Я беру свою расческу для волос с туалетного столика рядом со мной и указываю на свое отражение.
— Ты не ребенок, Венди. Ты дрянная девчонка, — хихикнув над этой фразой, я провожу расческой по волосам, мысленно повторяя утверждение.
— Я согласен, ты точно не ребенок.
Мой желудок подпрыгивает в горле, расческа падает на пол, когда я встречаюсь с ледяным голубым взглядом в зеркале. Мой рот открывается на резком вдохе, шок от того, что я вижу его в своей комнате, замораживает меня на месте. Он быстро двигается, его тело прижимается к моему, пока я не оказываюсь прижатой к стеклу, нож сверкает, когда он прижимает его к моему лицу, его ладонь в перчатке бьет по моим губам и заглушает мой крик, прежде чем он успевает вырваться.
— Сейчас, сейчас, Венди, дорогая, — повторяет он. — Не смей дергаться.
Мое сердце бьется в груди, смятение кружится вокруг меня, как паутина. Я бы хотела думать, что это какая-то большая, тщательно продуманная шутка, но от давления его руки у меня по позвоночнику ползет ужас. Я смотрю на него в зеркало: пряди темных волос падают ему на лоб, черный плащ и кожаные перчатки делают его похожим на ангела смерти. Его клинок поблескивает в отражении зеркала, металл холоден, когда его крючковатый край вдавливается в мою кожу.
Я на крючке.
Мой желудок переворачивается и скручивается, когда я понимаю, откуда взялось его прозвище.
Его свободная рука обвивает мои волосы, откидывая мою голову в сторону, его нос скользит по бледному участку моей шеи.
— Знаешь ли ты, что у страха есть запах?
Мои ноздри раздуваются, когда я пытаюсь вдохнуть, ужас пульсирует в такт учащенному сердцебиению. В том месте, где он тянет за мои корни, чувствуется жжение, и я сосредотачиваюсь на боли, чтобы заземлиться.
— Нет, я не думаю, что ты могла бы, — его рот опускается. — Это все связано с феромонами, на самом деле. Запах страха вызывает реакцию в миндалевидном теле и гипоталамусе. Это своего рода предупреждение, которое люди уже давно перестали распознавать.
Он наклоняется назад, глубоко вдыхая, кончики его волос щекочут мою кожу.
Я стараюсь не отводить взгляд, мое тело дрожит от адреналина, бьющего по венам, мой разум мечется, пытаясь придумать выход из этой ситуации.
Он собирается убить меня?
Мои внутренности напрягаются, глаза горят от осознания того, что все, что я думала, что знаю о нем, было ложью. Паника захватывает мои легкие, руки дрожат, прижимаясь к зеркалу.
— Твой страх пахнет сладко, — шепчет он.
Его ладонь проходит по передней части моего тела, проскальзывает под платье и опускается между ног. Ткань его перчатки грубо прижимается к моей чувствительной коже, и ужас струится по моим венам, как яд, замораживая кровь и останавливая сердце.
— Скажи мне, дорогая… — гремит его голос в груди, вибрируя по спине и заставляя мои волосы встать дыбом. — Ты всегда планировала обмануть меня?
Мой живот напрягается, слезы скользят по моим щекам и стекают по тыльной стороне его руки, тая в коже, прежде чем капнуть на пол. Я качаю головой, мои волосы прилипли к его пальто. Я борюсь за дыхание, желая, чтобы он отпустил мой рот, чтобы я могла спросить его, о чем, черт возьми, он говорит.
— Кажется, я тебе не верю, — его ладонь надавливает на мой центр, и мой предательский клитор набухает под его рукой. — В конце концов, ты всегда была такой хорошей девочкой. Такой невероятно умелой в следовании указаниям.
Он опускает легкий поцелуй на мое горло, а затем упирается подбородком в стык между моей шеей и плечом, улыбаясь нашему отражению.
— Такая красивая, — говорит он, проводя плоским краем ножа по моей щеке, пока кончик не упирается в кончик моих губ. Это странно чувственно, и у меня сбивается дыхание, когда я пытаюсь сохранить фасад спокойствия на фоне двойственности его действий и его нежных прикосновений.
Кто этот мужчина?
— Какой позор, — он вздыхает, убирая нож от моего лица, его глаза фиксируются на моих в зеркале. — Тебе будет больно только секунду.
Мои брови хмурятся, грудь сжимается, когда я вижу, что он достает из кармана шприц. Мое тело переходит в режим борьбы или бегства, мое сердце бьется о грудину, когда мои руки тянутся вверх, чтобы схватить его за руки, а затем…
Ничего.
26. ВЕНДИ
Меня будят удары в голове. Мои ресницы трепещут, острая боль пронзает глаза. Я пытаюсь надавить ладонью на больное место, но мои движения скованны, что-то лязгает, когда я двигаюсь.
Я снова тяну, и мое тело дергается вперед, а затем падает назад на что-то твердое. Мой мозг заторможен, как будто я выезжаю из бури и попадаю в густой туман, но когда я начинаю приходить в себя, я понимаю, что я точно не лежу. И мои руки затекли.
Мысль о том, чтобы открыть глаза полностью, заставляет мой желудок вздрогнуть, но все же я раздвигаю веки по очереди, мое лицо напрягается в ожидании света.
Когда мой взгляд фокусируется, я понимаю, что вокруг темно.
Очень темно.
Осознание возвращается, и мое сердце набирает скорость, ударяясь о ребра.
Я прищуриваю глаза, пытаясь сориентироваться, но мне трудно сосредоточиться. Трудно думать.
Глотая, я морщусь от царапанья в горле и отдираю сухой язык от неба. Я снова пытаюсь пошевелить руками, но они не продвигаются далеко, в моих ушах и от стен раздается тот же звон, что и раньше. Посмотрев вниз, я едва могу различить толстые металлические кандалы, зажатые на моих запястьях. Мой желудок скручивается, по венам разливается паника. Я раздвигаю пальцы, чувствуя под собой что-то холодное и твердое.
Хорошо, Венди. Все в порядке.
Мое сердце стучит в ритме стаккато, я быстро моргаю, пытаясь настроить зрение, чтобы увидеть в темноте. Но это бесполезно. Ледяные нити страха ползут по позвоночнику, обвиваясь вокруг моего тела, как лианы, и сжимаются все сильнее с каждым вдохом. Я снова дергаю руки к цепям, на этот раз сильнее, отчего резкая боль пронзает руку и жжение пронзает запястья. Закрыв глаза, я ударяюсь головой о холодную стену, пытаясь выровнять дыхание.
Паника не поможет.
Что случилось?
Мой день рождения.
Потом Джеймс.
Крюк.
Воспоминания нахлынули, как толпа, преодолевая ментальный барьер моей сонливости и раскалывая мою грудь на две части.
С противоположной стороны комнаты раздается щелчок, и я поворачиваю голову в сторону шума, мои глаза зажмуриваются, когда дверь открывается и из коридора льется свет.
— Хорошо. Ты проснулась.
Мое тело дрожит, когда я смотрю, как Кёрли заходит в комнату. Он закрывает дверь, оставляя ее приоткрытой, чтобы свет проникал внутрь.
— Чт… — я вздрагиваю, царапина в горле мешает говорить.
Его шаги слышны на полу, когда он приближается, и я пытаюсь свернуться калачиком, чтобы спрятаться от этого человека как можно дальше, хотя идти мне некуда.
Кёрли останавливается передо мной, правая сторона его губ вытягивается вверх.
— Приветик, солнышко.
Я смотрю на него долгие секунды, отвращение пробирается сквозь мои внутренности и перекатывается в моем нутре. Он всегда был таким милым. Я действительно думала, что мы могли бы стать друзьями, но вот он смотрит на меня, прикованную к стене, и ухмыляется.
— Пошёл, — мой голос срывается, но я сглатываю и продолжаю. — Нахуй.
Он приседает передо мной, в его руках пластиковая тарелка.
— Это не очень вежливо. Это же не я тебя сюда привел.
Гнев кипит глубоко в моем нутре.
— Я принес тебе поесть, — он протягивает руку и берет кусок чего-то похожего на хлеб. — Открой.
Я поджимаю губы и поворачиваю голову.
Он вздыхает.
— Не надо усложнять ситуацию.
Что-то внутри меня щелкает, и мои глаза сужаются, а лицо поворачивается к нему. Небольшое количество слюны скапливается у меня во рту, когда я вдыхаю запах хлеба, который держит передо мной. Я собираю ее на кончик языка и плюю ему в лицо.