и…
— И ты растерялась. Не уверена во мне, да? Но я не такой, как он, — горячо прошептал парень. — Ладно, давай поступим так: ты оставишь кольцо у себя, а когда будешь готова — наденешь его на палец. И… мне ждать тебя дома? Вот ключи, они навсегда твои.
Передо мной опустилась связка из трех обычных ключей, и одного магнитного.
— Понимаю, тебе нужно собрать вещи… ты ведь переедешь ко мне?
— Я не знаю, — я так резко вскочила со стула, что он чуть не упал, взяла ключи, коробочку, и взглянула на парня сверху вниз. — Прости, мне пора. Мне… мне нужно подумать. Сейчас я просто не могу тебе ничего ответить.
Я не дождалась прощальных слов от Вика, пошла к выходу, и в спину мне донеслось:
— Я люблю тебя. И буду ждать. А ты подумай над всем, что я сказал.
Нужно дышать. И не плакать. Не плакать, Лиза! Не вздумай реветь!
Домой я бежала. Неслась, будто за мной демоны гонятся.
Ключом в замок попасть смогла раза с пятого — так сильно руки дрожали, тряслись, как у запойной алкоголички. А оказавшись дома, я упала на кровать.
Может, Вик обманывает? Ясно видит угрозу в Андрее, он ведь не дурак. Любит меня, терять не хочет, потому врет? Андрей просто не может быть таким.
Не может.
Ради связей и денег папы так гоняться за мной?
… царапает это. Рвет душу даже мысль, что мной могли увлечься только из-за денег. Сколько я в себе комплексы изничтожала — упорно, долго, методично. Раньше мне казалось, что когда я похудею, я сразу же обрету уверенность в себе, но это был медленный процесс. Только недавно смогла осознать, что привлекательна, что меня можно любить. И поняла, что дело было не в полноте — любят-то разных, а в моем мироощущении.
Сейчас оно вернулось — то, полузабытое чувство, что я — никому не нужная дурнушка.
— Хватит! — прошипела я. Хотела подняться с кровати, и заняться чем-нибудь, но не смогла.
Лежала, смотрела в потолок, спорила с собой. Искала ложь в словах Вика, вспоминала то, как вел себя Андрей, пыталась понять, где правда, и не понимала.
Наконец, я поднялась, походила по дому, и вышла во двор. Мне нужен воздух!
Гуляла по дорожке от дома к калитке, и обратно, пока не увидела идущего по улице Андрея — он к дому направляется. Хотела спрятаться, но… нужно ведь выяснить, где правда, так?
— Андрей, — я помахала ему, и он с широкой улыбкой подошел к калитке.
— Черт, ключи от твоего дома у себя оставил, — он вгляделся в мое лицо, и улыбка его начала меркнуть. — Что случилось, кудрявая?
— Я говорила с Виком, — выдохнула я, и перевела взгляд на его губы — не могу в глаза смотреть.
Не сейчас.
— Рассталась? Он плакал, умолял дать ему шанс?
— Он… он сказал, что ты предлагал отступиться от меня, если Вик отдаст тебе машину. Что ты со мной только из-за связей и обеспеченности моего папы. Вот, что он сказал.
Опустила глаза еще ниже, на шею, а там… меня будто ледяной водой окатило, сердце оборвалось. Мне ведь не кажется?
… кажется, я задыхаюсь.
— Не слушай это брехло, — резко бросил Андрей. — Сейчас в дом зайду, и поговорим. Я не очень хотел тебе это все рассказывать, но…
— Что это такое? У тебя на шее — что это? — пробормотала я.
Голос мертвый, губы не слушаются. Я все не могу оторваться, и разглядываю явный след от поцелуя на шее Андрея. Вишневая помада, четкий отпечаток губ… это что такое?
Вчера бросил меня, и сегодня решил оторваться с кем-то получше, даже не потрудившись скрыть следы?
Предал.
Снова.
АНДРЕЙ
— К ноге, Булка, — скомандовал я.
Хаски — чокнутые собаки. Абсолютно. И, вроде, добродушные и абсолютно не злопамятные, но Булка на меня обозлилась. Уехал, с собой не забрал.
Теперь вот съездил домой, и отвоевал у брата и его беременной женушки свою собаку. А она мне покоя не дает — дуется, как истинная женщина, и норовит удрать. Ошейник к чертям сломала.
— К ноге! — добавил в голос строгости, и Булка вернулась.
Подстроилась под мой шаг, но я стопроцентно знаю — через пару минут снова захочет убежать. Даже в глаза не смотрит, зараза обидчивая. Ну ничего, с одной обиженной справился, скоро шелковая у меня станет, с этой тоже разберусь.
Свернули на нашу улицу, пришлось присвистнуть на собаку, и та, клянусь, впервые посмотрела на меня. Обиженно.
— Да не брошу я тебя! Не брошу! Вот, как обустроился, так сразу и забрал, — рыкнул на нее. — Заметь, с боем забрал, мне Машка чуть глаза не выцарапала. Мол, беременных обижать нельзя, и собак у беременных тоже забирать нельзя. Так что хорош на меня пыхтеть.
— Кому свистим? — услышал я томный голос, и повернул голову вправо. — И с кем разговариваем, а, красавчик?
Я чуть в голос не застонал.
Твою ж мать! Это та чокнутая, на крыльце которой я в первую ночь вырубился. Сначала чуть не грохнула меня, а потом в штаны полезла. А сейчас строит у калитки, семечки лузгает.
Может, убежать? Или Булку на нее натравить?
Булка с индифферентным видом, будто мы с ней не знакомы, прошла чуть дальше, и начала нюхать булыжник у забора.
— Зайти не хочешь, Андрей? — промурлыкала женщина. — Муж в рейсе, а у меня борщ. Накормлю, извинюсь за прошлую встречу.
— Не надо извиняться, — я отступил на шаг, а эта… эта сделала ко мне шаг.
И скорлупку выплюнула.
— А я думаю, что надо извиниться. Понимаешь, муж часто в дороге, а я же молодая еще, и красивая. Красивая ведь? — переспросила с угрозой, а чертова Булка забежала в ее двор.
— Очень красивая, — торопливо пробормотал. — Булка, ко мне! — заорал я.
— Собачка ко мне забежала, да? Так заходи, накормлю и тебя и псинку. На тебя вообще смотреть больно — худющий какой. Нормальный мужик должен быть уххх!
— Не голоден. Булка, твою мать, быстро ко мне!
Чертова деревня! Нет, я привык, что и девчонки интерес могут проявлять, но не так же в лоб. Это не интерес, а, как бы сказала Лиза,
