручивая.
Я напрягаюсь и натягиваюсь как струны на гитаре, когда он касается меня там. Накрывает клитор двумя пальцами.
Тело отзывается на жест, жаром окатывая с головы до пят. Щёки начинают гореть, а дыхание сбивается.
— Мы с тобой не враги, — выдыхаю, прикрывая глаза, когда он делает первое круговое движение на самой чувствительной точке моего тела. — И я ничего не должна заслуживать. И имею право быть в курсе дел.
Я приоткрываю
