Это ожидаемо приводит в ярость.
Нет никакого примирения между нами, нет никакого разговора! Азат , как всегда, слышит только себя! И верит только тому, что в своей голове нарисовано.
Переубеждать его сейчас — значит унижаться. А я и так унижена произошедшим. Он прав. Я, как замужняя женщина, просто не должна была такого допускать… Не важно, что замужество мое — фиктивное. Об этом только я знаю и специалисты из благотворительной организации, сделавшие мне новые документы и новую историю жизни.
По закону я замужем. И только что позволила себе близость с другим мужчиной. Значит, кто я, по мнению Азата? Правильно. И обращаться со мной можно соответственно…
Ничего не поменялось, на самом деле, наша случайная связь — не повод ему вести себя по-другому.
— Это не так, Азат, — холодно отвечаю я, поднимаясь с колен и оглядываясь в поисках платья.
Белье уже не надеть, оно безнадежно испорчено, но вот платье…
Азат, судя по всему, понимает, что зря сказал мне это все, потому что внезано меняется в лице, делает шаг в мою сторону:
— Сладкая…
— Нет, Азат, — я выставялю перед собой ладонь, — нет. Ты прав. Я поступила… Плохо. С мужем я решу сама. И со всем остальным — тоже решу.
— Ничего ты не решишь! — Он подхватывает с дивана порядком измятое платье, отдает мне, сам приводит в порядок одежду. Только сейчас обращаю внимание, что он даже не разделся полностью, только рубашку расстегнул с брюками, да пиджак скинул. Отчего-то это кажется унизительным.
Я позволила ему взять себя в комнате для быстрого секса… И он даже не раздевался, как, наверно, большинство мужчин, бывавших тут.
Какое может быть отношение к женщине, занимающейся любовью в таких местах?
Он прав.
А я… Я явно сошла с ума.
— Поехали, — кивает он на дверь, удостоверившись , что я более-менее одета.
— Куда?
— Я же сказал, куда.
— Нет, Азат, я не поеду.
Он останавливается, скалится жутко:
— К мужу, значит?
— К сыну.
— А потом тогда что?
— А потом — ничего.
Он молчит, смотрит на меня, вижу, как напрягаются жилы на мощной шее… Кинется сейчас, утащит силой…
Но Азат неожиданно выдыхает, расслабляясь, хотя, видит Всевышний, нелегко ему это дается:
— Сладкая… Я понимаю, что это все… Быстро. Но у тебя нет дороги назад, знаешь ведь? Только со мной… Поехали, просто поговорим, выспимся… Утром все решим…
— Нет, Азат. Ничего мы утром не решим. Меня дома ждет сын.
— Хорошо… — Он выдыхает, на секунду прикрывает веки, ощутимо борясь с собой, — хорошо… Я отвезу.
— Я на такси…
— Я отвезу.
Глава 39
Утром следующего дня я встаю с головной болью и ломотой во всем теле. Особенно сильно пульсирует низ живота. Организм словно наказывает меня за проявленную накануне слабость. Будто мало мне суматошных мыслей, переживаний и воспоминаний, стыдных, горячих, которые никак не желают покидать воспаленный мозг?
Воскресенье, у меня выходной, выхожу гулять с Адамом.
Аня вчера удивилась моему раннему возвращению, подняла брови, смерив взглядом мрачную фигуру Азата, который ни в какую не захотел уезжать, а поднялся со мной до квартиры. Я отказывалась, но вяло. Сил не было совершенно. Он, словно вампир, всю мою энергию забрал.
В квартиру я его, правда, не пустила, кивнула и закрыла дверь.
Затем прошла сначала к Адаму, мирно спящему в своей кроватке, а затем на кухню. Аня все это время стояла в коридоре, молча глядя на мои перемещения, и я ее старательно игнорировала.
— Чувствуешь себя хорошо? — уточнила она, наконец, — чаю сделать?
— Нет, спасибо… Устала только…
— Ну конечно, такой зверь…
— О чем ты? Не понимаю…
— Ну и ладно, не понимаешь, не понимай… К синякам на шее приложи бодягу.
Она сказала это слово по-русски, я вопросительно вскинула взгляд, а затем, жутко покраснев, накрыла шею ладонями. Ужас, стыд какой… Стыд…
— Не спрячешь, девочка, — покачала головой Аня, — слишком яркие… Давай-ка я тебе сейчас примочки сделаю, а завтра бодягу принесу… Конечно, лучше бы сразу, но тут у вас не найдешь ничего…
У меня не было сил опровергать ее слова, что-то вообще говорить, а потому пришлось просто смириться. Покорно перетерпеть непонятного происхождения компрессы, которые Аня прикладывала к шее, потом выпить чай, не такой, как до этого, с молоком, а другой, как сказала Аня, специальный, чтоб жидкость быстрее вывелась.
Все это время я подспудно боялась, что она начнет расспрашивать, все же, невооруженным взглядом видно сходство Адама и Азата… И мое расхристанное состояние тоже вполне однозначно… Учитывая, что до этого я была резко против общения своего с Азатом, называла его Зверем, то Аня вполне могла испытывать недоумение. Я и сама до сих пор в себя прийти не могу, осмыслить не в состоянии произошедшее. Его слова… Его намерения…
Мне надо с ним все же поговорить… Прежде, чем принимать решение насчет Адама. Ведь, по сути, ничего не поменялось у нас.
Азат по-прежнему такой же властный и жестокий, не желающий слушать никого, кроме себя. Достаточно вспомнить, как он настоял на сопровождении меня до самой квартиры. Ничего его не смущало: ни возможное осуждение соседей замужней женщины, приезжающей поздней ночью с чужим мужчиной, ни то, что обо мне подумает няня… Ни мое мнение. Ничего. Только его желание, только его намерение.
Он клялся, что даже не думал о том, чтоб отправить меня в горы. Клялся. И я поверила. Он не мог обманывать в таком. Он вообще не обманывал меня никогда. Скрывал что-то, недоговаривал, если не считал нужным. Но не обманывал…
И я его прекрасно знала: если бы Азат принял решение возобновить наши отношения, то он бы так и сказал. Сразу. А он… Он опять предложил мне тот дом. Не как жене. Как любовнице. Стыдному секрету…
Наверно, все родственники знают, что я сбежала… Хоть я и не обращалась ни к родным, ни к своим папе и маме, даже не появлялась на их горизонте, опасаясь, что могут вернуть мужу, но такие вещи, как бегство жены, не утаишь…
Азат не хочет меня возвращать в качестве жены. Ему это не нужно и позорно. Что будет, если узнает про Адама? Разозлится? Решит наказать меня за то, что скрыла? Может он просто забрать у меня ребенка, отвезти его на родину, под опеку матери? А меня , как позор свой, оставить здесь? Легко.
Мысли о таком повроте событий отдавали ужасом, да таким острым, что невольно начала дрожать.
Аня, заботливо положив ладонь на лоб, быстро отправила меня спать.
— Я переночую у тебя, все равно собиралась. А ты выспись хорошенько, я встану к Адаму ночью, если потребуется.
Всевышний, за какие заслуги ты мне ее послал?
Утро окрашивает листья в пурпурно-желтый, это так красиво… Иду, толкая перед собой коляску со сладко спящим Адамом, дышу и постепенно головная боль отступает. Вчерашние страхи кажутся надуманными, нелепыми.
Как он может забрать у меня ребенка? Кто ему отдаст? По документам он — никто, чужой человек. Даже если исхитрится сделать тест днк, то все права на моей стороне.
Да и не будет Азат затевать скандал, это повредит репутации… А просто так увезти Адама не сможет… Я не позволю. И вообще… Может, он еще и не узнает. Может, он уже получил все, что хотел, и угомонится?
Про его признания вчерашние я старательно не думаю, списывая их на влияние момента. Мы, все же, не чужие люди, я его в самом деле люб… ила… Да, именно так, любила… И он наверняка ко мне что-то испытывал…
Адам спит, сладко-сладко, раскинув ручки в разные стороны и в этот момент до боли в сердце напоминает своего отца… Что бы испытывал Азат, если б не было моего побега? Если б я доносила, родила там, на родине? Гордился бы он сыном? Играл бы с ним? Или все так же пропадал бы на работе?
Мне становится ужасно , до слез, обидно за сына. За то, что все так получилось. И за то, что выхода из ситуации я не вижу никакого.
