в душ, становлюсь под холодную воду и тру мочалкой кожу до тех пор, пока она не становится пунцовой. В одном месте даже будет кровоподтёк. В том, где задержалась его рука особенно надолго. И в том, что я пыталась теперь стереть с себя всеми силами.
Много вопросов и мало ответов. Я знаю одно твердо: это должно прекратиться. Навсегда. Я замужем за самым лучшим парнем, он женится на той, кого сам выбрал. Всё, конец. Не нужны мне его поцелуи, от которых крыша сама уезжает. Это недопустимо! Я уже была девочкой для удовлетворения похоти, всё. Стоя под душем, я поклялась себе, что никогда больше не останусь с ним наедине. Я не нравлюсь себе наедине с ним. Я становлюсь такой же мерзкой и порочной, как он.
Я не помню, как сдала экзамен. Я не помню, какой балл мне за него поставили. Постоянно отключаюсь, и в голове начинает шуметь.
— Ты тихая сегодня, принцесса, — огорчённо говорит Коля, когда идём по улице в сторону дома.
Я настояла на том, чтобы пройтись пешком. Возвращение домой меня страшило. Он умудрился осквернить и мое тело, и мой дом.
Непроизвольно сжимаю крепче ладонь шагающего рядом медведя.
— Лисёнок, ты меня пугаешь, — говорит он сосредоточенно. — В университете всё в порядке?
— Да, — выдыхаю почти беззвучно, невидящим взглядом глядя перед собой.
Коля перестаёт шагать и берёт моё лицо в свои широкие, нежные, любящие ладони.
— Василиса, ты должна немедленно рассказать мне, что случилось. Я не могу видеть тебя такой. Кто тебя обидел?
Я внимательно смотрю в его красивые глаза и снова хочу реветь.
Я, мой милый медведь, я сама себя обидела. Я и моя тупая голова, которая не может пережить ошибку прошлого. Я и моё глупое тело, которое предаёт меня в самый нужный момент. И больше всего на свете я не хочу обидеть тебя.
— Ты же знаешь, как сильно я люблю тебя, правда, родной?
Коля озадаченно улыбается.
— Люблю тебя сильнее, — привычно отвечает на моё признание, а моё сердце кровоточит.
Я дрянь. Низкая, гадкая, подлая. Я не могу обидеть его, не могу, не хочу и не буду.
— Я люблю тебя, — говорю упрямо, уверенно и притягиваю его для поцелуя. Родного. Спокойного. Любящего. Не порочного. Не запретного.
Чёрт, как же я могла так с ним поступить!
— Я люблю тебя, и я…
Мои слова прерывает дикий вой несущегося по улице в нашем направлении мотоцикла. Я не успеваю даже заметить его.
Коля вдруг кричит:
— Василиса, осторожно! — и резко толкает меня в сторону стены дома.
Я слышу визг тормозов, затем ударяюсь затылком о кирпичную стену и проваливаюсь в небытие…
Медленно открываю глаза. В уши словно вода попала и дико шумит.
— Она пришла в себя, — слышу голос где-то очень далеко, при том, что расплывчатое пятно человеческой формы совсем рядом.
— Девушка, как вас зовут?
— Дронова Василиса Вадимовна, — отвечаю осипшим голосом, прикрывая глаза от яркого света.
— Не отключайтесь, оставайтесь со мной. Вы в машине скорой помощи.
Вот откуда мерное покачивание и ощущение что я плыву в пространстве. Только что я в ней делаю?
— Кто ваш контакт, к которому можно обращаться, если с вами что-то случится?
— Мой муж Коля, — отвечаю сонным, заплетающимся голосом.
Вдруг слышу, как звонит мобильный мужа и как сдавленно ругается мужской голос.
— Есть кто-то ещё? Василиса, не отключайтесь. Есть кто-то ещё, кому можно позвонить?
Я теряюсь. Чем их не устраивает мой медведь?
А губы сами вдруг выдают:
— Лёша.
— Лёша, — повторяет мужчина и бубнит, — Л, Лёша, нет здесь никакого Лёши, нужно конкретнее.
— Шагаев Алексей Викторович, — хриплю из последних сил его имя.
— Шагаев, так, есть такой.
Мои глаза тяжелеют, и я слышу совсем тихо, как в отголосках сознания, мужской голос.
— Алексей Викторович? Скорая помощь, я звоню по поводу Василисы Вадимовны Дроновой.
Произошел несчастный случай…
И тут совершенно отчетливо слышу женский голос слишком отчётливо и близко.
— Мы теряем её.
После этой фразы я окончательно теряю сознание, отключаясь.
Алексей
Едва не кубарем скатываюсь со ступенек. Пятый этаж такая мелочь, когда тебе под шкуру залили раскалённое железо и оно жжет тебя как безумное, причиняя дичайшую боль. Какого черта я к ней полез? Сто пытался доказать? То, что я ей ещё не безразличен? Но на кой черт? Кому от этого станет легче? И что за ураган сейчас бушует во мне и накаляет до предела каждый миллиметр нервных окончаний?
Шагаев, ты рехнулся, прикоснувшись к чужой жене. Они счастливы и точка. Тебя это устраивало. Ты решил начать жизнь с чистого листа. Тебя все устраивает. Это что нахер было? Почему ее дерзкие слова словно запускают во мне что-то низменное, неконтролируемое. Почему перед глазами та наша ночь, и она, юная и податливая? Неопытная, но горячая, страстная. Она растворяется во мне, отдается без остатка и просит любить ее сильнее и жарче. И я врывался в нее до упора, до боли сжимал ее тело ручищами и брал, брал и брал. А потом взрывался и боялся сделать неловкое движение, чтобы не раздавить ее измученную, истерзанную моими дикими скачками. Я долго в то утро смотрел на спящую Василису и понимал, что чувствую только похоть и желание ее подчинить себе. Она подходила мне, она влилась в меня без остатка, и это было необычайное чувство.
Только что я мог дать этой девочке? Влюбленность проходит. И у нее пройдет. Я тогда так решил. Всего полгода она знала меня. И это маленький срок. Я не верил, что влюбленность у несмышленой девчонки успела укорениться настолько, что сердце готово разорваться на куски и больше не стучать.
Я любил Инну подростковой любовь, до скрипа в зубах, до сумасшествия. Первое чувство в четырнадцать. Разве так бывает? Я не верил в это, но когда я смотрел каждый день на нее, такую горячую, веселую, смелую, то понимал, что хочу её себе навсегда. Инна никогда лишнего не позволяла. Все изменилось в тот год, когда мне стукнуло семнадцать. Она по-другому смотрела на меня. Все на грани. Прикосновения, флирт, легкомысленные поцелуи. А потом обещание все изменить, но позже. Я верил, но был слеп. Друзья говорили, что она встречается со старшими парнями. Один даже хвалился тем, что она ему отлично отсасывала. Я впервые применил свои способности в драке. Не зря же много времени проводит в спортзале с пацанами и тренировал тело, чтобы казаться старше.
К черту. Пять долгих лет я во что-то верил,