покрылся снежным ковриком. По основанию дома горела гирлянда, внутри тоже мигали огоньки, не хватало только рождественской песенки. Хотя и без нее создавалась волшебная атмосфера, словно все происходило не наяву, словно мы герои какого-то романтичного новогоднего фильма, оказавшиеся в отпуске по обмену. И вот теперь оба ждем чуда, которое почему-то то ли задерживается, то ли сценаристы забыли его внести в перечень сцен.
– Скажи честно, – Максим вдруг посмотрел на меня, да так красноречиво, будто ждал только один ответ, даже если он не вязался с реальностью.
– Что именно?
– Между тобой и Щукиным ничего не было? Слухи о вас – чушь?
– Он начал ко мне подкатывать, но нам было не по пути, я его несколько раз отшивала. А потом узнала, что у него девушка есть. Мне стало ее так жаль, вот же урод, подумала. Ну и…
– Решила публично его опозорить, тем самым открыв глаза Оксане? – закончил за меня Ледовский. Я не особо задумывалась, зачем ему знать подробности того спектакля. Но с другой стороны, ничего криминального я тогда не сделала, чтобы не рассказать правду.
– Да! – кивнула. – И ничуть не жалею. А ты представь, у него ведь могло быть много левых подруг! Они могли даже не знать друг о друге. Нет, вам – парням может и круто все это, но я такие вещи не понимаю и никогда не пойму.
– Я тоже не понимаю, – Максим улыбнулся. Его улыбка не походила на предыдущие, сейчас в ней было что-то нежное, искрящееся, как те снежинки, которые вызывали желание поверить в чудеса, если подставить ладонь.
И я снова смутилась, густо покраснев. Хотела отвести взгляд, однако, как бы ни пыталась, не могла. Кажется, именно это очарование действовало на девчонок в универе, кажется, им Макс мог влюбить в себя любую. Мне вдруг сделалось страшно, что я попала в список несчастных, что засыпают с мыслями об этом парне.
– Ты против измен?
– Конечно, это совсем не круто, – согласился Ледовский, не сводя с меня глаз. Я сделала глоток горячего шоколада, обжигая горло сладким напитком.
– Ты бы… не стал встречаться за спиной девушки с другой? – зачем-то спросила, продолжая находиться под прицелом серо-голубых глаз парня. И пусть они порой напоминали морозную зиму, поражая холодом, но сейчас, казалось, Макс открылся передо мной в другом свете, словно позволил узнать себя настоящего. В нем не было ни капли холода, от него не исходила опасность или агрессия. Я, конечно, пыталась себя утешить, что во всем виновата атмосфера горного домика и горячий шоколад, но аргументы разрушались с каждой минутой.
– А смысл? Не нравится тебе человек, так и продолжать не нужно. Ты правильно поступила с Щукиным, я… – он запнулся, и наконец-то перевел взгляд от меня, устремляя его вдаль, в сторону лесного пейзажа. – Жаль, я поздно узнал об этом.
– Что-то… бы изменилось? Или… ты вел себя так со мной, потому что был убежден, что я…
– Я верну твой дневник! – сказал Максим, поразив меня одной фразой. Он внезапно поднялся со стула, сделал глоток горячего шоколада, затем поставил кружку на стол и сказал: – Пошли в комнату. Подбросим монетку, кто с какой стороны спит.
– А? Ч-что? – я захлопала ресницами, растерявшись. – Я думала, ты будешь спать здесь.
– Что? Нет, – покачал он головой. – Тут холодно. Я на дурачка похож?
– Но… там одна кровать.
– Не боись, – усмехнулся мистер павлин. Он засунул руки в карманы спортивок, одарив меня обаятельной улыбкой. – Приставать не буду. Постараюсь, по крайне мере.
Максим уже поднялся наверх и пребывал там не меньше десяти минут, а я продолжала сидеть на первом этаже, разглядывая в кружке горячий шоколад. Неужели он серьезно настроен, делить одну кровать на двоих? Хотя, понятное дело, для такого опытного парня, как Ледовский, подобное, скорее, обыденность, чем неожиданно свалившаяся проблема. Но от одной мысли, что мы будем находиться в одной комнате восемь часов подряд, а возможно, и накрываться одним одеялом, сердечко мое забегало волчком, заставляя густо покраснеть щеки.
Как назло, на первом этаже становилось холодней, казалось, по полу гуляет сквозняк, и даже в тапочках мне было немного некомфортно: я то и дело поджимала пальчики, стараясь отогнать прохладу. Однозначно, спать на этом диване не самая удачная идея.
С другой стороны, а вдруг Макс уже что-то придумал? Отсиживаться внизу – точно не решение сложностей. Поэтому, вздохнув, я все же поднялась и поплелась на второй этаж, мысленно ругаясь на низкий потолок в области крученой лестницы. Если спускаться ночью в туалет, спросонья можно спокойно получить травму головы или навернуться, так как ступеньки были довольно высокими и крутыми.
Наверху оказалось довольно тепло, скорее, даже жарко. Я скользнула в открытую дверь, что вела в нашу комнату, и замерла на пороге, замечая Максима. Он переодевался, натягивал на голые плечи футболку. В приглушенном освещении его тело все равно выглядело чертовски привлекательным, словно какой-то скульптор постарался, делая идеальные изгибы, впадинки, оливкового цвета кожу.
Ледовский оглянулся не сразу, к моему счастью, иначе, не знаю, упала бы от дикого смущения и стыда, что так нагло пялюсь на парня.
Никогда за собой подобной физической слабости не замечала. Однозначно, во всем виноваты горы и приглушенный свет.
– Ну и чего ты застыла в проходе? – спросил Макс, плюхаясь на подушку. В комнатке, довольно маленькой, но достаточно уютной, было совсем мало мебельных атрибутов.
Кровать напоминала большой матрас, без ножек и спинки. Рядом никаких декоративных полок для вещей, разве что одна у дверей, что вели на так называемую террасу, хотя места на ней было весьма ограниченно, ни ступить, ни разогнуться – только стоять и любоваться горными видами.
– Почему ты не сказал, что здесь всего два спальных места?
– Если я скажу, что сам об этом узнал недавно, поверишь?
– И что будем делать? – я нерешительно вошла в комнатку, и, прикрыв за собой дверь, уселась на кровать. Было настолько жарко, что мне захотелось снять кофту, а лучше переодеться во что-то более тонкое.
– Спать, болтать, смотреть на ту красивую елку, играть в «правда или действие», не знаю… Что еще делают ночью в горах? – он улыбнулся, взглянув на меня.
– Вау, – воскликнула я, поднимаясь на ноги. Подошла к террасе, открыла дверь, позволяя морозному, колючему воздуху ворваться в теплое помещение. – Ель очень красивая. Ощущение, будто она белая.
– Ага, в темноте она выделяется.
– Знаешь, в детстве я вот также выглядывала в окно в ожидании Деда Мороза. Мне все казалось, он может не попасть в дом,
