— Рита сказала тебе, что ты летишь в Портленд? На конференцию РАГ?
Я кивнула. Да, очень уж тонкие здесь стены. Нужно всегда помнить об этом.
— Почему она посылает тебя?
— Э… Точно не знаю. Спроси у Риты.
Она переминалась с ноги на ногу.
— Дарлин Пейдж — моя авторша, и она живет в Портленде.
Дарлин Пейдж входила в четверку авторов, которых Касси выкрала у меня, едва я заняла этот кабинет.
— И Синтия Шмидт — моя авторша! Она из Медфорда, штат Орегон, и уже сообщила мне, что будет на конференции. Почему Рита не посылает меня?
Еще недавно я была бы готова на что угодно для любого, кто предложил бы заменить меня в этой деловой поездке. Но теперь…
— Я уверена, у Риты есть на то причины, Касси. — И как же мне это нравилось! — Более того, она подчеркнула, что должна ехать именно я. Возможно, считает, что ты еще не готова для участия в таких важных мероприятиях.
Глаза Касси сверкнули.
— Не смотри на меня свысока! Если ты не знаешь, то я скажу, что в прошлом году ездила на конференцию в Мемфис! И это была куда более престижная конференция, чем в Портленде, штат Орегон!
Мои губы изогнулись в улыбке.
— Как я тебе и сказала, Касси, со своими претензиями ты должна пойти к Рите.
— Не думай, что не пойду! — фыркнула она, развернулась и вылетела за дверь. Пять секунд спустя ко мне заглянула Андреа.
— Мя-яу! — одобрила она мои действия.
Я прижала палец к губам, призывая ее помолчать.
— Она правда разозлилась.
— Знаю. Только что заскочила в кабинет Риты.
— У нее что-то с головой? — полюбопытствовала я.
Андреа покачала головой:
— Знаешь, она была более-менее нормальной, когда пришла сюда, но стоило появиться тебе, как у бедняги просто съехала крыша.
— Я так действую на многих.
— Ладно! Рита уже сыта по горло выходками Касси, так что насчет поездки можешь не волноваться. От принятого решения она не отступит.
Я попыталась удержать торжествующую улыбку в разумных пределах, но жжение в желудке подсказывало, что победа может оказаться пирровой.
Через пять минут дверь в кабинет Касси захлопнулась с такой силой, что задрожали стены. Похоже, на Западное побережье улетала я, а не она.
Узнав о грядущей конференции, Флейшман просто обезумел.
— Я хочу поехать!
— Куда?
— В Орегон.
— Флейш, ты не можешь сопровождать меня в деловой поездке.
На его лице отразилось недоумение.
— Почему нет?
— Потому что это моя работа.
— Но я помогал!
Этого я отрицать не могла. Флейшман стал маньяком: читал любовные романы без роздыха… особенно после того, как узнал, насколько высоко Рита и остальные оценили сочинение Джоанны Касл. Неделей раньше я увидела, как он пролистывает «Романс джорнал», глянцевый ежемесячный журнал, о существовании которого не подозревала до того, как начала работать в «Кэндллайт». В журнале заинтересованный читатель мог найти интервью с авторами любовных романов, фотографии самых популярных моделей, появляющихся на обложках, и колонку издателя, женщины из Вифлеема, штат Пенсильвания. Звали ее Пегги Марфин, но в июне 1989 года она загадочным образом стала Маргаритой, графиней Лонгчампской. В своей колонке она подробно описывала собственные поездки, встречи со знаменитостями и собственную линию косметики, «Графиню», образцы которой раздавала направо и налево. Кстати, и я в своем кабинете нашла рассованные по углам три флакона духов и бутылочку лосьона для тела.
Но большая часть полос этого достаточно толстого журнала уделялась рецензиям едва ли не на каждую книгу, выпущенную в жанре дамского романа. Оценки были обозначены алыми губками, от одной пары до пяти. И эти губы могли как посодействовать карьере автора, так и разрушить ее. Одна авторша позвонила мне в истерике после того, как ее роман получил лишь пару алых губок. На шкале ценностей индустрии любовного романа сие означало: говно. Я с трудом убедила ее не подавать в суд.
Но как Флейшман прознал про существование журнала?
— Слушай, ты меня пугаешь. Я тебе очень признательна, но это моя работа.
— Видишь ли, мне нужно поехать туда.
Рехнулся?
— И почему тебе нужно поехать на конференцию писателей, работающих в жанре любовного романа?
Он сложил руки на груди.
— Нужно, и все.
Да, что-то он определенно недоговаривал.
— Флейш…
Он вскинул подбородок:
— Ну, если хочешь знать, я не сидел без дела, пока ты работала. Тоже работал. Писал пьесу.
И что? Он всегда «писал пьесу»…
Вот тут до меня дошло. Он говорил о новой пьесе. О «Кэндллайт букс».
О моей работе!
— Пьесу!
В ужасе я отшатнулась. Дело было гораздо хуже, чем я могла предположить. Флейшман собирался написать ужасную пьесу, в которой высмеял бы авторов любовных романов. Каким-то чудом эту пьесу поставили бы на Бродвее, она стала бы гвоздем сезона, а меня бы уволили! Вот почему он так стремился попасть на конференцию! Чтобы собрать материал для пьесы, которая прихлопнет мою карьеру.
— Никогда, — отчеканила я. — Нет и нет.
— Почему нет? Пьеса будет забавной.
Забавной. Господи!
— Нет, не так. — Он задумчиво покачивал головой. — Она будет не просто забавной. Я хочу дать объективную Картину, не карикатурно изображать авторов любовных романов. Я хочу сказать, эти писатели — профессионалы, Ребекка.
— Да, знаю. — Я прикусила губу.
— А ты знаешь, что на любовные романы приходится сорок восемь процентов продаж? Знаешь, что эти продажи составляют более миллиарда долларов в год?
— И где ты это вычитал?
— На сайте РАГ.
Как он узнал про РАГ?
А Флейшман продолжал, и в голосе его слышалось благоговение.
— Самое интересное в том, что большинство авторов любовных романов не собирались становиться писателями. Они не заканчивали специализированных курсов, а начинали писать только потому, что испытывали неудержимое желание рассказать историю. Знаешь, это потрясающе. Ты слышала о дипломированных медсестрах, которые стали концертирующими скрипачками?
— Я не понимаю…
— И однако, этим женщинам удалось начать новую карьеру и даже попасть в список бестселлеров «Нью-Йорк таймс»! Если ты слышала их истории, то должна знать, что многие писали годы и годы до того, как их начинали публиковать, работали, когда все члены семьи еще спали, или после того, как засыпали дети. Они крали у себя время, чтобы научиться писать. У некоторых из наиболее знаменитых авторов рукописи много лет отвергали, но они продолжали писать. Поразительно!
— Да, но…
