Потом опять смотрю на дверь. Не исключено, что…
— Надо историю болезни у нее достать. Если она не вносит в базу, а на бумаге все.
Усмехаюсь.
Ну что, Машка, ты, конечно, хороший специалист, и врач от Бога… И я тебе даже верю, что все хорошо.
Но привык обладать информацией во всей полноте. И на твою гребанную врачебную этику мне насрать, естественно.
— Дальше. У Ремнева уточни, что там с «Глобалом». Насколько все серьезно. Уверен, у него уже вся информация есть. Пусть перестанет мычать и отчет мне отправит. И свои проебы тоже перечислит. Детально. Лысый где сейчас?
— У него медовый месяц, — басит Вася.
— Сколько месяцев у него медовый месяц длится? Уже одного успели родить, над вторым работают? Вытаскивай из койки его и отправляй в столицу. Я скоро приеду туда и будем решать по ситуации.
А потом я захожу к Ольке.
И смотрю в ее глаза.
И в них питерское небо. То самое, наше, общее.
Она сжимает мою ладонь, я несу какой-то бред, не могу сменить пластинку, не могу перестроиться с ней никак.
Опять строю из себя то зэка — Сухого, то хера — Троскена. Оба — в пролете сейчас. Не собирается она меня слушать. Не собирается подчиняться. Смотрит так, словно пошлет вот-вот. А я… А я пойду. Опять.
Силой я ничего с ней не сделаю никогда. Словами — не получается. Безнадега. Полная.
Она смотрит, так странно. Знакомо-незнакомо.
А потом…
Потом она неожиданно притягивает меня к себе. Я настолько удивлен, что упираюсь ладонью в подушку возле ее головы, не могу взгляда оторвать от глаз, серых, облачных.
— Олег… Поехали домой, — голос тихий, настолько тихий и безжизненный, что у меня сердце останавливается.
Олька… Ты чего?
— Поехали? Я устала здесь быть.
Я выдыхаю, касаюсь ее губ коротко, оглядываюсь на Васю.
И буквально через пять минут мы уже выходим из больницы.
Я держу ее на руках, и не реагирую на просьбы поставить на ноги. Нет уж. Пока ты не опомнилась, я буду носить тебя на руках, Шипучка. Чем дольше, тем лучше.
Кто его знает, а вдруг привыкнешь?
33. Сейчас
Результаты по Шипучке я получаю к вечеру. Читаю, отмечая, что Кот поработал неплохо. Можно даже ему и бабла подкинуть.
Хотя, для хакера его уровня забраться в базу клиники, пусть и навороченной, и, я уверен, с нехилой защитой, уж об этом Игнат заботится, учитывая его клиентов… В целом, это должно быть легким делом. И быстрым. Так что премию ему платить не за что.
Сканы карты из кабинета Машки тоже уже у меня. Сама карта, само собой, осталась на прежнем месте.
Вот только проблема в том, что я нихера не понимаю, что за диагноз. Но тут уж сам как-то, по старинке. С гуглом.
Читаю, перечитываю.
Выдыхаю.
Реально ничего опасного.
Но вот в самом начале, показания на удаление матки… Сука.
Опять накатывает дикая злость на себя, мудака. Наверно, это же у нее осложнения после того, как..
Короче, из-за меня все.
Я убираю документы, выхожу из кабинета, через коридор в спальню, где со вчерашнего дня спит моя Шипучка.
На пару минут застываю, глядя на нее, тихо сопящую под одеялом.
Такая картина нежная. Правильная. Все так, как и должно быть.
Моя женщина, в моем доме, в моей постели… У многих мужиков — это обыденность. У самых везучих, не подозревающих о том, какие они долбанные счастливчики.
Даже мои подчинённые счастливее меня.
Ремнев, давно и счастливо женатый.
Полу-партнер по бизнесу, полу-подчиненный — Паша Носорог, не так давно родивший парня.
Да даже одинокий волк, который, по идее, всю жизнь должен был бобылем бегать, Лысый Миша! И тот нашел себе женщину, готовую его терпеть.
Правда, Ремнев как-то ляпнул, что там не радость ему, а, наоборот, наказание, но это уж их дело, внутреннее…
Последнее время вокруг меня подозрительно много семейных. Это странно, учитывая, что еще пятнадцать лет назад рядом крутились в основном одинокие и шустрые мужики.
Я прикуриваю, щурясь на мокрый Питер с высоты, и вспоминаю то веселое, в кавычках, время.
Я тогда, после жесткого посыла Шипучки, созвонился с Витей Черепом и на следующий день вылетел обратно на Дальний.
Васю оставил в Питере, замораживать вопрос с местной братвой по моей доле и приглядывать за Шипучкой.
Потому что как бы она меня не посылала, оставить её без защиты я не мог.
На Дальнем все закрутилось быстро.
Времена тогда были веселые и жирные.
Леса много, Китай рядом. У Черепа — подвязки с китайскими товарищами.
На границе полно старых лесопилок, полузаброшенных, а то и совсем кинутых прежними хозяевами. А еще на границе, в пределах поселков, очень много шарашилось освободившихся зеков, которым тупо некуда было ехать, никто их нигде не ждал (прям, как меня), и они оседали в этих поселках, пробиваясь охотой, рыбной ловлей и вот такими, полулегальными лесопилками.
Мы выкупили с Черепом напополам одну из них. Нашли ребят, готовых работать. И заимели подвязки с местными властями, чтоб не препятствовали нам.
И дело пошло.
Да еще и очень шустро пошло, потому что в те годы толковых мужиков там было не то чтоб много, люди спивались от безработицы и общего охренительно мерзкого настроя.
Но у нас все было неплохо. А потом и вовсе хорошо. Конечно, работать приходилось, но это Дальний, тут привыкли к тяжелой работе. А мы еще и платили без обмана.
Через какое-то время мы с Черепом выкупили еще пять лесопилок.
И масштабы стали другими.
Я работал, как зверь, мотаясь по всему Дальнему, в поисках нормальных людей, точек сбыта, общаясь, договариваясь, на всех уровнях сразу. Было непросто. Со мной, бывшим уркой, власть имущие особо разговаривать не хотели, так и норовили наебать. Хуже, чем блатные, ей Богу. Тех хоть немного понятия держат. А этих тварей ничего, кроме желудка необъятного.
Приходилось показывать, что я не дам себя в жопу вы**ть. Пару раз приходилось делать это жестко.
Всякое было в те времена.
И наезды бандитские на лесопилки, и проверки властей, что гораздо хуже и затратнее бандитских наездов, и поджоги, и разные херовины с людьми, которые тоже люди и периодически то дрались, то пили, то убивали друг друга, а чаще всего — совмещали все это, и веселье шло на полную.
Но мы с Черепом решали вопросы быстро. И слава о нашем предприятии, как о месте, где дают работать, не разрешают вольничать и хорошо платят, пошла по краю.
В итоге через пять лет мы осознали себя уже очень даже известными на своем уровне людьми с хорошим, прибыльным бизнесом и нехилыми счетами в банках.
И именно в тот момент я понял, что потолок. И дальше либо вниз, либо изо всех сил поддерживать то, что есть.
Друзья из Питера шепнули, что скоро будут усложняться законы по лесозаготовкам и торговле с Китаем, а это значило дополнительные бабки и очень серьезный геморрой.
И вот тогда решение свалить из бизнеса, переключиться, стало логичным и единственно верным.
За спиной легкое шевеление, тихий выдох, я оглядываюсь.
Нет, спит.
Спит моя Шипучка. Моя слабость, единственная в этой жизни.
Она в те пять лет занимала мои мысли нереально. Очень хотелось… Ну, не знаю, показать ей, что я могу. Что я — другой. Что я изменился, и все сделаю, чтоб мы были вместе.
Вася регулярно отчитывался про нее.
Она так и не вышла замуж. И скрипач, кстати, скоро исчез с ее горизонта. И даже моей помощи не понадобилось. У меня вообще сложилось ощущение, что она его турнула чуть ли не в тот же вечер, когда один бешеный отморозок чуть не поимел ее в туалете шалмана. Хорошо, что сдержался, бл*. Потому что туалетный трах — это не то, что можно предлагать такой женщине, как Шипучка.
Все это время она продолжала жить так же, как в период моего кукования в тюряге. Работала, доучилась, получила диплом. Но осталась работать на скорой, причем, впахивала уже не ночь через ночь, как до этого, а сутки через сутки. Отпуска не брала, выходила за других.
