«– Я стоял вон там, – указал рукой человек, – когда вышел Путин. Я неоднократно обращался к Владимиру Владимировичу письменно. Но он ни разу не ответил. Приходили какие-то отписки из его администрации. Я приезжал в приемную, с просьбой записать меня на аудиенцию к Путину. Но мне неизменно отказывали. Более того, спецслужбы поместили меня в психбольницу.
– А по какому вопросу вы хотели встретиться с Владимиром Владимировичем? – спросил корреспондент.
– По вопросу переименования шахматных фигур. Я требую, чтобы шахматный король был переименован в царя, королева – в царицу.
– Понятно, – оборвал корреспондент. – И что вы увидели на этом месте?
– Когда Владимир Владимирович вышел к нам, я опять привлек его внимание к вопросу переименования шахматных фигур криком «Царь! За царя-батюшку!». Но он лишь махнул рукой и посмеялся надо мной. Тогда я вынул из сумки пистолет и два раза выстрелил».
Человек сунул руку в холщовую сумку и извлек пистолет.
Корреспондент оторопело смотрел на оружие.
Каллипигов скатился с сиденья и, вывалившись из джипа, бросился к оператору. Он закрыл камеру папкой с документами и скомандовал, показывая на реорганизатора шахмат:
– Задержать!
Группа в камуфляже и черных спецовках повалила странного человека. Лежащему на брусчатке шахматисту пинками раздвинули ноги, прошлись для порядка дубинками по спине, ткнули в рот дуло автомата и заковали в наручники. Через секунду он уже сидел в машине Каллипигова и давал довольно связные показания.
– Фамилия? – сурово спросил Каллипигов.
– Фишер.
– Слушай, – понизив голос, обратился Каллипигов к помощнику. – Это чего же? Опять с берега реки Иордан?
– Имя! – строго выкрикнул помощник.
– Бобби.
– Профессия? Род занятий?
– Чемпион мира по шахматам Бобби Фишер.
Каллипигов и помощники переглянулись.
– А по паспорту ты кто? – охваченный подозрениями, спросил Каллипигов.
– Игорь Викентьевич Курочкин.
– На учете состоишь?
– На воинском учете не состою, – с достоинством ответил чемпион мира по шахматам, – по причине инвалидности по общему заболеванию.
– По какому заболеванию? – на всякий случай спросил Каллипигов.
– Узник совести.
– В психучреждении содержался? – уточнил Каллипигов, отметив кожаный стоптанный шлепанец на босу ногу.
– Это – деятельность спецслужб, – хмуро пояснил Бобби Фишер.
– Ну, ясное дело, – согласился Каллипигов. – Значит, ты решил убить руководство страны?
– Да.
– Из-за шахмат?
– Да.
– Расскажи, как это произошло.
– Я выстрелил два раза, но тут вылетела эта инвалидка на коляске.
– Почему именно она? У тебя есть предположения?
– Она оглянулась и встретилась со мной взглядом. Я показал ей пистолет и засмеялся. А потом поднял оружие и направил на Путина. А она решила закрыть его от выстрелов.
– Либерман решила кинуться под пули за Путина? – выпучил глаза Каллипигов. – Новое дело! Еще лучше прежнего!
– Да, – твердо сказал шахматист. – Я это понял по выражению ее лица. Она спасла Путина от моей карающей руки. Но погубила будущее российских шахмат.
Через полчаса Бобби Фишера увезли. А Каллипигов крепко задумался. Такую свинью судьба подкидывала ему впервые в жизни. Как и во всякий ответственный момент, Каллипигов решил посоветоваться с Зинаидой Петровной, матерью его детей, женой и другом. Он извлек мобильник.
– Зинаида? Это я. Зинаида, слушай меня внимательно. Дело государственного значения.
– Говори, – деловито ответила Зинаида Петровна.
– Как ты думаешь, что лучше?..
– Лучше, в смысле – лучше? Или лучше, в смысле – хуже? – с ходу поняла Зинаида Петровна.
– В смысле – хуже. Для нашей с тобой карьеры.
Зинаида Петровна беззвучно кивнула.
– Что лучше? – сызнова начал Каллипигов. – Когда еврейка стреляет в Путина? Или когда еврейка спасает Путина от выстрела?
– Хрен редьки не слаще, – зловеще сказала Зинаида Петровна.
– То-то и оно, – мрачно ответил Каллипигов. – Чтоб ей коми-пермячкой оказаться, чувашкой на худой конец… Мало ли в нашей многонациональной стране прекрасных русских национальностей?! Так нет же!
– Значит, я так понимаю, Каллипигов: евреи стреляют в объект, а твоя охрана спит?
Каллипигов тяжело вздохнул.
– В Путина стреляют, – продолжала Зинаида Петровна, – а вместо твоей охраны его своим телом закрывают жидомасоны?!
Каллипигов еще раз вздохнул, подвывая.
– Распустил ты своих людей! – укорила Зинаида Петровна.
– Это я без тебя знаю, Зинаида. Ты – посоветуй. Как быть? Что предпринять?
– Свидетелей много?
– Как собак нерезаных.
– Плохо. Значит, свидетелей не убрать. Всех ведь не перебьешь? – уточнила Зинаида Петровна.
– Не перебьешь, – закачал головой Каллипигов. – Хотя… это мысль… Зинаида, будь на связи! Пока!
Каллипигов вызвал телефонным звонком из соседней машины помощника.
Когда помощник уселся на заднее сиденье, Каллипигов сказал спокойным голосом:
– Ну чего? Сухари сушишь?
– А? – отпрянул помощник. – Чего? Сухари?
– А ты думал, тебя по головке погладят? Звезд на погоны добавят? В объект стреляет Бобби Фишер – кстати, как он оружие пронес? – а мы не в курсе. И черт бы с ним, что с психа возьмешь, так объект своим телом закрывает не охрана – морды – во! – а Либерман безногая.
– И чего теперь делать? – тревожно спросил помощник.
– Подскажу! – сурово сказал Каллипигов. – Каллипигов боевых товарищей не сдает. В двух словах, план такой: психа этого выпускаем и ликвидируем как бы при попытке к бегству. Либерман срочно отыскиваем – в течение ночи все нужно организовать! – и устраняем тоже. А утром делаем на пресс-конференции заявление, что ее убил этот Курочкин. Помнишь, он погрозился убить, за то, что она будущее российских шахмат сговняла? Убил и сам застрелился. Псих, одним словом. И весь этот инцидент совершенно случайно имел место в Кремле. Но к политической жизни страны совершенно не имеет отношения. Тем более к ближневосточному курсу страны.
– Ясно.
– Значит, первым делом объявляем в розыск Либерман. В Склифе, в Бурденко ищи. Куда там еще «скорая» отвезти могла? Наведи у инвалидов справки. Наверняка знают, где она жила. Меня в курсе держи.
Через сорок минут Каллипигову сообщили, что Игорь Викентьевич Курочкин оказал злостное сопротивление сотрудникам Федеральной службы охраны при перемещении его, Курочкина, из спецмашины в спецучреждение, чем создал опасность для жизни прохожих москвичей и гостей столицы, и был уничтожен на поражение.
Каллипигов облегченно вздохнул. Посмотрел на ночное небо. В кармане заиграло «Семь сорок».
