Или рисковать вопреки собственным чувствам и звонить Вадиму. Который сначала неизвестно, что попросит за «сотрудничество», а потом неизвестно, сдержит ли слово — поможет ли на самом деле или кинет. Высоцкого ведь он готов кинуть, так чем они лучше?
Оба варианта пугали. Аня все никак не могла решиться… И снова хотела верить в чудеса. В то, что есть какой-то третий вариант. Он должен быть. Просто обязан.
Безумно хотелось, чтобы как-то раз решение упало с небес. Прилетело с волшебником на голубом вертолете, было скинуто бандеролью. Но сколько Аня ни смотрела ввысь — вертолета на горизонте не видать, а дни до последней недели лета сменяли друг друга слишком быстро.
Однажды, замаявшись сидеть дома, в последнее время слишком тихом и будто давящем, Аня вышла побродить… По уже достроенной и даже частично заселенной части ЖК. И сама толком не знала — пытается таким образом смириться с неизбежностью — начать воспринимать все окружающее по-новому, или хочет с новой силой это окружающее возненавидеть.
Все месяцы войны за дом Аня воспринимала каждую из составляющих ЖК, как фактор раздражения. Открывшиеся магазины и кафе, красивые детские площадки с замысловатыми игровыми горками, здание будущего детского сада и еще одно побольше — будущей школы…
То, за счет чего Высоцкий и его фирма продавали квартиры дороже, и что очевидно облегчало жизнь будущим жильцам, злило Аню. Просто потому что она не хотела видеть здесь жильцов. Не хотела облегчать им жизнь. А в особенно отчаянные минуты даже хотела… Чтобы фирма обанкротилась и стройку пришлось прекратить. Аня знала — такие случаи бывают. И как бы ужасно это ни звучало, ей не жалко было людей, успевших вложить сюда деньги. В минуты откровенного отчаянья — совершенно не жалко. А вот потом, когда волна гнева спадала, становилось уже стыдно. Потому что бабушка воспитывала ее иначе — нельзя желать зла людям. Но как же сложно было не желать, когда эти люди делают зло тебе, даже об этом не подозревая и не задумываясь.
А некоторые и вовсе легкомысленно рушат твою привычную жизнь в угоду прибыли…
Слова Вадима о том, что Высоцкий за реализацию проекта получит хорошие премиальные, почему-то особенно зацепили Аню и то и дело всплывали в памяти. Пусть мотивы Высоцкого были понятны и не один раз им же озвучены, наличие личной выгоды для него заставляло Аню почувствовать себя преданной… И это опускалось вишенкой на «торт» сомнений. Многоэтажный, как окружающие их дом высотки, вот только вряд ли кремовый и воздушный…
Обойдя один из домов ЖК, Аня вышла на детскую площадку. Сейчас пустую, но на все сто готовую принимать детей. Поозиравшись, убедившись, что конкурентов на качели рядом нет, Аня пошла к одним из них. Чувствовала себя неловко, ведь вроде бы права умащивать свою пятую точку на качели, установленные за счет ССК, не имела… Но если никто не видит — можно.
Качели легко скрипнули, когда Аня села. Сама она тяжело вздохнула, оплела руками металлические трубы-подвесы, которые крепились к добротной поперечине…
В детстве у них во дворе тоже были качели. Дедушка делал… Совсем не такие — самопальные, с деревянным сиденьем без спинки (просто обрезанная, обработанная доска), с цепями вместо труб… Бабушка волновалась, когда маленькая Аня садилась кататься, все просила дедушку хотя бы сиденье поменять, чтобы ребенок не вылетел, и дедушка обещал, а сам тихонько шептал Ане, раскачивая, что только такие будут разгоняться до скорости света. Только в таких можно всем телом раскачиваться, только на таких чувствуешь себя почти птицей. И Аня была с ним полностью согласна. Сама не боялась, даже вылетев раз в песок и чудом увернувшись от летящей следом сидушки. Каталась, пока сиденье не пришло в негодность, пока вбитые в землю трубы не начали клониться. Исправить все дедушка уже не успел, а у них с бабушкой не хватило бы умений. Пришлось разобрать…
Прислонившись виском к трубе, Аня прикрыла глаза, делая несколько глубоких вдохов и выдохов. Сердце забилось сильней, хотелось его успокоить. А все потому, что и здесь Высоцкий прав. Она переоценивает свои силы. Убегает в мечты. Верит… Вопреки здравому смыслу. И скорей всего у нее так же не получится спасти ветхий дом, как когда-то не получилось спасти качели… И тогда ведь тоже больно было. Оставшиеся после демонтажа дыры в земле еще долго заставляли ныть сердце, возвращая мысленно в детстве, заставляя испытывать вину перед дедушкой, труд которого она не смогла уберечь… А теперь будет еще хуже. В сто миллионов раз хуже…
Аня не собиралась жалеть себя, тем более плакать, но слезы сами подступили к горлу. И она, пожалуй, позволила бы себе слезинку другую, если не внезапный звук, заставивший выпрямиться по струнке, открыть глаза, обернуться…
Сначала увидеть черный внедорожник — источник звука — моргнувший фарами, и почти сразу подходящего к нему мужчину.
Это была машина Высоцкого… И сам Высоцкий.
Размашисто шагал, глядя четко перед собой. Его не интересовала ни детская площадка, ни занятые девушкой качели. Ничего, кажется. Он немного хмурился, держал губы поджатыми.
Аня с затаенным дыханием следила, как он подходит к своему автомобилю, открывает водительскую дверь…
Сердце стало биться еще чаще, когда Аня поняла — он сейчас уедет. А это ведь знак… Или шанс… Сказать ему о двойной игре Вадима. Заручиться словом, что если они с бабушкой все же решат, он исполнит все обещания. Поговорить с ним… И чуть успокоиться.
Это стало внезапным откровением для Ани, но ей почему-то очень хотелось заразиться его уверенностью, которая раньше только сеяла в ее душе сомненья, а теперь должна была развеять.
Вот только Корней не сел в автомобиль и не укатил, так и оставив Аню разбираться со своими сомнениями самостоятельно. Забросил на заднее сиденье документы, которые держал в руках, захлопнул дверь, чуть отошел, повернулся к ней спиной, держал в руках телефон, видимо, читая переписку…
И пусть это было совпадением, но Аня расценила его, как знак. Запретила себе бояться и идти на попятную, спрыгнула с качелей, пригладила платье… Коротковатое, пожалуй, но что поделать? Тихонько прокашливаясь, пошла в сторону мужской спины — пугающей и притягивающей одновременно…
Глава 16
До поездки в Берлин оставалась пара дней. Корнею было уже очевидно, что Ланцовы к этому времени не отелятся. Во всяком случае, ни бабушка, ни девчонка ему так и не позвонили. Это было отчасти ожидаемо, но досаду вызывало. И не только потому, что теперь сроки скорей всего летят к чертям и после возвращения надо будет отчитываться об этом Самарскому, а даже в большей степени потому что рассудок проиграл войну мечтательности. Вот только лучше от этого не сделается никому.
В очередной раз с легким разочарованием приходя ко все тому же выводу, Корней подошел к своему автомобилю. Прежде, чем упетлять за бугор на неделю, он решил совершить рейд по объектам. И если бы не мелкое (а по факту очень даже крупное) недоразумение в виде Ланцовых, уезжал бы из этого ЖК вполне довольным.
Летел бы со спокойной душой на выставку, со спокойной же душой возвращался… Забыл бы раз и навсегда о девочке и бабушке, потерял бы необходимость то и дело возвращаться к ним мыслями, пытаясь понять логику… Меньше раздражался бы по поводу и без. Особенно без…
К примеру, из-за того, что мелкая решила играть в какие-то свои игры, «заходя» через Вадима.
Конечно, Корней не сомневался, что помощник тот еще любитель «приукрасить действительность». Поэтому его слова смело можно делить на пять. Да и Высоцкому слабо верилось, что перепуганная зайка, которой она становилась рядом с ним, знает, где у нее кнопка, отвечающая за режим «тигрица». Может когда-то и разберется, но пока… Зайка и есть. Глупая. Трусливо-смелая.
Но вероятность того, что не получив желаемого ответа от него, она решила попытать удачу еще и с Вадимом, раздражала. Без рациональной причины. Просто раздражала. Вопреки пониманию, что договорись Вадим с Анной и ее бабушкой, это для всех будет хорошо. И малец покажет себя хорошим переговорщиком. Действительно полезным. И Ланцовым очевидно будет комфортней с говорливым, улыбчивым, располагающим к себе парнем, чем с угрюмым циником, каким являлся он сам. Но… Ланцовы не хотели договариваться. Ни с ним, ни с Вадимом.
