Но чёрт его знает, почему – меня клинит.
– Что, без цветов?
Слова сначала срываются с обветренных губ и только потом приходит желание треснуть себя по ним же.
Форменная идиотка. Мазохистка! Так мне и надо.
Недаром отец повторял, что человек всегда там, где должен быть и с тем, кого заслуживает. Видимо, есть в Раду что-то от моего «отражения», иначе почему нас вдруг притянуло?
Он что-то с чувством выстанывает на родном языке.
– Переведи на человеческий. Может, ты меня матом кроешь. Это раздражает.
– Да я заметил, что ты хоть и морщишься, но сразу становишься мокрой, когда я тебя раздражаю.
Затаив дыхание, слежу за тем, как он подносит мои пальцы к губам. По промёрзшей коже разливается тёплое дыхание, заползает под рукава, под манжеты рубашки, под кожу! Хочу возмутиться, но слова не идут. Понять не могу, как Раду это делает, ведь моё намерение подразумевало осадить его, а не подкармливать орду мурашек.
– Сиди здесь.
Он отстраняется, оставляя мне смутное разочарование, которое усиливается по мере того, как Раду ворошит голыми руками ветки и снег. Кровь из царапин ложится на ледяную корку бурыми мазками. Мне становится дурно. Одновременно корю себя за свой жестокий каприз и злость вчерашняя не даёт открыть рот, чтобы остановить его.
Я закрываю лицо ладонями. Так проще помнить откуда у этого безумия ноги растут.
– Держи свой подарок.
Голос Раду звучит так неожиданно и близко, что я едва не шлёпаюсь с пня.
– Физалис? – Растерянно верчу в руках погнутые стебли с прогнившими буро-зелёными коробками соцветий.
– Не нравятся? Ищем дальше? – сухо интересуется он.
– Не нужно. Цветы как цветы... – Аккуратно встряхиваю куцый букет.
– Тогда пошли, – Даёт он отмашку, направляясь в обратную сторону.
– Ничего себе, удачно мы остановились, – подытоживаю скорее для себя, но Раду слышит.
Слышит и признаётся оборачиваясь:
– Они в этом лесу везде.
– А зачем мы тогда тащились в такую даль? – Непонимающе хлопаю глазами.
– Мне показалось, тебе будет полезно погулять на свежем воздухе.
Я с рассерженным стоном поднимаюсь с пня и только спустя шагов десять вспоминаю, что надо бы для достоверности прихрамывать.
Раду встречает мою промашку заливистым смехом. Он даже не сомневался, что я притворилась!
В сердцах загребаю свободной рукой пригоршню снега. Никогда не отличалась особой меткостью и сейчас, разумеется, промахиваюсь. А вот Раду снайпер от бога. Семь из семи попыток попадают в цель. К моменту, когда он заваливает смеющуюся меня в сугроб, на мне сухого места не остаётся.
– Т-ты... Влада... Невозможная...
Наш смех обрывается громким и хриплым дыханием. Под его весом в глазах темнеет и в горле сохнет. С ума схожу.
Он мутным взглядом таранит мои губы, а я их на инстинктах то облизываю нервно, то кусаю. И ладони сильные на моих бёдрах вдруг хочется не через два слоя одежды почувствовать – кожей, чтоб каждая царапинка, каждая трещинка шла прямиком по нервным окончаниям. Так жарко становится сразу от этих мыслей, так сладко, что я на инстинктах просовываю пальцы ему за шиворот, по шее вниз, докуда позволяет ткань.
– Давай вернёмся и задёрнем шторы?
– Зачем? – Безуспешно пытаюсь пробиться сквозь пелену бессознательного.
– Поторопим вечер... – выдыхает он жарко, вгоняя мои мысли в ещё больший хаос.
– Ну, пошли.
Раду
– Раду, я выключу свет, ночника достаточно.
Влада сидит, скрестив ноги на кровати. После порции виски ещё не пьяная, но уже более раскованная и румяная, чем была в лесу. Я и сам продрог весь так, что теперь руки горят, даже царапин не чувствую.
Задёрнув плотные шторы, оборачиваюсь и застываю. Влада резко выпрямляет спину, оставляет опустошённый стакан на прикроватной тумбе.
Жадным взглядом пытаюсь охватить всё и сразу: от соблазнительных округлостей груди, угадывающихся под свитером, до манящей припухлости губ. У-у-х, какие у неё губы! Неопытные, мягкие до искр из глаз. Боже как я хочу её порочный рот... Аж перед глазами плыть начинает и в собственном теле становится тесно. Стоит увидеть и снова их жар на члене чувствую. Меня разве что не колотит от возбуждения. В комнате резко становится слишком мало воздуха и слишком много осязаемого ожидания.
Полдень остался за окном, в другой галактике, в параллельной вселенной.
Кто б знал, как я ждал тебя, вечер...
Тишину нарушает только наше шумное дыхание, и мне кажется, что под внешней скованностью, где-то там за её мятежным взглядом, черти беснуются те же что и во мне, потому что Влада сдерживает себя, а запретное – самый мощный соблазн.
Предвкушение рвёт лёгкие, живого места внутри не оставляет.
С азартом цепляю зубами нижнюю губу – прямо по незажившей ссадине прохожусь в надежде, что дискомфорт приструнит сорвавшиеся во все тяжкие мысли. Дорвусь – не тормозну ведь. А перемирие наше только видимое, необходимость перебить хоть на время физический голод. Постоянная близость та ещё пытка.
Пройдя несколько шагов, останавливаюсь у края кровати и смотрю на неё сверху вниз. Влада плавно подаётся назад, упираясь на локти. Разумеется, в этой позе ни капли кокетства. Чистый вызов и просто адское испытание для моей выдержки.
Нельзя! Нельзя, мать её, так соблазнительно полулежать перед голодным мужиком. Это преступление!
Влада... Девочка моя... Чертёнок мой... Моя стервочка...
Она же, зараза, не просто красивая. Она уникальная. Из тех коллекционных вещиц, которым мелкие изъяны только прибавляют шарма. И покорность её последнее, что мне нужно. Сломаю – никогда себе не прощу. Проблема в том, что Ярниковой посредственное неинтересно: если личность, то неординарная, если эмоции, то на грани. Ей во всём эксклюзив подавай!
Так подаю, моя золотая. Чего ты кривишь губки? Уж прости, как умею.
Твоим прилизанным поклонникам меня всем стадом не обскакать.
Уже даже не помню, в какой момент меня озарила мысль, что чем возмутительнее ситуация, тем неравнодушнее к ней будет Влада... а значит, и ко мне.
Теперь это всё неважно. Я пропал в любом случае. Назад дороги нет.
– Может, уже перестанешь нагнетать и скорее расправимся с картой?
В тёплом свитере, надетом поверх водолазки, её самоуверенность опять зашкаливает.
– Я бы на твоём месте не стал делать упор на скорость. – Нарочно нависаю, вгоняя её в краску.
Давай же, девочка. Почувствуй, как меня разрывает на части при виде тебя.
– Так встань на моё место. – Попытка скрыть волнение за
