будто он находится в спортивном зале.
— Добрался я до этого хмыря. Убеждает, что Лерка врет. Что сама к нему полезла, что про завод вообще ничего не знает. Типа был дома, с женой. Есть алиби на это время и записи камер.
— Чью версию берем за основу?
Я отвечаю не задумываясь.
— Леркину. — Я ей верю. Полностью и безоговорочно. Потому что она может быть какой угодно бестолочью, но вот так врать и подставлять других – это не про нее, — Хочу знать про него все. Каждую его постыдную тайну и косяк. И про то, как Лерку нашел, и почему до нее докопался.
У меня есть версия почему – еще в прошлый раз видел, как его глаза наполнялись масленым блеском, когда смотрел на нее. Но неужели этого достаточно, чтобы вот так подставлять?
— Сделаем.
Через лобовуху смотрю на окна Щеглова. Пусть пока елозит своей толстой задницей по стулу, пусть думает, что убедил меня, что в безопасности. Пусть. Он просто не догадывается с кем связался, и на что я готов ради тех, кто дорог.
Кстати, о тех, кто дорог...
Звоню Вознесенской. Мне надо убедится в том, что она меня послушала и осталась дома.
— Привет, — отвечает практически сразу. Голос тихий, грустный. У меня от него сжимается в груди. Бедовая она все-таки, везде умудряется косячить и собирать вокруг себя придурков. Рядом с такой всегда надо держать ухо востро, и быть наготове.
— Ты как?
— Лежу в кровати, жалею себя.
— На работе предупредила, что не придешь?
— Предупредила. Даже врать не пришлось – у меня температура и голова раскалывается после вчерашнего. Вызвала врача.
— Вот и хорошо. Сиди дома и не высовывайся. На звонки отвечай только если они со знакомых номеров. Остальные — игнорируй. Если что — сразу набирай меня.
Не сомневаюсь, что Щеглов начнет ей звонить и запугивать.
— Постараюсь.
— Старайся, Лер, старайся. Пока я со Щегловым разбираюсь – не отсвечивай, поняла? Фиг знает, что ему в голову еще может придти. Если что — сразу набирай меня.
— Ты его размажешь? — спрашивает с какой-то детской надеждой. Мне даже становится смешно.
— Размажу. Ты же меня знаешь.
— Знаю, — невеселая усмешка в ее голосе неприятно царапает, — спасибо.
— Пока не за что…
— Погоди. Врач пришел. Позже перезвоню.
Она исчезает, а я сижу, слушаю быстрые гудки, и испытываю странную потребность поехать к ней прямо сейчас. Купить апельсинов и шоколада, или что там еще берут в таких случаях и просто приехать.
У меня точно размягчение мозгов. Старческие деменции.
От маразма лучше всего помогает работа. Она мое универсальное лекарство от всего. От кашля, поноса и головной боли. Поэтому еду в офис, гоняю там сотрудников, погружаюсь полностью с головой, но периодически все равно заглядываю в телефон.
Меня интересует только сообщения от Лерки, которых нет, и сообщения от Стефа, которых тоже нет.
Зато есть письмо от Эльвиры.
Я, наверное, скотина, но не открываю его сразу. Оно так и висит непрочитанным до обеденного перерыва. Мне не интересно.
Точно скотина. Бесчувственная, самовлюбленная. Элька не заслуживает такого отношения
Я сбился со счету сколько раз себе это говорил. Надо просто ставить точку. Все. Это наш предел. Мой предел.
Я пытался построить с ней что-то, какой-то светлый образ, который бы соответствовал моим требованиям и представлениям о том, как должно быть. У меня получилось, только удовольствия ноль. И на душе пусто.
А я устал от пустоты. Хочу другого.
Все-таки открываю письмо. Там ничего криминального
«Я хочу домой. Считаю дни до того момента, как увижу тебя»
Я тоже считаю. Как взгляд за календарь зацепится, так и щелкает – осталось семь дней, пять, три. И радости этот обратный отсчет не вызывает.
«Ты сама хотела две недели».
Она отвечает тут же:
«Я хотела две недели с тобой».
«Извини»
«Встретишь меня?»
«Да».
Нам надо пообщаться, с глазу на глаз. И оттягивать этот момент я не стану. Хватит, я и так потратил слишком много ее времени впустую.
Глава 14
Все, что я могу сделать для Эльвиры — это не оскорблять ее своим обманом и изменами. Сначала надо поговорить с ней, поставить точку, потом уже двигаться в новом направлении. Поэтому оставшиеся дни до ее возвращения веду себя, как примерный мальчик. А именно — держусь и не срываюсь в Лерке, хотя больше всего на свете хочется именно этого.
Она все так же взаперти. К счастью, не спорит на эту тему, хотя по голосу слышно, что недовольна. Уже прогресс. Ворчит, но слушается. Видать, сильно ее Щеглов напугал, раз так притихла.
При мысли об этом потном борове непроизвольно сжимаются кулаки. Хочется раскатать его здесь и сейчас, но это слишком просто. И я как никто другой знаю, что выдержка и холодные мозги в таком деле — самое главное. Ежесекундный мордобой меня не интересует, я хочу так прихватить за его прелые шары, чтобы он вздохнуть и не мог, и проклял тот день, когда решил сунуться к Ежику.
Все надо решать последовательно, поэтому жду. Хотя это чертовски сложно.
Первой на повестке дня оказывается Эльвира.
В день ее возвращения у меня на редкость дурное расположение духа. На работе запара, Стеф молчит, Ежик рвется на волю, да еще совесть идиотская проснулась. Тридцать с лишнем лет жил без нее и все прекрасно было, а тут не тебе, выползла. Нет, я не передумал, и все так же хочу отделаться от отношений, которые тяготят и не имеют перспектив. Напрягает то, что я снова собираюсь дать отставку Эльвире. Идиот. Не надо было начинать второй раз. Но я тогда был в таком разобранном состоянии после бури, по имени Вознесенская, что решил — тихая гавань, вот, что нужно для настоящего счастья. Решил, воплотил в жизнь и облажался по полной. Стратег хренов.
Когда до прилета самолета остается всего час, я откладываю все дела и выдвигаюсь в сторону аэропорта. Мрачный, как грозовая туча и угрюмый, настолько что сотрудники чуть ли не крестятся, когда прохожу мимо них. Водителя отпускаю, сам сажусь за руль и всю дорогу думаю о том, что дальше.
В зале ожидания как всегда шумно и многолюдно. Все куда-то бегут, кого-то высматривают, а я флегматично брожу из стороны в сторону под
