Я всхлипнула и прикусила ноготь на большом пальце, чтобы сдержать крик.
– Да, я твоя.
Роум отнял мой палец ото рта.
– Ты с ума меня сведешь этой привычкой, Мол. Я бы положил туда кое-что поинтереснее, если тебе не с чем поиграть.
Я рвано вдохнула.
– Я… я…
– Всему свое время. Не сейчас, – уверил он меня, слегка развеселившись.
Мои глаза невольно закрылись.
– Ромео… твоя рука…
– Я снова удовлетворю тебя. И буду смотреть, как ты сходишь с ума. Буду смотреть, как ты растекаешься в моих руках и наслаждаться этим, Мол. Понимаешь? Я буду контролировать каждое твое желание, – прошипел он сквозь зубы, пока его пальцы погружались в меня все глубже.
– Да… да…
И он это сделал. Превосходно справился, как по нотам.
Задрожав, я пронзительно вскрикнула и упала ему на грудь. Мы пролежали так достаточно долго, и в конце концов он вынул из меня пальцы, застегнул джинсы и притянул меня к себе на колени. Я закрыла глаза и задремала на его теплой груди, наслаждаясь его легкими поглаживаниями моей щеки и будучи полностью изнуренной.
Я медленно проснулась от того, что Ромео аккуратно перевернул меня и уложил спиной к себе на грудь.
– Солнце садится. Я подумал, ты захочешь посмотреть закат со мной.
Волна счастья затопила мое сердце.
– Да, захочу.
Небо было кроваво-красным, солнечное тепло от заходящего полукруга разливалось оттенками розового и желтого, придавая широкой речке сияние раскаленного золота.
Дыхание Ромео ласкало мне ухо.
– Расскажи о своей семье, Мол.
Я содрогнулась от укола паники в груди и немного подвинулась, пытаясь расслабиться. Почувствовав мою реакцию, Ромео, взял меня за руку и сжал в своих объятиях. В теплых, безопасных объятиях.
– Расскажи мне, Мол. Расскажи о своей семье. Почему тебе так больно?
Наблюдая, как последние проблески оранжевого солнца пропадают за горизонтом, я сделала глубокий вдох, чтобы набраться смелости.
– Если честно, даже не знаю, с чего начать.
– С начала. Я хочу узнать о тебе все, все подробности. – Благоговение в его голосе отдалось дрожью в моем теле.
– Хорошо.
Я устроилась поудобнее, положив голову ему на грудь и слушая утешительное биение его сердца.
– Моя мама умерла, когда рожала меня. Я была единственным ребенком. Она умерла из-за осложнений. – Я крепко зажмурила глаза, концентрируясь на объятиях Роума, потом снова открыла их и посмотрела на спокойную речку, позволяя умиротворяющей глади воды себя успокоить. – У меня есть ее фотография. Я так на нее похожа.
– Значит, она тоже была красавицей? – спросил он и поцеловал мое оголенное плечо. Я расцвела от таких слов и еще крепче прижалась к его груди.
– У моего отца не было родственников, кроме моей бабушки. Она тоже жила с нами. Когда мне было шесть, папа умер. – Я подобрала длинную травинку и покрутила ее в пальцах. – Я помню все, как будто это было вчера. Я вернулась домой из школы, а бабушка сидела расстроенная в гостиной. Она сказала мне, что папу забрали на Небеса. – Я покачала головой, невесело рассмеявшись. – Тогда мне казалось, что меня наказывают за то, что я плохо себя вела. Вскоре выяснилось, что умер он не от какой-то болезни и не потому, что Бог наказывал меня, он просто проснулся, как обычно, проводил меня, свою маленькую девочку, до двери, а потом залез в ванную и перерезал себе вены бритвой.
Ромео тихо выдохнул, и его теплое дыхание защекотало волосы у меня на затылке.
– Черт, детка. Я не думал… мне так жаль.
Именно его сострадание дало мне силы впервые заговорить с кем-то об этом дне.
– Я никогда не могла понять, почему папа так поступил. Знаю, он не мог жить без мамы, но у него была я. Он был мне нужен. Почему он не мог быть сильным ради меня? Ради бабушки? В своей предсмертной записке он сказал, что однажды я пойму, но я не знаю, как отец может оставить свою дочь совершенно одну.
Я чувствовала, как во мне растет раздражение, горечь от каждого воспоминания. Роум все так же крепко и беззвучно меня поддерживал.
– Единственным положительным моментом во всей этой гребаной ситуации было то, что я всегда была умной. Когда мне было семь, моя учительница предложила пройти тестирование в Менса9. Я прошла и узнала, что у меня необычайно высокий уровень интеллекта, вот так я и справлялась со всем – расширяла и преумножала знания. Я стала одержима религией и философией, пытаясь найти причину смерти папы и выяснить, почему плохие вещи происходят с хорошими людьми. Но ответа так и не нашла. Потом, когда я только начала нормально жить, у бабушки диагностировали рак, и три долгих месяца я ухаживала за ней, пока она слабела день ото дня, только чтобы в конце концов умереть у меня на руках, мы жили вдвоем в нашем маленьком домике и не к кому было обратиться за помощью.
Я глубоко вдохнула, наблюдая, как птицы возвращаются в свои гнезда у речки на ночевку.
– И что потом? – поднажал Ромео.
– После того, как ее не стало, меня отдали под опеку. К счастью, это была хорошая семья, недалеко от моего дома. Они не пылали любовью и явно делали это ради денег, но там было безопасно, большего я и просить не смела. Я поняла, что жить сложно и пыталась дистанцироваться от всех, чтобы мне больше не причинили боль. Мне было одиноко, но я просто… продолжала жить. Опять же, я продолжала учиться и знала, что это мой билет из приемной семьи и от всех воспоминаний, которые преследовали меня в родном городке. Мне просто нужно было уехать.
Ромео нежно поцеловал мое оголенное плечо.
– В семнадцать лет я досрочно сдала экзамены в университет, и мне предложили место в Оксфорде. Я получила степень и попала сюда. Для докторской поеду куда-нибудь еще.
Ромео резко выдохнул.
– Значит, ты бежишь.
Я напряглась и попыталась отодвинуться подальше от озвученной стратегии моей жизни, но Ромео сжал меня крепче.
– Не сопротивляйся. Отвечай на вопрос.
– Ты не представляешь, какой была моя жизнь! Не тебе судить!
Его командный голос стал ниже:
– Я тебя не сужу. Но ты ведь бежишь от своих проблем, не так ли?
– И что? У меня нет дома, нет семьи. Почему бы и нет?
– Так было раньше, но теперь есть люди, которым ты небезразлична, действительно небезразлична. Я не позволю тебе сбежать от меня.
Мои глаза наполнились слезами. Слова Ромео были такими успокаивающими, мне так сильно хотелось ему верить.
– Я не позволю тебе меня оставить, – твердо повторил он.
Что-то во мне сломалось, и я, уронив голову на руки, заплакала, заплакала впервые за много лет. Ромео гладил мои волосы, не выпуская меня из комфорта своих объятий, потому что таким он и был – моей безопасностью… моим миром.
