Даже малыша Карло перебазировали туда на пару ночей, ибо никакой венецианец не был слишком мал для участия в карнавале.
Как ей велела Роза, Джулия не сказала Винченцо о своем костюме. Сам Винченцо, насколько ей было известно, не готовился переодеваться в маскарадный костюм.
— Как тебе не стыдно! — поддразнила его она. — Ты же хозяин приема, и тебе полагается быть в атласных штанах до колен и в кружевах.
Но она недооценила Винченцо. Его, как истинного венецианца, атлас и кружева совсем не пугали. Вечером он предстал перед ней во всем великолепии. Наряд в стиле восемнадцатого века очень ему шел. Черная с золотом парча и кружевной воротник красиво оттеняли его мужественный облик.
— В таком одеянии любая кочерга может прогуливаться по злачным местам и… — Он замолчал, испустив ностальгический вздох.
— Отлично, — сказала Джулия. — Мы прогуляемся по злачным местам, но только вместе.
Винченцо собирался ответить, но в дверь заглянула Джемма и сказала:
— У Розы для вас сюрприз. — Она исчезла, оставив дверь открытой. Через секунду появилась Роза. На ней было розовое атласное карнавальное платье. Оно было действительно великолепно: юбка длинная, до пола, и рукава будто крылья. На голове у нее была шапочка из розового атласа и кружев, а в руке она держала розовую маску на палочке, закрывавшую все лицо.
Девочка медленно приблизилась к ним, держа маску перед лицом, и присела в изящном реверансе. Взрослые заулыбались и зааплодировали.
Девочка не спешила снимать маску. Тогда Джулия отодвинула маску и увидела, что лицо Розы залито слезами. Она теперь не пыталась их скрывать, и они скатывались по ее щекам.
— Это и есть то платье, о котором ты мне рассказывала? — спросила Джулия.
Роза кивнула.
— Mamma купила его для меня, для карнавала, — сказала она охрипшим голосом. — Но я не хотела его надевать, потому что рассердилась на нее за то, что она ушла. А теперь… — она судорожно всхлипнула, — теперь я хочу попросить у нее прощения, только уже слишком поздно.
Под конец она не смогла сдержаться, и, когда Джулия раскрыла ей объятия, она бросилась к ней и разрыдалась.
Джулия крепко прижимала дочь к себе, разрываемая болью за своего ребенка и радостью оттого, что Роза открыла ей свое сердце.
— Нет, вовсе не поздно, — сказала она. — Остаются еще два карнавальных дня. Завтра мы вместе поедем на Сан-Микеле.
— Мы правда поедем? — Роза буквально преобразилась.
— Сегодня вечером все увидят, какая ты красивая в этом платье. А завтра ты расскажешь об этом маме.
— А можно я надену это платье, когда мы поедем на Сан-Микеле, для мамы?
— Конечно, можно. Она вытерла Розе глаза.
Когда Роза ушла, Джулия посмотрела на Винченцо. Все это время он не шелохнулся и молча наблюдал за ними. Как ей ни хотелось увидеть выражение его глаз, она не могла этого сделать: его лицо скрывала украшенная драгоценными камнями маска.
— Ты еще не одеваешься? — спросил он. — Я до сих пор не видел твой костюм.
— Вот и прекрасно. Значит, ты меня не узнаешь.
Думаю, это будет очень забавно.
— Ты заведешь меня слишком далеко.
— Возможно, так и будет, но мы пока еще не там. Она с вызовом посмотрела на него. — Путешествие будет увлекательным.
— Джулия…
— По-моему, гости начали прибывать. Иди встречай.
— А ты? Это не только мой праздник, но и твой.
— Я там буду.
Этот вечер с первой же минуты стал триумфом.
Джулия оставила Винченцо главную сцену, а сама работала в том углу, который отвела для показа, отвечая на нескончаемые вопросы заинтересованной публики. Одета она была просто и скромно, в бархатные брюки и шелковую блузку.
Роза веселилась на славу, но потом пришла за Джулией, решительно взяла ее за руку и потащила наверх. Джемма была там, и они вдвоем помогли ей одеться.
— Нам пора, — наконец сказала девочка. — Иди за мной.
Не слушая никаких возражений, Роза за руку довела ее до верхней площадки главной лестницы.
— Солнышко, я не думаю, что…
— Иди и встань перед той картиной, где нарисована Аннина.
Ошеломленная Джулия машинально подчинилась, пошла и встала перед картиной. Что-то заставило ее посмотреть в неистовое лицо женщины, которая своей несчастной судьбой когда-то показалась ей так удивительно похожей на нее саму.
Но теперь все изменилось. Пришло время сделать то, чего не смогла сделать Аннина, — схватить судьбу за гриву и подчинить ее своей воле. Джулия почувствовала, как в ней нарастает возбуждение.
Теперь она поняла, зачем Роза это сделала.
Она услышала, как у нее за спиной смолк шум, производимый толпой гостей, и медленно повернулась.
Винченцо стоял у подножия лестницы и смотрел на нее снизу вверх. Именно так, как ей это всегда представлялось. Так, как об этом всегда мечталось Розе.
Джулия стала медленно спускаться, похожая на видение в мерцающих белых одеждах, с лицом под белой кружевной маской. Спустившись на несколько ступеней, она сняла ее и посмотрела вниз, на мужчину, не сводившего с нее глаз.
Он поднял руку, сорвал с лица свою маску и отбросил ее в сторону. Теперь Джулия ясно видела его лицо, и это лицо светилось любовью и счастьем. Это было именно то выражение, какое она жаждала увидеть.
Он не сводил с нее глаз, пока она подходила все ближе и ближе. Маски были сброшены. Осталась только правда.
— Кто.., ты такая? — неуверенно спросил он.
Она уже стояла прямо перед ним. Медленно поцеловала его и сразу же отстранилась.
— Вот кто я такая, — сказала Джулия. — Женщина, которая тебя любит.
Она снова прильнула губами к его губам, а он обнял ее за талию и поднял в воздух, не прерывая поцелуя.
Толпа гостей разразилась аплодисментами, хотя никто не знал точно, почему. Кто-то должен был начать, и это мог быть кто угодно. Это могла быть даже маленькая девочка, которая с восторгом наблюдала сверху за происходящим, полная решимости добиться, чтобы все получилось как надо.
Оставались еще формальности, которые следовало выполнить, нужно было еще встречать гостей, нужно было еще улыбаться. Но все, что теперь происходило вокруг, казалось частью какого-то сна, а реальность началась только в конце вечера, когда Роза проводила их к боковому входу, где их ждал гондольер.
Когда лодка отчалила, Винченцо послал Розе воздушный поцелуй, а потом откинулся на подушки и притянул Джулию к себе.
— Кажется, теперь от нас ничего уже не зависит, сказал он.
— Наверное, это только так и могло произойти, согласилась Джулия. — Почему все вдруг стало таким трудным?
— Я тысячу раз был готов сказать тебе, как сильно тебя люблю. Но хотел, чтобы ты верила мне, и думал, что этого никогда не будет.
