Через пару секунду прилетает короткий и злой вопрос:
— Зачем?
— Там связь с космосом.
Мне кажется, я сейчас даже слышу, как глухо рычит Матвей в одном из обувных бутиков с телефоном в руках.
— Звонит, — Лиля показывает экран с фотографией Матвея, которого Лиля щелкнула однажды за завтраком. — Ответить?
— Да.
— Ругаться будет.
— Значит, поругаемся.
— Да, пап? — Лиля обреченно принимает звонок и ставит на громкую связь.
— Лиля, какое поле?! — рявкает он. — Какая связь с космосом?
— Ну, мне надо, пап.
— Ада, ты там?
— Да, — прячу руки в карманы пальто. — Я тут.
— Что происходит? Ты можешь мне перевести с подросткового на человеческий?
— Нам нужна связь с творцом, — стараюсь говорить спокойно и отстраненно.
— Чего? Ада! Вы, что, уже все вещи разобрали и вам нечем заняться? Поэтому сходите с ума?
— Нет, мы ничего не разобрали. Коробки так и стоят, — помахиваю полами пальто через карманы. — И мы не про поле спрашивали, а про твою собаку. Можно ли ее взять с собой, чтобы она отпугивала медведей.
Матвей медленно и шумно выдыхает, сдерживая в себе гнев.
— Так, девочки, — говорит он через несколько минут напряженного молчания. — В поле вы одни не сунетесь за связью с космосом и творцом. Если вам так надо, то вам придется дождаться меня. Вы меня поняли?
И тон его предупреждает, что он не потерпит возражений. Такой по-родному суровый и строгий.
— Ты будешь отпугивать медведей? — тру нос тыльной стороной ладони.
— Да, — безапелляционно заявляет Матвей. — И, Ада, я повторяю. Сама ты никуда не повезешь Лилю.
— Ладно, — отвечает Лиля. — Без тебя никуда не поедем.
— Все, я позвоню.
Сбрасывает звонок, и Лиля шепчет:
— Ты об этом говорила? Вот так мужчины принимают решения?
— Типа того, да, — поднимаю воротник пальто. — Слышала, как раскомандовался? Был бы под рукой стол, то сурово бы постучал по нему кулаком.
Спускаемся по ступеням, и я ежусь под порывом холодного ветра:
— Но такие хитрости работают только с теми, кто неравнодушен. Если бы спокойно отпустил в поле, то… я бы глубоко задумалась.
Глава 48. Душевно
— Кроссовки в багажнике, — говорит Матвей.
А в немой растерянности смотрю на Барона, который сидит на заднем сидении машины и дышит с высунутым языком.
И он тоже на меня смотрит.
Пушистый и большой.
— Мам, он не кусается, — Лиля открывает багажник. — И очень воспитанный.
Я взвизгиваю, когда Барон бьет хвостом по сидению. Навострив уши, ворчит, будто пытается мне высказать свое недовольство: “Чего ты орешь?”
— Па, а тут две коробки.
— Одна тебе, одна маме, — отзывается Матвей и обращается ко мне, — ну, садись на переднее, если боишься.
— Я не боюсь, — шепчу я, вглядываясь в любопытные собачьи глаза.
— Да неужели? — хмыкает Матвей.
— Держи, — Лиля сует мне черную матовую коробку.
Затем задерживает дыхание, открывает свою и пищит:
— Это они! Они! Ты их нашел!
Кидается к Матвею, который с толикой мужского самодовольства принимает ее объятия.
— Как ты их нашел?
— Не скажу, — отвечает он. — Сама придумай крутую историю, как я захватил кроссовочный завод и заставил сшить тебе новую пару.
Я продолжаю смотреть на Барона, прижав коробку к груди. А он на меня. Вздрагиваю, когда он фыркает и смачно так облизывается, словно обещает сожрать меня.
— А у тебя что? — Лиля подскакивает ко мне. — Открывай! Интересно же!
Я не спуская взгляда с Барона, открываю коробку, и Лиля шепчет:
— Ого…
Опускаю взгляд. Тканевые мешочки с лейблом французского бренда обуви, за которым гоняются все серьезные модницы.
— Давай смотреть!
Лиля закидывает свою коробку на переднее сидение, и возвращается ко мне. Вытаскивает из одного мешка черную туфельку на высоком и тонком каблуке. Острый нос, красная подошва, матовая кожа.
— Обалдеть, — сипит Лиля. — Мерь! Мерь немедленно! Мам!
А я опять смотрю на Барона, который лениво встряхивает ушами.
— Мам! — Лиля ставит туфлю на асфальт рядом с моей ногой, и вытаскивает из мешка вторую:
Я послушно скидываю с ноги кроссовок, продолжая гипнотизировать Барона, который тоже не думает проигрывать в гляделках.
— И носки снимай.
Неуклюже стягиваю носок.
— Какой жуткий пес, — шепчу я и сую ногу в туфлю, оперевшись на руку Лили.
— Подошли? — спрашивает Матвей.
— Теперь вторую.
Подчиняюсь восторженному шепоту Лили. Ничего не жмет, сели как влитые. И высоты каблука, что странно, почти не чувствуется. Опускаю взгляд.
— Красивые.
И мне бы сейчас быть в платье, а не в спортивных штанах и пальто оверсайз.
— В них и поедешь, — Лиля прячет мои кроссовки и носки в коробку, которую закидывает в багажник.
— Спасибо, — перевожу взгляд на Матвея, который коротко кивает.
Я не уверена, что могу сейчас подойти к нему, обнять и поцеловать хотя бы в щеку. Мы оба — настороженные звери.
— Если бы я знала, то я бы платье надела, — слабо улыбаюсь я. — Только я не помню, в какой чемодан я запихала платья.
— Ты и в мешке из-под картошки будешь красивой, — отвечает Матвей и ныряет за руль.
Лиля рядом заглядывает в мое лицо и многозначительно поигрывает бровями, а я краснею.
— Все, поехали, — Лиля заталкивает меня к Барону, пока я не очухалась. — Не боись, он может зализать до смерти, но не укусить.
Захлопывает дверцу, и Барон опять бьет по сидению хвостом. Я вжимаюсь в угол, скосив на него испуганные глаза. Высовывает кончик розового языка.
— О, Господи… — сдавленно отзываюсь я.
Матвей смотрит на меня через зеркало заднего вида:
— И как ты планировала с Бароном управиться без моего присутствия?
— Не знаю.
Лиля впереди кряхтит, переобуваясь новые кроссовки:
— Какие они классные… Блин… даже шнурки клевые.
Тяжело выдыхает, пристегивается ремнем безопасности и приглаживает волосы:
— Я готова.
— Вот блин… — шепчу я, когда Барон ложится и медленно подползает ко мне.
Крепко зажмуриваюсь, когда он кладет мне морду на колени.
Приоткрываю один глаз. Поднимает взгляд и что-то ворчит на своем собачьем языке.
— Он пытается говорить? — в страхе поскуливаю я.
— Он еще поет, — пожимает плечами Матвей.
— И это нормально?
Барон зарывается носом под пальто и утыкается в мой живот. Причмокивает и вздыхает, а затем елозит хвостом по сидению.
Это очень подозрительный пес, потому что он опять вздыхает мне в живот, машет хвостом и садится, вглядываясь в мое лицо, словно транслирует мне “я все знаю”.
Замираю, когда он лижет мне шею и щеку:
— Началось. Он пробует меня на вкус…
Прижимается носом к моему плечу, скосив на мое лицо глаза, и машет хвостом.
— Да что же ты делаешь.
Пропускает сквозь пальцы его густую шерсть на шее с настороженной улыбкой:
— Хороший песик.
Хороший песик опять мне что-то урчит и с чувством собственного достоинства укладывается мне на колени вместе с передними лапами.
— О, — оглядывается Лиля. — Он тебя признал.
— Будет забавно, если он мне устроит сегодня ночь тоски по той, кого признал, — хмыкает Матвей.
— Будете вместе выть у двери, — Лиля переводит на него хитрый взгляд.
Матвей молча смотрит на нее, медленно выдыхает и заводит мотор.
— Музыку послушаем? — Лиля расплывается в улыбке и достает смартфон. — У меня есть новый плейлист.
— Послушаем, — Матвей медленно проворачивает руль.
— И назвала я его, — Лиля включает смартфон, затем касается экрана магнитолы, — о любви. Так. Начнем с этой и чуток перемотаем к самому главному.
Из динамиков раздается:
Я не могу без тебя
Я не могу без тебя
Видишь, куда ни беги
Всё повторится опять
Я не могу без тебя
Я не могу без тебя
Жить не любви вопреки
И от любви умирать
