сексуальной ориентации и выбора одежды.
Выражение ее лица остается бесстрастным, за исключением крошечной вспышки раздражения, которую я вижу в ее глазах.
— Конечно, те, кто представляет церковь, должны соответствовать более высоким стандартам. Чулкам в сеточку место на углах улиц и в стриптиз-клубах. Ради мужчин, которых она отвлекает…
— Отвлеченный мужчина — это не обязанность женщины. Есть мужчины, которые находят женские ступни эротичными, так что тогда все женщины должны прикрывать свои ступни? — Она открывает рот, чтобы ответить, но я перебиваю ее. — Конечно же, ты не предполагаешь, что мисс Кендрик несет ответственность за то, чтобы у мужчин не возникало нечистых мыслей о ней. Если бы это было так, ей нужно было бы прикрыть не только ноги.
Ей пришлось бы надеть на голову мешок, чтобы эти гипнотические голубые глаза не заставляли мужчин мечтать о том, чего они не могут иметь.
Я ожидаю, что мой аргумент заставит Кэти замолчать, но она не сдается.
— Это церковь. У нас должен быть дресс-код, который поощряет скромность.
— Вот что я тебе скажу, если она появится на следующей неделе в бикини, я поговорю с ней.
— Как ты можешь быть таким снисходительным? Особенно с НОЭЕ, разгуливающими по коридорам?
В моей голове визжат шины.
— Откуда ты об этом знаешь?
— Они разговаривали с нами. И это только вопрос времени, когда они поговорят с мисс Кендрик. Если ее ответы на их вопросы будут хоть немного похожи на ответы на анкету волонтера, тогда тебе, возможно, стоит начать искать новую работу. — С этими словами она собирает свои бумаги и выходит.
Эшли никогда бы не стала шутить с чем-то действительно важным. Ее ответы в анкете, несомненно, были направлены на Кэти.
Хотя, может быть, не повредит предупредить новую няню Эллиот, просто на всякий случай.
После долгого дня я нахожусь на полпути к входной двери, когда из открытых окон моего дома до меня доносится аромат домашней еды. Приближаясь, я понимаю, что запах еды — не единственное, что доносится из окон. Я застенчиво останавливаюсь перед дверью и улучаю момент, чтобы погрузиться в звуки смеха. И не только трель заразительного хихиканья моей дочери, но и звук смеха двух взрослых женщин вместе с ней.
Музыка для моих ушей.
Я открываю дверь и смотрю на сцену. Бетани сидит на диване, в то время как Эшли и Эллиот сидят на полу, скрестив ноги, лицом друг к другу и хлопают в ладоши в каком-то ритмичном танце. Их руки застывают в воздухе, и все три пары глаз устремляются на меня.
Моя дочь, кажется, разочарована, увидев меня.
— Ты уже дома?
— Я тоже рад тебя видеть. — Я закрываю дверь и бросаю свои вещи на стол. — Не обнимаешь папу, да?
— Пока нет, я пытаюсь научить Эшли «У мисс Сьюзи был пароход». — Она переключает свое внимание обратно на свою обучающуюся няню, которая ухмыляется мне, прежде чем нахмуриться в притворном разочаровании. — Давай попробуем еще раз.
— Хорошо, я попробую, но это так сложно! — Эшли поднимает руки.
Бетани смеется.
Когда эти двое начинают хлопать в ладоши, а Эллиот поет песенку в стиле детского стишка, Эшли прикусывает губу, чтобы сосредоточиться, и полностью опускает руки. Эллиот смеется, и звук такой чистый и прекрасный, что мы все присоединяемся.
— Мне жаль, хорошо? — говорит Эшли сквозь смех. — Я не окончила среднюю школу, так что для меня это очень трудно.
— Вот почему тебе нужно сосредоточиться на учебе, — говорит Бетани со смехом в голосе.
— Совершенно верно, — говорит Эшли. — Теперь давай попробуем еще раз.
Как бы мне ни хотелось сидеть здесь всю ночь, наблюдая, как моя дочь взаимодействует с единственными женщинами в ее жизни, но знаю, что Эшли нужно идти на работу, а Эллиот делает невозможным прекращение любых игр.
Я подхожу к ним и сажусь сразу за Эшли. Делаю неглубокие вдохи, чтобы не вдыхать аромат ее волос, который уводит мои мысли в нездоровые места, и наклоняюсь, чтобы колени не касались ее спины.
— Почему бы тебе не позволить мне попробовать?
— Нет. — Эллиот растягивает односложное слово. — Я хочу, чтобы это сделала Эшли.
— Эш должна идти на работу, — поддерживает меня Бетани. — Почему бы тебе не поиграть с папой, пока я накрываю на стол?
Я чувствую странный укол разочарования из-за того, что Эшли не останется на ужин.
— Прости, коротышка. Мне правда пора. — Эшли вскакивает на ноги, и я понимаю, что никогда не видел ее одетой так небрежно. Мешковатые джинсы, низко сидящие на ее округлых бедрах, закатаны внизу. Ноги босые. Рубашка простая, все еще короткая и демонстрирующая полоску загорелой, гладкой кожи, но не слишком обтягивающая. Ее длинные волосы распущены, и девушка выглядит намного моложе. — Еще одна причина остаться в школе, малыш. Лучшая работа.
Эшли поворачивается ко мне, и в ту секунду, когда наши глаза встречаются, наши взгляды сцепляются и удерживаются. Я отказываюсь отступать первым.
В конце концов, она моргает и смотрит на мое плечо.
— Не возражаешь, если я переоденусь в твоей ванной перед уходом?
— Тебе не нужно спрашивать. — Почему это звучит так, будто я шепчу? Я прочищаю горло, обвиняя свой пищевод в неправильном использовании моего голоса. — Будь как дома.
Она разворачивается, хватает сумку в начале коридора и исчезает. В ее отсутствие Эллиот запрыгивает на диван, берет пульт и включает канал Диснея.
Я иду за Бетани на кухню.
— Пахнет потрясающе. Ты приготовила ту куриную запеканку с лапшой?
Она достает горячее блюдо из духовки.
У меня слюнки текут, но я чувствую себя обязанным сказать:
— Тебе необязательно готовить для нас.
— Ты шутишь? — Она смотрит на меня через плечо. — Я никогда не готовлю дома. Твой брат настаивает на том, чтобы держать собственного шеф-повара, который отказывается готовить что-либо с жиром. — Она с тоской смотрит на приготовленное блюдо. — Мне это нужно так же сильно, как и вам, ребята.
— Справедливо. — Я ставлю на стол три тарелки и пытаюсь небрежно задать свой вопрос. — Как прошел сегодняшний день?
— Отлично. — Бетани продолжает рассказывать мне о дне Эллиот и научном проекте, который она должна выполнить на следующей неделе.
Не совсем то, что я хотел узнать.
— И как Эшли справилась?
Она медленно улыбается.
— Действительно хорошо. Она отлично ладит с Эллиот. — Она кивает на банку ругательств. — За исключением этого.
Я оглядываюсь и вижу в банке двадцатидолларовую купюру.
— Двадцать?
— Нет, все было не так уж плохо, но она просто решила внести предоплату на всякий случай. — Я, должно быть, выгляжу обеспокоенным, потому что Бетани продолжает:
