— Один разок можно. Просто пораньше поужинаем.
Кара скорчила недовольную гримасу, но возражать не стала. Николас, однако, страшно возмутился, когда узнал, что Вирджиния не захватила для него никакой еды.
— Я хочу есть!
— Мне очень жаль.
— У няни всегда была с собой куча еды, а у тебя ничего нету!
— Знаю. Я забыла. Мы так спешили, я совсем забыла про печенье.
— Тогда что я буду есть?
Юстас, весь мокрый, как раз вылезал на берег, и услышал последнюю фразу.
— В чем дело?
Он остановился поднять полотенце.
— Я проголодался, а мама не взяла ничего поесть.
— Надо же! — без всякого сочувствия ответил Юстас.
Николас смерил его долгим оценивающим взглядом, развернулся и в угрюмом молчании побрел обратно к своему песочному замку, но Юстас поймал мальчика за локоть, мягко вернул назад и, прижав его к своим ногам, с отсутствующим выражением на лице стал тереть полотенцем — словно одну из своих собак.
Вирджиния поспешила утешить сына:
— Все равно нам скоро ехать.
— Почему? — спросил Юстас.
— Я думала, тебе пора доить коров.
— Берт их подоит.
— Берт?
— Он был сегодня в Пенфолде, вычищал стойла в конюшне.
— Ах да!
— Когда-то он работал у моего отца, теперь удалился на покой, но приходит ко мне дважды в месяц по воскресеньям, помогает на ферме. Ему это нравится. Миссис Томас угощает его обедом, а у меня появляется несколько свободных часов.
Николаса начала раздражать их болтовня. Он вывернулся из рук Юстаса и обратил к нему свое разозленное лицо.
— Я хочу есть!
— Я тоже, — сказала Кара не так зло, но настойчиво.
— Ну-ка, послушайте, — сказал Юстас.
Они прислушались. За шумом прибоя и криками чаек возник новый звук — мягкое постукивание мотора — дррр-дррр-дррр, — приближавшееся к ним.
— Что это?
— Скоро узнаете.
Звук стал громче. У мыса появилась небольшая лодка, белая с синей полосой, которая неслась по волнам, оставляя за собой пенный шлейф; коренастая мужская фигура пристроилась на корме. Дррр-дррр — лодка по дуге влетела в бухту, грохот мотора перешел в мерное урчание…
Они смотрели на нее во все глаза.
— Оп-ля! — сказал Юстас тоном фокусника, только что продемонстрировавшего сложный трюк.
— Кто это? — спросила Вирджиния.
— Томми Бассет из Порткерриса. Приехал проверить ловушки для лобстеров.
— Но печенья-то у него нет, — заметил Николас, никогда не забывавший о своих интересах.
— Нет. Но, возможно, есть кое-что другое. Что, если я сплаваю и узнаю?
— Хорошо. — Однако в их голосах сквозило сомнение.
Он отстранил Николаса и пошел по песку к воде, потом нырнул прямо в волну цвета павлиньих перьев и мощными размеренными гребками поплыл к покачивающейся лодке. Ловушки для лобстеров уже были на борту. Рыбак опустошал их и опускал обратно; потом он увидел приближающегося Юстаса и поднялся на ноги, наблюдая за ним.
— Здравствуй-здравствуй, мальчик! — громко воскликнул он.
Вирджиния с детьми смотрели, как Юстас ухватился за борт, задержался на мгновение, а потом рывком выбрался из воды и оказался внутри лодки.
— Он заплыл так далеко! — сказала Кара.
— Надеюсь, он не собирается притащить нам лобстера, — проворчал Николас.
— Почему?
— Потому что у лобстеров здоровенные клешни.
Тем временем в лодке разворачивалась какая-то дискуссия. Потом Юстас поднялся на ноги, и они увидели, что он держит в руках какой-то куль. Он нырнул в воду и поплыл назад, на этот раз медленнее, явно отягощенный своей загадочной поклажей. Это оказалась сетчатая сумка, из которой струйками выливалась вода; в ней плескалась дюжина блестящих макрелей.
Николас открыл было рот, чтобы объявить: «Я не люблю рыбу», — но поймал взгляд Юстаса и предпочел промолчать.
— Я подумал, что он мог выудить немного, — объяснил Юстас. — Обычно, проверяя ловушки, он заодно натягивает там леску с крючками.
Он улыбнулся Каре.
— Ты когда-нибудь ела макрель?
— Кажется, нет, — ответила она. — Как здорово, что у него нашлась такая сетчатая сумка.
Сумка показалась ей более занимательной, чем макрели.
— А ее надо будет вернуть?
— Он не просил ее назад.
— Мы повезем рыбу в Бозифик?
— А зачем? Нет, мы приготовим ее здесь… давай-ка, помоги мне.
Он собрал шесть-семь больших камней, гладких и круглых, и сложил их в кольцо, потом взял спички, обрывок сигаретной пачки, несколько щепок и соломинок и разжег огонь, а затем отправил детей поискать еще дерева, так что вскоре на пляже запылал настоящий костер. Когда дрова прогорели, превратившись в серую золу, которая вспыхивала алым, стоило дунуть на нее, он одну за другой положил туда макрелей, и они сразу затрещали, источая упоительный аромат.
— Но у нас нет ножей и вилок, — сказала Кара.
— Пальцы у людей появились задолго до вилок.
— Но рыба же горячая!
Они с Николасом присели на корточки у костра. С волосами, растрепанными ветром, в одних купальных трусиках, густо облепленные песком они напоминали дикарей; вид у детей был довольный.
Кара наблюдала за умелыми руками Юстаса.
— Вы уже делали так раньше?
— Ты имеешь в виду, вырезал прутья?
— Нет — разжигали костер, жарили рыбу?
— Тысячу раз. Только так и надо готовить макрель и есть ее — сразу из моря.
— Вы так ее готовили в детстве?
— Да.
— А тот старик, он был еще жив? Джек Карли.
— Да. Он выходил на пляж и сидел на песке, присоединялся к нам, мальчишкам. Приносил с собой бутылку рома, курил пахучую старую трубку и рассказывал разные байки — такие жуткие, что мы никак не могли понять, правда это или вымысел.
— А про что?
— Про разные приключения… он объехал чуть ли не весь мир и чем только не занимался. Был коком на судне, лесорубом, строил автострады и железные дороги, работал на руднике. Добывал олово. Таких называли «оловянщиками». Уехал в Чили, пробыл там пять лет, разбогател, но спустил все деньги буквально за год и снова остался на мели.
— А потом вернулся?
— Да, вернулся. Назад, в бухту Джека Карли. — Кара вздрогнула. — Тебе холодно?
— Няня сказала бы: привидение пролетело над могилой.
— Лучше надень свитер и забудь о привидениях. Скоро будем есть.
Глядя, как он занимается с детьми, Вирджиния думала об Энтони, который столько всего пропустил просто потому, что не желал тратить на них время. Если бы Кара была хорошенькой, он, возможно, уделял бы ей больше внимания… Кара, которая так жаждала внимания и любви, которая считала отца лучшим человеком на свете. Но она была некрасивая и застенчивая, носила очки, и отец не давал себе труда скрывать, что стесняется ее. А Николас… с Николасом все могло быть по-другому. Со временем Энтони научил бы его метко стрелять, рыбачить и играть в гольф, они стали бы друзьями, развлекались вместе. Но Энтони мертв, и ничему этому не суждено случиться. Она сожалела, что ее дети не будут плавать вместе с ним, склоняться к костру на пляже, слушать его истории и смотреть, как умелые отцовские руки очищают от коры белые прутики, чтобы использовать вместо вилок.
