заместителя мэра. Его ждём с минуты на минуту. На столах уже всё приготовлено: папки с проектами, заключения сейсмослужб, модель работы с теми или иными пластами почвы. Алиса вносит по просьбе одного из гостей лимонад и ставит рядом с бутылкой воды. Презентация в мультимедийной доске загружена.
Я вхожу и здороваюсь с гостями. Несколько минут неофициального общения с гостями перед официальным началом настроят на позитивный лад.
Дверь в приёмную у конференц-зала открыта, Алиса у стойки ожидает последнего гостя. Там же включен небольшой телевизор на стене. Звук на минимуме, поэтому он никому не мешает.
Но я почему-то цепляюсь боковым зрением за то, что там показывают. Репортаж идёт с моста, с которого свисает автобус, держась на честном слове. Передние колёса и большая половина длины в воздухе и опасно кренится. Место оцеплено, рядом скорые.
Я присматриваюсь к бегущей строке, но успеваю лишь прочитать, что зависший автобус — это детская экскурсия, а авария случилась из-за вылетевшей навстречу легковушки. Автобус избежал столкновения, но его понесло и он едва не упал, пробив ограждение, и завис.
«Ситуация опасная. Внутри двадцать три ребёнка и пятеро взрослых. Им запрещено шевелиться, вставать с мест, пока не прибудут спасатели и не вытащат автобус. Иначе это может нарушить равновесие и…»
Горло пересыхает, а в груди становится горячо. Сердце пропускает удар, когда я смотрю на раскрас автобуса.
«Папа, мы с мамой и нашей группой в садике поедем на экскурсию в четверг в зоопарк. Там, кажется, даже медведи есть! Пап, а автобус такой красивый у нас! На нём солнышко нарисовано, я такой вот даже в альбоме нарисовал…»
— Прошу прощения за опоздание, — в зал входит заместитель мэра и протягивает мне руку. — Пробки. Ещё и мост перекрыли.
Я слышу его будто через стекло. Кажется, что сам нахожусь за каким-то стеклом. Собственное дыхание воспринимается громче, чем любые звуки вокруг.
— Ярослав Юрьевич, можем начинать, — тихо говорит рядом Алиса. — Я запускаю презентацию?
Гости смотрят на меня в ожидании, но я будто в вакууме, провалился во временную трещину.
— Проведи сама, — толкаю ей в руки сенсорную указку и вылетаю из конференц-зала.
София
— Мам, я тоже хочу сухарики? — Ромка смотрит на меня глазами того щенка при дороге из мультфильма. — Пожалуйста-пожалуйста.
— Ром, — вздыхаю и смотрю на него. Пытаюсь разговаривать как с взрослым, чтобы он понимал мотивы запрета, — ты же знаешь, что тебе нельзя. Только вспомни, как живот болел тогда. Да и расстраиваться нечего, эта пища никому не полезна.
— Вот и я говорю: гадость! — поддакивает, кивая, другая мама с сиденья напротив.
Её дочка с белокурыми волосами и большими сиреневыми бантами надулась и отвернулась к окну за отказ матери дать сухарики.
Ромка вздыхает и сдвигает брови, а я угадываю в этом движении мимику Нажинского, когда он берёт секундную паузу обдумать поступившую информацию и сформировать ответ. Раньше на это внимания не обращала, а теперь сравниваю.
— Итак, друзья, — активизируется экскурсовод, — уже буквально через десять минут мы с вами окажемся в музее сказки! А потом отправимся в зоопарк! Вы готовы к приключениям?
— Да-а-а! — вопят детишки, и мой Ромка не отстаёт.
Экскурсия была запланирована ещё две недели назад. Я записалась в сопровождающие родители, потому что пока так и не научилась доверять сына другим. Мне к саду, где они на одном месте, было привыкнуть непросто, а поездка — это уж совсем страшно. Поэтому я пошла в сопровождение, тем более, воспитателю не так просто найти несколько свободных в будний день родителей. Большинство или работают, или у них есть младшие, которых надолго не оставить.
— Мам, смотри, река! — Рома возбуждённо ёрзает на сиденье. — А сфоткай меня! Папе покажем! Только чтобы реку было видно, хорошо?
— Хорошо.
— И бабушке потом отправим, да?
— Да.
Я достаю телефон и навожу на него объектив. Сын выстреливает два пальца и делает смешное деловое лицо.
Мы переезжаем через мост, дети галдят, прилипнув к окнам. Воспитательница призывает их к порядку, напоминая, что в автобусе следует вести себя тише и культурнее.
За мостом через реку встраиваемся в поток машин, а потом уходим на развязку. Всё это мне комментирует Ромка, показывая пальцем через стекло.
— Смотри, мам, ещё один мост, только уже не через реку, а через другую дорогу.
— Да, сынок, вижу, — отвечаю ему, а потом перевожу взгляд вперёд и внутри в момент холодеет.
Всё длится всего лишь несколько секунд, но отпечатывается в мозгу навсегда. Машина, вылетевшая на встречку. Пропуск удара сердца в ожидании столкновения. А потом какой-то круговорот, удар, скрежет и тишина…
Я не сразу понимаю, что произошло. Нам удалось избежать столкновения, но что-то не так. Будто под ногами нетвёрдо стало.
— Всем сидеть на местах и не шевелиться, — слышу напряжённый голос воспитательницы и вдруг осознаю, что же именно случилось. — Это такая игра, ребята. Нельзя шевелиться.
Автобус пробил ограждение и завис передней частью над пропастью. Большей своей часть, как я могу видеть в окно.
— Божечки… — шепчет, бледнея, мама девочки с сиреневыми бантами.
— Мамочки, вы нужны мне, — снова зовёт воспитательница в полной тишине. — Включитесь, мои хорошие. Я без вас не справлюсь.
Я обвожу взглядом салон. Около двадцати детей, я, эта вторая мамочка, воспитательница, экскурсовод и водитель. И, кажется, только воспитательница смогла взять себя в руки вовремя, к чему пытается призвать и нас.
Меня бросает в пот. Пальцы немеют. Тихий скрип автобуса звучит в голове так громко. Хочется зажмуриться, прижать к себе Ромку и зарыдать.
Но нельзя. Мы висим на волоске. И дай нам Боже продержаться, пока приедет помощь. А для этого нужно не шевелиться, не вставать, не паниковать. Оставаться на местах самим и, что самое сложное, убедить сделать это двадцать пятилетних детей…
— Мам, — слышу тонкий Ромкин голосок, — папа придёт нас спасти?
Рома с самого маленького отличался логикой, не свойственной для детей. И даже сейчас, пока другие дети замерли, играя, чувствуя напряжение, но не совсем понимая, что происходит на самом деле, Роман всё понял. Как, кажется, поняла и наша маленькая белокурая соседка с бантами. Она смотрит на Ромку, и по ещё круглым щёчкам скатываются слезинки.
Кажется, у наших детей выдержки больше, чем у взрослых. Потому что я не могу даже слова вымолвить — так от страха сжалось горло. Но права на истерику не имею.
Ощущение времени искажается. Всего минута прошла, как мы зависли, но мне кажется, будто мы потерялись во времени уже очень давно. Бесконечно давно.
— А давайте играть в города, —
