– Спасибо, что приняли нас, – прощебетала она. – Через десять минут мне нужно быть на ярмарке, да и ваше время, я знаю, очень дорого. – Миссис Спенсер настороженно кивнула – слухи, разумеется, дошли и до нее, а к чему ей лишние проблемы? – Вы ведь знаете моего Фрэнки?
– Конечно, – без колебаний солгала директриса, выползавшая из кабинета, что называется, по большим праздникам.
– Если позволите, я оставлю его в приемной. Пойдем, мой хороший. Посмотришь книжку, пока мы поговорим с миссис Спенсер.
Усадив ребенка в уголке вотчины Хиллари Гросс, она сунула ему маленькую коробочку сока и пачку изюма. Безвольно свесив ножки и уронив голову, Фрэнки упорно смотрел в пол. Материнское сердце разрывалось от любви и жалости, но Мишель все же оставила сына и вернулась в кабинет.
– Думаю, вы уже слышали о том, – довольно резко начала она, оставив сиропные интонации, – что наша семья подверглась незаслуженным обвинениям. В доме был проведен обыск, однако обвинения нам не предъявили и, уверена, не предъявят. Мы с мужем решили подать иск за незаконный арест на власти города и округа.
Мишель почувствовала, как напряглась при этих словах миссис Спенсер.
– Да, я слышала об аресте и…
– Обвинения, повторяю, предъявлено не было, – оборвала ее Мишель. – Нас с мужем продержали несколько часов и выпустили; детей же напугали до полусмерти. Клянусь вам, что мы стали жертвой чьего-то злого умысла, но даже если вы мне не верите, то должны согласиться, что дети ни при чем. Верно?
– В подобных ситуациях дети, к сожалению, всегда…
– В нашей семье, – вновь оборвала директрису Мишель, – дети всегда были окружены любовью, заботой и уважением к их личности. – Она вынула из сумки безобразную записку учительницы, положила на стол и пришлепнула ладонью. – А это, по моему твердому убеждению, написано человеком, который детей ненавидит и презирает.
Миссис Спенсер развернула записку, пробежала бегло.
– Я об этом не знала, но все улажу.
– Благодарю, но все уладить – моя забота, – возразила Мишель. – А ваша, как директора, – поднять вопрос о соответствии мисс Мерчисон ее должности. Учительница не могла не знать, что ребенок пережил сильнейший шок, и, уж конечно, ей известно, насколько жестокими бывают дети. Прежде у Фрэнки подобных неприятностей в школе не случалось… – Голос Мишель зазвенел, руки мелко-мелко задрожали. – Да как она посмела продержать его полдня в мокрых штанишках, в углу, на виду у всего класса, будто хулигана какого-нибудь?! Как посмела до такой степени унизить и оскорбить маленького человека?
– Требования нашего учебного заведения вам известны: ребенок должен быть приучен к туалету. Однако я согласна с вашей оценкой поведения мисс Мерчисон. Она…
– Мне известно, что инциденты такого рода время от времени происходят. Мне известно и то, как с ними справляются: ребенка переодевают в сухое – причем без лишнего шума – и возвращают в класс. Почему же с Фрэнки мисс Мерчисон обошлась как с преступником? За что она наказала моего сына? – Не дожидаясь от этой ханжи ответа, Мишель резко поднялась. – Не советую вам закрывать глаза на этот вопиющий случай, миссис Спенсер. Более того, я настаиваю, чтобы сейчас моему сыну уделялось особое внимание. В противном случае школу ждет такой штраф, что всем вашим, вместе взятым, педагогам до пенсии не расплатиться! – У двери Мишель обернулась: – Я оставлю Фрэнки в классе, а сама пойду на ярмарку. Будьте любезны проследить, чтобы мисс Мерчисон назначила его назавтра дежурным, а во время чтения сказки усадила рядом с собой.
В приемной Мишель взяла сына за руку, забрала коробку с коврижками и на прощанье кивнула Хиллари Гросс и всей собравшейся за время ее беседы аудитории. После чего с высоко поднятой головой зашагала по коридору, спиной чувствуя на себе их горящие любопытством взгляды.
Она передала Фрэнки на попечение мисс Мерчисон, переговорив с ней шепотом, но без обиняков и в крайне нелицеприятных выражениях, и направилась в школьный буфет. Две дамы из родительского комитета уже накрыли столы клеенчатыми скатертями с веселенькой буквенной вязью по краям: «Школьная ярмарка» – и теперь расставляли вазочки с конфетами – традиционным угощением для детей.
Первые шаги по громадному гулкому помещению дались Мишель с большим трудом. Как ей сейчас нужны были поддержка Фрэнка, его сила… Вот только Фрэнк со своей силой запросто мог все испортить. Кабинет директрисы он наверняка разнес бы в щепки, наорал бы и на миссис Спенсер, и на ее секретаршу, чем только дал бы лишний повод для сплетен. Собственно, именно поэтому Мишель и рискнула отправиться в школу одна, но в этот миг пожалела о своем храбром решении.
Вперед и выше голову. Одна из мам, крашеная брюнетка лет под сорок, распаковывала большой трехъярусный торт; другая, огненно-рыжая, подсчитывала высыпанную на стол мелочь. Мишель опустила свою коробку на стол и лучезарно улыбнулась:
– Доброе утро! Помните меня? Мишель Руссо.
Обе дамы молча кивнули, даже не соизволив назваться. Чувствуя исходящую от них опасливую неприязнь, Мишель понимала, что лучше всего было бы закрыть рот и напустить на себя вид оскорбленной невинности, но ради детей решила во что бы то ни стало пробить брешь в невидимой, но почти осязаемой стене неприятия.
– А я коврижки принесла! – с наигранной беззаботностью пропела она, улыбнувшись брюнетке, которая столбом застыла над тортом и молча таращилась на нее. – Фирменные шоколадные коврижки миссис Руссо. Рецепт свекрови. Клянусь, вы ничего вкуснее не пробовали!
В ответ – гробовая тишина. Опустив глаза, Мишель заметила на столе крошки и принялась собирать их ребром ладони в кучку. Несколько крошек прилипли к клеенке, и она соскребла их ногтем.
– Четыре листа испекла, – упрямо продолжала она, в ужасе от собственного напора. – Сорок восемь коврижек, представляете? И орехи сама чистила. С дроблеными из магазина не тот вкус, правда?
Нулевой эффект. Мамаши продолжали пялиться на нее как на инопланетянку, без толку разевающую перед ними рот.
«Заткнись! Заткнись и убирайся восвояси!» – приказала себе Мишель, но ей вдруг стало до скрежета зубовного необходимо достучаться до сердец безмолвствующих мамаш. Если получится – все в ее жизни наладится. Если нет…
В этот момент в буфет вошла еще одна женщина, чей взгляд, хвала небесам, светился дружелюбием.
– Странно… – задумчиво склонив голову, протянула она. – Откуда мне знакомо ваше лицо?
– Из газет! – У рыжей враз прорезался голос. Мишель ничего не оставалось, как только развернуться и выйти. Выкладывать коврижки из коробки она не стала. Очень медленно, чтобы никто из возможных зрителей не заподозрил ее в бегстве, Мишель прошла через школьный двор и села в машину. Не позволив себе хотя бы скосить глаза на окна школы, она повернула ключ зажигания.
