7
Они оставили «лендровер» на заброшенной ферме за Бозификом и начали пешком спускаться к морю. Поначалу они шли через поля, сгрудившись в кучу; Юстас вел Николаса за руку, чтобы тот не отставал. Потом поля уступили место зарослям ежевики и папоротника, и они вытянулись в цепочку, во главе которой оказался Юстас. Один за другим они перебрались через растрескавшуюся каменную изгородь, через ручей, заросший камышом, — его стебли доходили детям до плеч. Еще одна изгородь — и тропинка совсем потерялась в джунглях зеленого папоротника. Они продолжали идти вперед, прокладывая путь через кусты утесника, обступавшие их со всех сторон. Внезапно склон круто устремился вниз, и они сбежали, двигаясь зигзагом сквозь густые заросли, на край могучего утеса. Перед ними лежала бесконечность. Синева. Крики дерущихся чаек и далекое шипение прибоя.
В этом месте море клином вдавалось в каменистый берег между гигантскими гранитными скалами. Там, где они расступались, проходила полоска мягкого, поросшего изумрудным мхом торфа с лиловыми заплатками вереска. Тропинка вилась среди скал, и когда они начали, следуя ее изгибам, спускаться к морю, их взорам открылась крошечная бухточка, почти замкнутая, притаившаяся далеко внизу. Море было спокойное и глубокое, пурпурное там, где под водой лежали скалы, и нефритово-зеленое над песчаным дном. Пляж оказался совсем маленьким; на одном его краю сохранились остатки старого волнолома. За ними вздымался в небо мшистый обрыв, с которого сбегал пресный ручеек, разбиваясь на несколько маленьких водопадов. Прижавшись к подножью скалы, там стоял заброшенный коттедж: стены его просели, окна были разбиты, шифер с крыши сорван.
Они стояли рядком, все четверо, на ветру и глядели вниз. Ощущение было будоражащее. Вирджиния забеспокоилась, как бы у детей не закружилась голова, но их, казалось, нисколько не испугали высота и бездна, лежащая под ногами.
— Там домик, — сказала Кара.
— В нем жил Джек Карли.
— А где он сейчас?
— Думаю, на небесах.
— Вы были с ним знакомы?
— Да, я его знал. Я был еще мальчишкой, а он — совсем стариком. Не любил, когда сюда приходили люди. В смысле взрослые. У него был здоровенный злющий пес, который отгонял непрошеных гостей.
— А вам он разрешал приходить?
— О да, мне он разрешал. — Юстас, усмехаясь, взглянул на Николаса. — Мне тебя понести или спустишься сам?
Николас осторожно глянул вниз с обрыва. Тропинка бежала по боку утеса и исчезала из виду. Мальчика это не смутило.
— Нет. Я спущусь сам, спасибо. Только вы идите, пожалуйста, первым.
На самом деле первыми бросились вниз собаки — бесстрашные, ловкие словно горные козлы. Люди последовали за ними на более разумной скорости, но Вирджиния вскоре поняла, что тропинка на самом деле вовсе не такая опасная, какой казалась сверху. Земля под ногами была сухая, утоптанная, на крутых участках в ней были вырублены ступеньки, укрепленные плавником, а кое-где и залитые цементом.
Гораздо скорей, чем она ожидала, они, целые и невредимые, оказались на берегу. Над ними возвышался утес, бросавший вниз темную холодную тень, но пляж заливали солнечные лучи и песок был горячий. От маленького домика тянуло запахом смолы, а единственными звуками, которые улавливал слух, были крики чаек и шелест волн, да еще журчание ручейка.
Бухточка казалась волшебной, словно они попали в другое измерение. Воздух был неподвижен, солнце припекало, сверкал белоснежный песок, а зеленая вода была прозрачной, как стекло. Дети сбросили одежду, схватили новое ведро и лопатку, купленные для Николаса, и побежали к краю прибоя, где начали строить из песка замок, окруженный рвом, с башенками, повторявшими форму ведерка.
— Прилив смоет наш замок в море, — сказала Кара.
— Нет, не смоет, потому что мы выроем глубоченный ров и вся вода уйдет в него.
— Если прилив поднимется выше замка, то все равно его смоет. Как у короля Кнуда.[6]
Николас обдумал ее слова.
— Ничего, какое-то время он постоит.
Это был один из тех дней, которые запоминаются на всю жизнь. Вирджиния представила, как ее дети, уже совсем взрослые, будут предаваться ностальгическим воспоминаниям.
Там была бухта с заброшенным коттеджем, и ни одной живой души — только мы. С нами были две собаки, а тропинка оказалась такая крутая — чистое самоубийство.
А кто показал нам пляж?
Юстас Филипс.
Но кто он был такой?
Не помню… кажется, фермер, он жил где-то по соседству.
Некоторые детали будут вызывать яростные споры.
Там был ручей.
Нет, водопад.
Нет, ручей — прямо в середине пляжа. Я прекрасно помню. Мы перегородили его, построив дамбу из песка.
Но водопад тоже был. А мне купили новую лопатку.
В прилив они купались: вода была чистая и соленая, зеленая, очень холодная. Вирджиния забыла купальную шапочку, и ее темные волосы облепили голову, а тень на каменистом дне напоминала силуэт диковинной рыбы. Придерживая Кару, она качалась на воде, зависнув между небом и морем, ослепленная солнцем и солеными брызгами; воздух рассекали крики чаек, и шелестели, разбиваясь о берег, волны.
Вирджиния совсем окоченела. Дети же ничуть не замерзли, так что она оставила их с Юстасом и выбралась на берег, усевшись на сухой песок выше линии прилива.
Она сидела прямо на песке, потому что не захватила ни пляжного коврика, ни больших купальных простыней. У нее не было расчески и помады, не было бисквитов, вязанья, термоса с чаем, не было теплого свитера. Не было сливового пирога или шоколадного печенья, денег, чтобы заплатить за катание на ослике или порцию мороженого.
Кара, стуча зубами от холода, вылезла из воды и уселась рядом с ней. Вирджиния закутала ее в полотенце и ласковыми движениями стала вытирать.
— Такими темпами ты скоро научишься плавать.
Кара спросила:
— Сколько сейчас времени?
Вирджиния посмотрела на солнце.
— Думаю, около пяти… Точно не знаю.
— Мы еще не пили чай.
— Не пили. И, наверное, не будем.
— Мы пропустим чай?
— Один разок можно. Просто пораньше поужинаем.
Кара скорчила недовольную гримасу, но возражать не стала. Николас, однако, страшно возмутился, когда узнал, что Вирджиния не захватила для него никакой еды.
— Я хочу есть!
— Мне очень жаль.
— У няни всегда была с собой куча еды, а у тебя ничего нету!
— Знаю. Я забыла. Мы так спешили, я совсем забыла про печенье.
— Тогда что я буду есть?
