– Сами разбирайтесь, – вяло пробормотала я, – Но, как хочешь, крутись, а пока я не разрешу, Кирилла ко мне не пускай!
– Да он меня в асфальт закатает сейчас, – виновато пробормотал брат, но мне было все равно.
С трудом справившись, стянула обручальное кольцо с безымянного пальца. Украшение никак не хотело покидать свое законное место. Но я решительно швырнула им в брата.
– Передай Пчелкину! – скомандовала я и отвернулась.
– И что здесь происходит? – вкрадчиво полюбопытствовала бабушка, присела рядом и обняла меня.
– Кажется, гормоны, – вздохнул Костик, устроившись напротив нас.
Я лишь покачала головой. Плакать уже не хотелось. Собственно, как и ругаться со вспыльчивыми мужчинами.
– Как он мог подумать такое?! – вздохнула я. – Как? Я ведь так люблю его! И малыша люблю!
Бабушка ласково гладила меня по голове. Костик молча наблюдал за нами. А за дверью, в холле, судя по звукам, происходила знатная потасовка.
– Пойду, прослежу, чтобы не убили друг друга, – вздохнул Костя и вышел из кабинета, оставив нас с бабулей вдвоем.
Глава 40
За последний час моей жизни я буквально возненавидела город. Меня не радовали перспективы на работе, учеба, общение с друзьями. Я устала от моей тщательно оберегаемой независимости. Все, чего мне хотелось – оказаться дома, под крылом заботливых родителей. И я попросила бабушку отвезти меня в деревню, но с одним условием: они с Костей не расскажут моим родителям о моей беременности. Просто не хотела, чтобы отец вмешивался в мои отношения с Кириллом.
На протяжении всего пути от города до родительского дома я молчала, не вникая в суть разговоров Кости и их с бабулей сына Дениски. Бабушка Нона сидела рядом со мной, безмолвно поддерживая меня.
Изредка я смотрела в окно, порой рассматривала дисплей телефона, на котором высвечивались входящие звонки и сообщения от моего Грома. Я пока была не готова разговаривать с ним. Чувствовала себя слабой и бесхребетной. Но и обида на слова любимого мужчины все еще разливалась в душе горьким ядом.
Самым трудным оказалось встретиться с родителями. Возможно, отец уже был в курсе, но промолчал, обнимая меня крепкими руками. И стало вдруг спокойно. Даже дышать стало легче, ощутив поддержку со стороны близких и родных.
Мама проводила меня в комнату, помогла переодеться и уложила в кровать. Я не собиралась плакать. Да и, признаться откровенно, невероятно сильно захотелось оказаться рядом с Киром. С каждой минутой обида таяла, приятные воспоминания вытесняли горькие слова. И я понимала, что в последние дни на Кира слишком много свалилось, вот и вспылил. Да, было горько от того, что любимый мог посчитать, будто я способна на аборт. И я попробовала поставить себя на его место.
– Кирилл звонил, – вздохнула мама.
– Что сказал? – тут же распахнула глаза.
– Сказал, что обидел тебя, – лукаво улыбнулась мама. – Просил отца о встрече с тобой. Что там у вас, Лесенька, стряслось?
Я не могла устоять перед пронзительным и понимающим взглядом мамы. Выложила все, как на духу, не забыла упомянуть об участии Семена в конфликте.
– Обормот, – покачала мама головой.
– Да он хотел как лучше, – вздохнула я, – просто, понимаешь, мне стало так обидно за то, что Кир поверил, будто я побегу на аборт! Я что, стерва какая-то?!
– Ну ладно, не шуми, – успокоила меня мама. – Отдохни с дороги.
Я согласно кивнула, прикрыла глаза и мгновенно провалилась в глубокий сон.
Разбудил меня странный шорох. Распахнув глаза, поняла, что лежу в кромешной темноте, а под моим окном кто-то ходил. А через секунду этот кто-то умудрился вытащить москитную сетку, вскрыть замок и влезть в мою комнату.
Я лежала, украдкой наблюдая за действиями вора, укравшего мое сердце. Был огромный соблазн закричать и позвать на помощь. Я бы даже взглянула на то, как папка метелит Грома. Но, разумеется, ничего не сделала.
Тем временем Кирилл вернул сетку на место, прикрыл окно, провернул ключ в двери, запирая нас в четырех стенах. Все это Гром проделал практически бесшумно. Я пыталась дышать ровно и размеренно, пусть сердце и колотилось загнанной птицей в груди.
Кирилл приблизился к моей кровати. Осторожно присел на корточки рядом. Мне пришлось прикрыть глаза, чтобы не выдать себя. И пока я старательно играла роль спящего трупика, Гром положил какой-то сверток на тумбочку, а потом аккуратно перехватил мою руку и вернул кольцо на место. Следом прижался ртом к моим пальцам и шумно выдохнул.
Я все еще не двигалась, даже дышать старалась через раз. А Кирилл заговорил:
– Я так сильно тебя люблю, Лисенок! Ты даже не представляешь. И я такой дурак, клинический идиот, это факт. Понимаешь, я же боялся верить, что и ты меня любишь. Думал, тянешься ко мне, потому что был первым. И карьера эта твоя. Когда Сема позвонил, я вдруг испугался, что ты действительно выберешь работу, а не нас. Трус я последний, Лесь. Испугался до чертиков. И шанса не дал тебе слова сказать. Уверен, никогда не простишь меня. Но, Леська, я просто сдохну без тебя.
– Действительно, дурак, – вздохнула я.
Кирилл все еще держал мою руку своими огромными ладонями, казалось, будто моя кисть утонула в теплом коконе. Впрочем, как и я сама. Теперь, когда Кирилл находился рядом со мной, все прочее стало несущественным и мелким. Имело значение лишь то, что мой Гром со мной.
– Дурак, Лисенок, полный кретин, – хрипло и совсем невесело усмехнулся Гром. – Называй, как угодно. Главное, не исчезай никуда. Потому что я не смогу без тебя.
Кирилл подался вперед. Я ощутила, как его колючая щека прижалась к моему животу. А судорожное дыхание всколыхнуло широкие плечи.
Нет, долго мучить любимого я бы не смогла. Да и за что наказывать его, если он вот таким своеобразным способом боролся за крошечную жизнь, созданную нами?
– В следующий раз, Гром, не нужно сомневаться во мне, – проворчала я, но руками зарылась в отросшие волосы на затылке.
Я все еще лежала в кровати, Кирилл стоял на коленях на полу. Но, казалось, будто он окружил меня собой, своим ароматом со вкусом ветра, свободы и желания.
– Никогда, Лисенок! – пылко проговорил Гром, все еще не глядя на меня, а прижимаясь лицом к моему животу.
А потом все же поднял голову. Если бы раньше у меня была хоть капля сомнений в чувствах моего мужчины, то сейчас она бы утонула в том огне, что полыхал в мужском взгляде. Остро и ясно я, в который раз, убедилась, что Кирилл Пчелкин любит меня и любит нашего малыша.
– Надеюсь, ты Семена не прихлопнул? – шепнула я. – Он, конечно, охламон, но хотел как лучше.
– Он живучий, – невнятно пробормотал Кир, подтягиваясь выше.
Наши губы почти слились в жадном поцелуе, я уже чувствовала обжигающее дыхание моего мужчины, но внезапно по комнате пронесся оглушающий стук. Кто-то весьма настойчиво тарабанил в дверь.
– Слышь, Пчелкин, открывай! – скомандовал отец довольно грозно.
Но мой парень ни капли не испугался. Лишь жадно припал к моим губам всего на миг, а потом бесстрашно выкрикнул:
– Не могу, бать! Мирюсь с женой!
– Гаденыш мелкий! – донеслось в ответ.
– Женой? – возмутилась я.
Кирилл щелкнул выключателем лампы, установленной на прикроватной тумбе. Подхватил объемный белоснежный конверт и передал его мне.
В свете ночника я рассмотрела, что кольцо на моем пальце оказалось совсем не тем, которым я зашвырнула в Семена. Это украшение было шире, без камней, но с красивым рисунком по ободку. И даже на первый взгляд становилось понятно: это кольцо символ не помолвки, а брака.
Из конверта высыпались документы. Под руку попалось свидетельство о заключении брака, новый паспорт на имя Алексии Пчелкиной и, разумеется, паспорт Кирилла, в котором стояла отметка о заключении брака с гражданкой А. А. Завериной.
С минуту я смотрела на все богатства передо мной. А потом взглянула на Кира, прищурившись.
– Теперь, Кирюша, лучше беги! – посоветовала я с угрозой. – Ты лишил меня свадьбы! Я тебя сейчас задушу!
